поклонился, явно пытаясь подражать Келаре.
— Как тебя зовут, моряк? — спросил граф.
— Боцман Даре, сэр, — нервно ответил молодой человек.
— Боцман Даре с «Устрашающего», правильно?
— Да, сэр.
— Тогда как ты здесь оказался?
Боцман поморщился и посмотрел на Келару, словно прося помощи. Келара сделал шаг вперед. Его лицо стало очень серьезным.
— Мы спасли его, граф Бьяджио. К сожалению, я вынужден сказать, что «Устрашающий» погиб. В живых остался один Даре.
— Погиб? — переспросил Бьяджио. — Как это?
— Нас протаранила лисская шхуна, — вступил в разговор молодой моряк. — Она вышла из темноты и ударила нас в борт. Мы даже не заметили ее приближения.
Капитан Н'Дек и остальные члены команды погибли вместе с кораблем. — Он виновато потупился. — Выжил только я. Бьяджио почувствовал, как внутри у него все сжалось. Больше никто не выжил! Ни Симон. Ни ребенок Вэнтрана. Он мучительно застонал.
— Я чего-то не понимаю, — сказал он. — «Устрашающего» протаранила лисская шхуна. А потом было что? — Граф пожал плечами. — Ты поплыл к Лиссу?
— Нет, сэр.
— Тогда как же тебя нашел «Быстрый»? — наступал Бьяджио, стремительно теряя терпение. — Где, черт возьми, находился «Устрашающий»?
— Э… Граф Бьяджио, наверное, лучше мне пояснить, — сказал Келара.
— Да, капитан, будьте так любезны.
— Граф, «Устрашающий» шел к Кроуту, как и было задумано. А затонул он в лисских водах. Он взял туда курс… по приказу Симона Даркиса.
— Что? — прошипел Бьяджио. Его взгляд метался между Келарой и Дарсом. — Что ты сказал? Объясни мне!
— Это правда, — снова вступил в разговор Даре. — Симон Даркис находился на борту. С ним была дочь Шакала. Он приказал нам плыть в Лисе.
— Даркис держал капитана Н'Дека у себя в каюте в качестве заложника, — добавил Келара. — Он повернул «Устрашающего» к Лиссу властью Рошанна. Вашей властью, граф Бьяджио. По словам Дарса, Ричиус Вэнтран тоже находился на Лиссе. Даркис остался с ним.
— Даркис сказал, что все это часть вашего плана, — сказал Даре. — Нам это было непонятно, но когда нас отпустили, нам стало все равно. Только они нас вовсе не отпустили. Мы думали, что свободны, но тут приплыл «Принц».
— Принц? — переспросил Бьяджио.
— «Принц Лисса», — пояснил Келара. — Флагман Прак-ны. На самом деле «Устрашающего» не отпустили. Когда наши решили, что благополучно смогли уплыть, «Принц» вернулся под покровом ночи. И потопил их. — Капитан печально покачал головой. — Я все это видел, но был слишком далеко и ничего не мог сделать. И на «Быстром» нет орудий. Я смог только спасти беднягу Дарса.
Бьяджио слушал — и ужасался. Его не огорчило, что «Устрашающий» пошел ко дну, что погибла вся его команда. На чем сосредоточились его мысли — и что воплем взывало к нему, — это было известие о том, что Симон находится на Лиссе. Это было невероятно, и в то же время в его мозгу беспрестанно повторялось слово, которое лучше всего характеризовало случившееся.
Предательство.
— Не может быть! — ахнул он. — Зачем Симону понадобилось плыть на Лисе? Я не отдавал такого приказа!
— Клянусь, это правда! — повторил боцман Даре. — Все, до единого слова. Даркис захватил командование судном и заставил нас плыть к Лиссу. И там мы его оставили. — Молодой человек презрительно улыбнулся. — Этого вшивого пса! Он предал нас — и по вашему приказу, сэр! Он это сделал, и я буду утверждать это до самой могилы!
— Мне очень жаль, граф Бьяджио, — добавил Келара, — но это правда. Мы подобрали Дарса и сразу же поплыли к Кроуту. Я думал, что вы захотите как можно быстрее услышать эту новость.
Бьяджио молчал. Келара вопросительно посмотрел на него:
— Милорд?
— Да, да, — прошептал Бьяджио. — Конечно, ты сделал все как надо, капитан.
Келара с Дарсом недоуменно переглянулись. Бьяджио едва их видел. Он был словно в тумане. Он был раздавлен их известием — в эту минуту не смог бы даже встать с кресла. Симон его предал. Эта мысль была мучительной. О гибели Симона думать было больно, о предательстве — невыносимо.
— Спасибо, капитан Келара, — проговорил он наконец. — Однако вам следует вернуться и продолжить патрулирование.
— Да, милорд, мы так и сделаем, как только приготовимся. Мы возьмем кое-какие припасы и отправимся обратно. Я подумал, что мы могли бы отдохнуть один день или взять свежих людей с других кораблей.
— Как хочешь, — рассеянно ответил Бьяджио. Боцман Даре шагнул вперед.
— Сэр, — неуверенно сказал он. — Мне бы хотелось вернуться с «Быстрым». Я хочу отомстить этим лисским свиньям, насколько это в моих силах. С вашего позволения…
Граф Бьяджио поднял голову,
— Месть? — с горечью переспросил он. — Конечно. Почему же нет? Если у Келары найдется для тебя место, то я разрешаю тебе плыть с ним. Мсти сколько хочешь, моряк. Упивайся местью.
Двое моряков вежливо поклонились и вышли. Погруженный в печаль Бьяджио услышал, как закрылась дверь. Никогда ему не было так одиноко. Он посмотрел на рюмку — она была пуста. Он рассеянно посмотрел в окно, но в саду никого не оказалось. За стеклянными дверями была только тишина — не слышно было даже далекого птичьего зова. К Кроуту приближалась зима, готовясь замуровать его льдом.
— Зачем? — прошептал Бьяджио. — О мой милый друг! Зачем ты это сделал?
Ответа не было. Он дал Симону все, включая Эрис. Он осыпал своего любимого друга подарками. У него была полная свобода, роскошные одежды, масса дорогих украшений… И все-таки Симон его предал! Как множество глупцов до него, он подпал под чары Ричиуса Вэнтрана. Бьяджио смахнул со стола рюмку, которая ударилась о стену и разбилась, а потом встал с кресла, резко отодвинув его назад.
— Как ты смел так со мной поступить? — взревел он. — Я — граф Ренато Бьяджио!
Бутылка с хересом оказалась возле книжного шкафа. В ярости граф поднес ее к губам и начал пить огромными глотками, заливая вином атласную рубашку. К чертям манеры. Ему было наплевать, что о нем подумают. Эта игра давно стала неинтересной. Теперь он пил, как матросы Никабара, непрерывно и не переводя дыхания, пока не осушил всю бутылку. А потом швырнул бутылку в стену, попав в бесценную картину, безнадежно испортив ее осколками и пятнами.
— О, я с тобой не закончил, Симон! — пророкотал он. — Я любил тебя. А ты меня отверг!
Он быстро оглядел комнату, ища, чего бы разбить. Ближе всего к нему оказался бюст Аркуса из слоновой кости. Бьяджио двинулся к нему, внезапно преисполнившись ненависти к своему прежнему наставнику. Захрипев, он поднял статую с пьедестала и бросил ее сквозь двери, ведущие в сад. Стекло брызнуло во все стороны.
— Будь ты проклят, Аркус. И ты, и Симон!
Бьяджио не владел собой и понимал это. Херес прожигал дыру у него в желудке, пробираясь к мозгу. Это было сладкое безумие, и граф не пытался с ним справиться. Он был во власти отвращения и муки безответной любви. Однако буйство и крики не помогали ему прогнать нарастающую боль. Перед глазами вставали образы — Эллианн, жены, которая его бросила, и Аркуса, императора, который ушел от него в смерть. Но больше всего он думал о Симоне — и образ этого человека обжигал его и терзал его сердце. Огромная стена, которой окружил себя Бьяджио, начала разрушаться, а вместе с нею пропадала власть над собой.
— Делаешь мне больно? — прорычал он. — Нет, Симон! Это я сделаю тебе больно!
В слепой ярости он выбежал из комнаты, и слуги, попадавшиеся ему на пути, шарахались в стороны. Он
