– Товарищ командир!.. Да я… – Бурмакову как пружиной подбросило. Со слезами на глазах она вырвала тряпку из моих рук…
Вот выписка из оперативной сводки дивизии за 2 мая 1944 года. В этот день наши войска снова предприняли наступление. На этот раз бои развернулись западнее Ясс в направлении на Тыргу-Фрумос:
«Четверка наших истребителей под командованием Архипенко прикрывала наземные войска в районе Кыржон.Хэрмэнештий, Бэйчений. Они были наведены на группу из шестидесяти „Ю-87“ и двенадцати „ХШ- 123“ под прикрытием тридцати „Ме-109“ и „ФВ-190“.
В ярких лучах весеннего солнца под крылом промелькнула серебряная извилистая полоска реки Прут: вот и государственная граница осталась позади. Я летал здесь, был над территорией Румынии, три сбитых мной «Фоккера» валяются грудами обгоревшего металла где-то севернее Ясс. Но первый из тех полетов был после длительного перерыва, в составе несле-танной группы, над незнакомой местностью. Некогда было думать о чем-либо, не относящемся непосредственно к полету. Потом установилась сумрачная погода, и как-то незаметно проходила внизу эта узенькая полоска реки, по которой тянулась государственная граница. Сейчас речка отчетливо вырисовывалась на большом протяжении, и меня впервые по-настоящему охватило чувство гордости за свой 2-й Украинский фронт, который первым перенес боевые действия за рубежи родной страны. Однако в воздухе нужно думать только о полете, о задании. Об этом напомнил разговор ведущего группы с пунктом наведения.
– Гусев, Гусев, я Архипенко. Иду к вам на работу. – Позывной генерала Утина на этот раз был «Гусев».
– Архипенко, я Гусев. Вас понял. Идите в заданный район. С юга туда подходит большая группа бомбардировщиков.
Знакомый холодок предчувствия боя появился в груди в области сердца. Я крепче сжал ручку управления и сектор газа и стал внимательнее осматриваться по сторонам: можно было ожидать встречи с истребителями противника, посланными для расчистки воздуха.
– Вас понял! – ответил Утину Архипенко и тут же, обращаясь к ведомым, скомандовал: – Внимание, увеличиваем скорость!
Постепенно увеличивая скорость, истребители шли на юг. Линия фронта здесь тянулась почти строго с востока на запад, начинаясь у Прута севернее Ясс и упираясь в предгорья Карпат за городом Пашкани.
Впереди, несколько ниже высоты полета, показались облака.
– Архипенко, я Гусев. Бомбардировщики идут под облаками.
– Вас понял! Снижаемся.
Истребители нырнули под облака.
Фашистов увидели все одновременно – такую группу мудрено было не заметить. И сразу же чувство нервного напряжения, появившееся у меня при подходе к линии фронта, бесследно исчезло. Оно уступило место спокойному азарту боя. Да, спокойному азарту. Здесь переплетались воедино и настоящий азарт, и спокойный холодный расчет предстоящих действий.
Впереди шли шестьдесят «лаптежников», а за ними еще двенадцать «ХШ-123». Эти почти ничем не отличались от «ХШ-126», и их также называли «костылями». И «Юнкерсы» и «костыли» всегда бомбили только с пикирования: у них не было прицелов для бомбометания с горизонтального полета. И те и другие почти беззащитны перед атаками истребителей. «Ну, сейчас мы им дадим!» Было похоже, что на этот раз бомбардировщики пришли одни: истребителей возле них не было.
Архипенко качнул самолет с крыла на крыло, подавая сигнал «внимание», и тут же передал:
– Атакуем «Юнкерсов» и с ходу «Хейншелей»!
Положение для атаки было не совсем удобное, но решение – единственно правильное. Прямо перед нашими истребителями пересекающимся курсом шли «Ю-87», за ними в правом пеленге – «костыли». Они как раз сами должны будут подойти под огонь истребителей, когда те пронесутся сквозь строй «лаптежников».
«Ястребки» мчались на бомбардировщиков сбоку и немного спереди – под ракурсом три четверти. Их могли видеть все экипажи «Юнкерсов», но стрелки противодействовать атаке не могли. Да и гитлеровские летчики не могли, не нарушая строя, использовать пушки и пулеметы, направленные вперед.
Правда, обычно истребители атаковали «лаптежников» сзади. Тогда их встречал плотный огонь стрелков. Однако стоило на большой скорости проскочить эту огненную завесу и врезаться в самую середину строя бомбардировщиков, как «ястребки» оказывались в относительной безопасности. Как это ни странно звучит, но сами фашисты защищали их. Кругом гитлеровцы. И ни стрелки, ни летчики с «Юнкерсов» стрелять не могут: боятся поразить своих. В то же время они смертельно боятся огня советских истребителей, шарахаются от них, создавая угрозу столкновения между собой, бросают бомбы куда попало, и строй рассыпается. А «ястребки», наоборот, в такой куче чувствуют себя свободно. Открывай огонь – и обязательно попадешь, на пути трассы окажется бомбовоз. Только когда строй бомбардировщиков рассыпался, истребители сразу оказывались открытыми, их со всех сторон начинали поливать свинцом и огнем. Но до этого они, как правило, успевали сбить нескольких фашистов, на остальных гитлеровцев все еще действовал страх перед «чумовыми» летчиками, и огонь их бывал не особенно прицельным.
Такой же способ применяли летчики и в боях с большими группами фашистских истребителей – лезли в самую кучу, где гитлеровцы мешали друг другу, не могли полностью использовать свое численное превосходство.
Однако сейчас выбора не было. «Юнкерсы» подходили к линии фронта, и нужно было наносить удар немедленно. И такой атакой – спереди сбоку – можно было сразу, даже не сбив ни одного самолета, нарушить боевые порядки обеих групп и не дать им отбомбиться с пикирования. Ведь чувство собственной беспомощности особенно сильно должно было действовать на фашистов, подрывать их боевой дух. А не дать им отбомбиться прицельно нужно было во что бы то ни стало. И так наши танки горели на поле боя (еще на подходе летчики издали увидели громадные, яркие даже в свете майского дня, костры с густым жирным дымом горящей солярки). Видно, крепко поработала фашистская противотанковая артиллерия…
Архипенко вел группу на головную часть колонны фашистских бомбардировщиков. Молниеносно сокращалось расстояние. Сначала в прицелах проектировалась сплошная масса, затем она распалась на отдельные самолеты, стало возможным различить отдельные детали – торчащие «лапти», изломанные очертания плоскостей, рубленые формы застекленных кабин летчиков и стрелков, хвостового оперения…
