такое решение, когда вы намереваетесь его исполнить и главное — зачем.
— Зачем, ты сам знаешь, — ответил Кресил. — Александр больше не наш царь: он царь варваров и окружил себя варварами. А мы? Мы, завоевавшие ему державу, вынуждены унижаться у дверей приемных, если нужно поговорить с ним.
— И мало того, — вмешался Симмий, — он строит свои дурацкие планы — завоевать весь мир. Какой мир? кто-нибудь из нас знает, где кончается мир? А если он вообще нигде не кончается? Нам придется вечно вот так же пересекать пустыни, горы и безлюдные равнины, только ради того, чтобы завоевать какую- нибудь жалкую деревню вроде этой Артакоаны?
— И это еще не все, — добавил Гектор из Фермы. — Теперь он основывает колонии. Но где? Не на побережье, не в подходящих, приятных для жительства местах, как первую Александрию, — он создает города в пустынных краях, среди варварского населения, на огромном расстоянии от моря. Он вынуждает тысячи несчастных пустить корни в ненавистных местах, сочетаться браком с женщинами-варварками, чтобы породить поколение несчастных ублюдков.
— Все греки в колониях сочетаются с женщинами-варварками, — заметил Филот. — Это еще не причина убивать его.
— Не лицемерь, — ответил Симмий. — Ты единственный из его друзей, кто всегда соглашался с нами в том, что дальше так продолжаться не может. Ты единственный понимал страдания наших солдат, их страх, их желание вернуться на родину, а теперь вдруг разыгрываешь перед нами удивление, как будто узнал что- то новое.
— Неправда! — возразил Филот. — Согласие среди нас было совсем в другом. Я соглашался на военный переворот в нужный момент, чтобы заставить его отказаться от своих намерений.
— При необходимости — силой, — договорил Аристарх.
— Но без кровопролития, — еще решительнее ответил Филот. — Если вы действительно приведете свой план в исполнение, войско останется без руководства в самом сердце чужой страны, а трон — без царя.
— Это не так, — вмешался Агесандр. — У нас есть царь.
— Аминта Четвертый, — сказал Симмий. — Законный сын законного царя Аминты Третьего.
Филот покачал головой:
— Невозможно. Аминта предан Александру.
— Это ты так говоришь, — возразил Симмий. — Подожди, когда он наденет македонскую корону.
Филот опустился на стул, и какое-то время хранил молчание. А Симмий продолжил:
— Ты командующий конницей гетайров, и новый царь должен быть уверен в тебе. Нам нужно знать, что ты думаешь.
Филот вздохнул.
— Послушайте, я думаю — нет, убежден! — что нет никакой необходимости пятнать руки кровью Александра, которому все мы многим обязаны.
— Это ты многим ему обязан, — перебил его Аристарх. — А когда он будет мертв, ничто не помешает нам оказать ему высокие почести, воздвигнуть статуи и памятники, высечь его имя по всему миру — так это делается. А Аминта будет обязан нам троном и во всем будет слушаться нас.
Филот продолжил, будто Аристарх ничего не говорил:
— Я не хочу его убивать. Я не хочу, чтобы его убили вы. Я сам скажу вам, что делать и когда.
Он говорил с такой убежденностью, что никто не посмел прекословить. А Филот снова закрыл лицо капюшоном и вышел.
Подождав, пока затихнут его шаги, Симмий обратился к товарищам:
— Кто ему разболтал?
Все покачали головами.
— Филот узнал о нашем решении, стало быть, кто-то ему сказал.
— Я не говорил, клянусь, — заверил его Кресил.
— И мы тоже, — эхом откликнулись остальные.
— Теперь мы рискуем головой, — молвил Симмий. — Помните: не должно было просочиться ни единого слова, ни любимым, ни друзьям, ни братьям. А раз Филот узнал об этом, значит, знает и кто-то еще.
— Верно, — согласился Аристарх. — Что думаешь делать?
— Мы должны действовать немедленно.
— Ты хочешь сказать, что нужно убить царя прямо сейчас?
— Как можно скорее. Если то, что узнал Филот, дойдет до ушей Александра, мы пропали. Вы когда- нибудь видели македонский суд над государственными изменниками? Я видел. И казнь тоже. Войско разрывает осужденного на части. Постепенно.
— Так значит, когда? — спросил Гектор из Фермы.
— Завтра, — ответил Симмий, — пока Филот не разузнал прочие подробности. А когда Александр будет мертв, Филот уже не сможет отступить и разделит с нами ответственность. Что касается Пердикки, Птолемея, Селевка и прочих, тут будем действовать по ситуации. Почти все они люди рассудительные. А сейчас слушайте меня внимательно, потому что малейшая ошибка может нас выдать и привести к страшному концу. — Он обнажил меч и стал чертить знаки на утоптанной земле. — Завтра царь открывает новый театр, он хочет, чтобы Статира посмотрела на выступление Фессала в «Молящих». Он выйдет из дворца Сатибарзана и пойдет по этой дороге мимо лавок торговцев пряностями. Добравшись досюда, он свернет на улицу, ведущую к театру, и пройдет между двух рядов педзетеров фаланги, оказывающих ему почести и отделяющих от толпы. Это и будет наш момент.
Симмий воткнул меч в землю и по очереди посмотрел в глаза каждому из заговорщиков.
ГЛАВА 37
Кибелину вместе с его другом Агирием удалось протолкаться в первый ряд, и он с тревогой сбоку смотрел на царя, который шагал в окружении своих друзей и командиров боевых частей. Среди них шел и царевич Аминта.
— Я не вижу Филота, — сказал мальчик, так и не отыскав его среди свиты Александра.
— Думаешь, он его предупредил? — спросил Агирий.
— Наверняка, — ответил Кибелин. — Он выслушал меня очень внимательно и сказал, чтобы я не беспокоился. Все будет хорошо.
— Но когда, по-твоему, они хотят устроить покушение?
— Не знаю. Когда я подслушивал, на улице было шумно и мне не удалось расслышать хорошенько, но, кажется, они собирались привести свой план в исполнение еще до того, как войско выступит в Бактрию.
— Смотри, — заметил Агирий, указывая на голову свиты. — Вон царь с царевной Статирой, а вон его товарищи. Но там я тоже не вижу Филота.
— Возможно, он сегодня на задании: я слышал, что другой сатрап, Барзаент, бродит у подножия гор с вооруженными бандами саков и гедросцев. Возможно, Филоту приказано заняться им.
— Возможно…
Теперь царь приблизился, и Кибелин вдруг ощутил прилив странного возбуждения. Без всякой причины его охватила дрожь.
— Что с тобой? — спросил Агирий. — Ты сам не свой.
Как раз в это мгновение его юному другу вдруг вспомнилось слово, услышанное им от одного из военачальников. Тогда оно показалось бессмысленным, а теперь вдруг прозвучало в уме, исполнившись страшного смысла: «Кшаярса гадир» — «Ворота Ксеркса». Так вот же они! У него за спиной, наверху башенки над порталом откуда-то появились три лучника… Они прицелились. Мальчик отчаянно бросился вперед, протолкался через шеренгу педзетеров и закричал:
— Покушение на царя! Покушение на царя! Спасайте его!
В то же мгновение вылетели стрелы, но Птолемей и Леоннат уже подняли щиты и железной броней прикрыли незащищенную грудь монарха. Пердикка проорал во всю силу своих могучих легких:
— Схватить этих людей! — и послал на Ворота Ксеркса отряд штурмовиков.
Эти слова эхом отдались в уме Александра, оживив воспоминание и разбудив затихший кошмар — образ царя Филиппа, падающего в багровую лужу с кельтским кинжалом в боку. Рядом он услышал голос Статиры,
