фунтов стерлингов. Это была сумма, порядочная для лейтенанта. Я вложил эти деньги в ценные бумаги и дал полную власть Эллен пользоваться ими, как собственными. Мы посовещались с ней насчет того, что ей делать после смерти отца, и решили, что, заплатив долги, доходившие, как нам известно было, до трех или четырех сотен фунтов стерлингов, она распорядится остальным отцовским имением и процентами моих призовых денег, как ей заблагорассудится.
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Прибыв в Портсмут, я немедленно явился к капитану, жившему в гостинице. Меня ввели в комнату и просили подождать, потому что он в это время одевался, собираясь на обед к адмиралу. Естественно, я взглянул на то, что лежало на столе, не из любопытства, а из желания как-нибудь убить время. И очень удивился, увидя кучу писем, из которых верхнее было франкировано лордом Привиледжем. Это, конечно, могло быть случайностью, но вызвало мое любопытство. Я приподнял первое письмо. Второе, третье — по крайней мере, с десяток писем было также франкировано моим дядей. Я не мог вообразить, какие отношения могли существовать между капитаном и моим дядей, и пока размышлял об этом, в комнату вошел капитан Хокинз (так звали моего капитана). Он обошелся со мной так же ласково и учтиво, извинился, что не мог продлить моего отпуска, потому что вздумал попросить на это позволения у адмирала, который никак не хотел согласиться на такое долгое отсутствие старшего лейтенанта и категорически приказал ему тотчас же призвать меня. Я остался им очень доволен. Мы пожали друг другу руки и расстались. По возвращении на борт катера (бриг все еще находился в верфи) я был горячо принят товарищами. Они рассказали мне, что капитан, вообще говоря, был вежлив, но иногда проскальзывали и дурные свойства его характера.
— Вебстер, — спросил я второго лейтенанта, — не знаете ли вы чего-нибудь насчет семейства или родственников капитана?
— Я об этом осведомлялся у тех, кто с ним плавал. Все говорят, что он никогда не говорит о своем семействе, но очень часто хвастает своими связями с аристократией. Все думают, что это сбоку припека какого-нибудь вельможи.
Сопоставив это с письмами от лорда Привиледжа, которые я видел на его столе, я задумался и пришел к заключению, что тут кроется что-то недоброе. Однако утешился тем, что надо только исполнять свои обязанности — и опасаться нечего. Решив быть во всем исправным и не давать повода для придирок, я перестал думать об этом. Бриг был отремонтирован, спущен с верфи, и несколько дней я был очень занят приготовлением кего отплытию. Я ни разу не оставлял его, да ине имел к тому охоты, потому что никогда не чувствовал наклонности к дурному обществу и полуночным оргиям. А с хорошей частью портсмутского общества не был знаком. Наконец корабельный экипаж собрался на бриг; мы вышли из гавани и бросили якорь у Спитхеда.
Капитан Хокинз, прибыв на борт, вручил мне книгу приказов.
— Мистер Симпл, — сказал он, — я питаю отвращение к письменным приказам, потому что считаю военный устав достаточным для поддержания порядка на корабле. Но тем не менее на капитане лежит страшная ответственность, и если что случится, все падает на него, а потому я решил написать от себя несколько приказов относительно внутренней дисциплины на корабле. Может быть, это спасет меня в случае, если меня привлекут к ответу. Мои распоряжения немножко помешают удобствам офицеров, но это я сделал для предотвращения несчастья, тяжесть которого пала бы па меня.
Я принял книгу приказов, и капитан отправился на берег.
Войдя в констапельскую и просмотрев книгу, я тотчас заметил, что если в точности выполнять приказы, в ней изложенные, офицерам не будет ни минуты покоя; а если не выполнять, то вся ответственность падет на меня. Я показал се Вебстеру. Он согласился со мной и высказал мнение, что капитан своим добродушием и любезностью пускает нам пыль в глаза и что он намерен взять нас в руки при первой возможности. Я собрал всех офицеров и сообщил им свое мнение. Вебстер поддержал меня, и мы единодушно согласились выполнять приказания, хотя и не без выражения протеста.
Большая часть приказаний относилась, впрочем, только ко времени нахождения брига в гавани. И так как мы готовились выйти в море, то едва ли стоило возражать против них. Приказ об отправлении брига был отдан, и с той же самой почтой я получил письмо от Эллен, извещающее меня, что она получила вести от капитана Филдинга, который писал в Бомбей, где находился полк Салливана, и получил ответ, что в нем нег ни женатого солдата, ни женщины с этим именем. Это на время положило конец нашим розыскам кормилицы, служившей в доме моего дяди. Куда ее услали, я не знал. Но я лишился всякой возможности раскрыть плутни дяди и, вспоминая о Селесте, вздыхал о потерянной надежде соединиться с ней когда- либо. Я написал О'Брайену длинное письмо. И на следующий день мы отправились к нашей стоянке в Северном море.
Капитан присоединил к своей прежней книге еще ночную приказную книгу. Ее он посылал нам каждый вечер с тем, чтобы мы возвращали ее с подписями всех офицеров, участвовавших в вахте. Мало того он требовал от нас подписи в своей генеральной книге приказов, чтобы мы не могли отговариваться, что не читали их. Я находился в первой вахте; ко мне подошел Суинберн.
— Ну, мистер Симпл, — сказал он, — я не думаю, чтобы мы много выиграли от перемены капитана; что- то мне сильно сдается, что дело не обойдется без шквалов.
— Не нужно осуждать слишком поспешно, Суинберн, — отвечал я.
— Я это сам знаю. Но мы руководствуемся собственными взглядами на вещи. А его взгляд немного говорит в его пользу. Он как зимний день — короток и грязен. По палубе ходит, как будто боится, что доски провалятся под его ногами. Мистер Вильям говорит, что он смотрит, как будто бы «готовится разделить участь Катона»note 26. Не знаю, что это значит — какая-нибудь шутка, полагаю; мичманы всегда шутят. Бывали ли вы в Балтийском море, мистер Симпл? Да, бишь, и сам знаю, что не были. Я там имел жаркие схватки с канонерскими лодками. Да так было бы и теперь при капитане О’Брайене. По что касается этого маленького человечка — я думаю, он больше будет говорить, чем делать.
— Вы, кажется, очень невзлюбили капитана, Суинберн? Не знаю, прилично ли мне как старшему лейтенанту слушать вас.
— Потому-то я и говорю вам это, что вы старший лейтенант. Я никогда не ошибался в характере офицера после того, когда погляжу ему в глаза и послушаю с полчаса. Я пришел нарочно для того, чтоб посоветовать вам быть осторожным. Убежден, он замышляет против вас недоброе. Что это значит, что он каждый вечер по получасу беседует в своей каюте с этим уродливым сержантом морских солдат? Донесения его как каптенармуса должны идти через старшего лейтенанта. Но он шпионит за всеми, в особенности за вами. Парень этот уже начал важничать и так говорит с молодыми джентльменами, как будто бы они ниже его. Я думал, вы этого не знаете, мистер Симпл, а потому счел нужным вас известить.
— Я вам очень благодарен, Суинберн, за ваше расположение ко мне. Но если я исполняю свои обязанности, чего мне бояться?
— Человек может исполнять свои обязанности, мистер Симпл. Но если капитан решил погубить его, ему ничто не помешает. Я дольше вашего служу и имею в этом деле некоторый опыт. Помните только одно, мистер Симпл, — вы меня извините, что я с вами так вольно говорю, — ни в коем случае не теряйте хладнокровия.
— Об этом не беспокойтесь, Суинберн, — ответил я.
— Легко сказать «не беспокойтесь», мистер Симпл. Но помните, ваше хладнокровие еще не подвергалось испытанию. С вами всегда обращались как с джентльменом. Если же с вами поведут себя иначе, в вас слишком благородная кровь, чтоб промолчать, я в этом уверен. Я видел офицеров, которых оскорбляли и раздражали так, что ангел не вытерпел бы такого обхождения, а потом за одно неосторожное слово их выгоняли к черту со службы.
— Но вы забываете, Суинберн, что военный устав точно так же составлен для капитана, как и для всякого другого на корабле.
— Знаю. Но в военном суде капитаны придают разное значение тому, что говорит начальник подчиненному и подчиненный начальнику.
— Правда, Суинберн, — сказал я.
— Я того мнения, что, если капитан скажет вам, что вы не джентльмен, вы не должны повторять ему то
