Карис усмехнулся.
— Ах, дочь моя, ты еще не знаешь всего. Думаешь только о том, как стать королевой. Но мы ведь даже не знаем этого человека настолько, насколько бы следовало. Может быть, он заставит тебя плодиться, словно сука, приносить одного щенка за другим. Мужчины в Лиирии могут быть грубыми.
— Он добрый. Ты сам сказал мне это. Ты говорил, только добрый человек может предложить мир.
— Верно, — Карис припомнил собственные слова. — Но сказки все равно не жди. Тебе ведь это известно, не так ли?
— Отец, в чем дело? — засмеялась Кассандра. — Ты уже не хочешь, чтобы я выходила за него?
Лицо Кариса стало жестким.
— Я хочу, чтобы ты уверилась в своем решении, ведь это твое решение, не мое. У меня нет более драгоценного дара для этого короля, чем ты, Кассандра, но ты не рабыня. Скажешь сейчас «нет», и никому не причинишь вреда. Найду другой способ скрепить мир.
В какой-то момент Кассандра чуть не сказала отцу всю правду. Едва не призналась о своем горячем желании оставить родной город и страну, чтобы стать, наконец, хозяйкой самой себе, а не одной из Карисовых дочек. Но все же решила не говорить об этом отцу, дабы не разбивать его сердце.
— Ты сказал, что Акила — особенный, и любая женщина будет счастлива стать его королевой, — вместо этого напомнила девушка. — Я верю в правдивость твоих слов, отец.
Карис с улыбкой наблюдал за ней.
— Твоя речь звучит так, словно ты выступаешь с защитой в суде. Не стоит идти на замужество, чтобы только поддержать меня.
— Отец, я риикийка, — отвечала Кассандра. — Если Акила захочет, я выйду за него замуж, потому что люблю и тебя, и нашу страну.
Это было не совсем ложью, а при ее словах лицо отца засияло. Карис пожал руку дочери.
— Ты тоже для меня особенная. И всегда таковой останешься. И всегда будешь моей дочерью, даже когда станешь королевой. — Король поднялся на ноги, поправляя замявшийся край туники. — Пока отдыхай. Вечером, когда начнется пир, я пошлю за тобой. Будешь танцевать для короля Акилы, и он влюбится в тебя.
Кассандра улыбнулась. С тех пор, как она расцвела и созрела, все мужчины влюблялись в нее с первого взгляда. Это давало ей власть над ними, а вкус власти, как известно, сладок.
Когда отец окинул ее опочивальню, Кассандра встала с кровати и подошла к окну. Она снова увидела небольшое войско Акилы, стоящее у ворот города.
Риикийская столица возвышалась перед ними. Лукьен никогда прежде не был у границ самого города и сейчас, вместе с Акилой приближаясь к высоким стальным воротам, он восхищался простой, природной архитектурой и изяществом построек врага. Хес ничем не напоминал Кот, столицу Лиирии. Он был меньше, и высоких башен насчитывалось в нем меньше, поэтому свет просто падал на бело-коричневые кирпичи, отчего они слегка поблескивали. По мере того, как садилось солнце, город оживал, озаренный заревом свечей, вспыхнувших в круглых окнах. Лукьен притормозил свою колонну у ворот. За ними выстроились солдаты, стоящие навытяжку мечами в ножнах. За ними толпилась целая процессия горожан Риика. Они заполонили улицы и благоговейно рассматривали вновь прибывших. Лукьен слышал и музыку — бравурный марш, из тех, которые предпочитают риикиане. Он ощутил неприятный холодок в желудке. Несмотря на очевидное гостеприимство со стороны хесцев, Бронзовый Рыцарь внутренне сжался. За пять лет, с тех пор, как стал полноправным королевским гвардейцем, он десятки раз сражался с этими людьми.
— Видишь? Они приветствуют нас, — заметил Акила. — Я же говорил тебе, что так и будет.
Король затрусил быстрее по направлению к городу. Лукьен пришпорил лошадь, чтобы не отставать.
— Помедленнее, Акила, — предостерег он короля. Его гнедой конь пошел рысью по соседству с королевским. — Разреши мне идти первым.
Акила сдался, умерив свой пыл. Он перевел лошадь на шаг. Колонна сзади него остановилась. Лукьен помахал едущим впереди лейтенантам, и Трагер с Бреком отделились от общей массы.
— Поедем впереди. Король за нами, — сообщил он им.
Брек кивнул своей огненной головой. В лице Трагера ничто не дрогнуло. Они заняли места по обе стороны от Лукьена, готовые возглавить процессию. Оглядев ряды хесцев, Лукьен заметил группу пышно одетых вельмож, стоящих у самых ворот. Советники Кариса были облачены в красные и золотые туники; их бородатые лица сияли подозрительными улыбками. Один из них, выше прочих и более царственного вида, стоял на шаг впереди товарищей. Его плечи украшала черная мантия, на поясе висел меч. Улыбка на его лице слегка исказилась, когда он увидел перед собой Лукьена, а чуть погодя остальные заразились тем же настроением. Солдаты на посту вдоль дорог надвинули поглубже шлемы; в толпе послышался ропот.
Ибо пришел Бронзовый Рыцарь.
Лукьен расправил плечи. Он был герольдом Акилы, а это значит, что страх ему понадобится меньше всего. Закованная в доспехи лошадь презрительно фыркнула, и Лукьен миновал городские ворота, двигаясь в гущу неприятеля. Повсюду гремела музыка: выстроившиеся на улицах музыканты играли на гитарах и дули в трубы. Город приветствовал их красными флагами Риика, вывешенными на окнах домов и развевающимися в руках детворы. Но, к удивлению Лукьена, присутствовал также и флаг Лиирии: его держал риикийский почетный страж, облаченный в алую тунику и белые перчатки. Когда Лукьен подъехал к группе знати, четверка глубоко поклонилась, прижав руки к сердцу, и опустив очи долу. И не поднимали глаз, пока тень Лукьена не упала на ближайшие камни.
— Я — Лукьен Лиирийский, — объявил он. — Герольд короля Акилы и капитан его королевских гвардейцев.
Четверо дворян подняли глаза на Лукьена. Самый высокий загадочно улыбнулся:
— Добро пожаловать, — он широко простер руки, глядя за спину рыцаря, где, чуть поодаль, стоял король, Акила. — Я — герцог Линук Глэйнский. От лица короля Кариса и всего Риика, я приглашаю вас в город.
— Спасибо, — ответил Лукьен. Он помнил имя Линука и был уверен, что они встречались в бою. Будучи герцогом Глэйнским, тот правил крупнейшей территорией Риика и был одним из ближайших советников Кариса. Акила ожидал, что герцог прибудет на встречу, однако Лукьен почувствовал себя сбитым с толку. Он поспешно развернул коня, чтобы пропустить вперед своего короля. Трагер и Брек расступились, и Акила проехал между ними. Четверо дворян снова поклонились, приветствуя молодого правителя.
— Милорд Акила, это огромная честь для нас, — начал Линук с благоговейными нотками в голосе. — Мы приветствуем вас в Хесе, и заявляем, что все, что есть в нашем городе, — к вашим услугам.
Акила царственным взором обвел их со спины своего коня, а затем выражение его лица потеплело и ожило, в глазах заискрился смех.
— Герцог Линук, это честь, скорее, для меня. Поднимитесь, пожалуйста.
Герцог подчинился, и Акила окинул взором солдат и горожан, собравшихся, дабы поприветствовать его. Если не считать громкой музыки, толпа стояла необычно притихшая. Даже дети, высовывающиеся из окон домов, хранили молчание. Акила прочистил горло, поднял руку в привычном жесте приветствия.
— Спасибо всем за теплый прием. Я очень рад прибыть сюда и встретиться с вами. Наступил великий день, великий момент для наших народов.
При этих словах толпа зашумела. Люди аплодировали, дети кричали, музыканты играли громче, чтобы перекрыть гомон. Герцог Линук и его товарищи радостно смотрели на Акилу, чувствуя облегчение. Лукиен вдруг успокоился. Если это и ловушка, то выглядит она весьма непривычно. Он обернулся, встретившись глазами со своим другом Бреком, который подмигнул ему, затем — с Трагером: тот просто не верил в происходящее. Заместитель главнокомандующего королевских гвардейцев повернулся к своим людям, приглашая их войти в город. Вереница лошадей медленно затрусила вперед; они везли деревянную повозку, крытую просмоленной парусиной. Рядом ехали четверо гвардейцев. Когда повозка проехала, Акила указал на нее.
— Мы привезли дары для вашего короля, герцог Линук, — сказал он. — Можно ли нам самим вручить их?
Герцог кивнул.
