— В самом деле?
— В самом деле.
— Этого я не понимаю. Из слов мужа я заключила, что это уже решенное дело.
— Полковник ошибается. Тут ровно ничего нет, ни решенного, ни нерешенного
— И вы его не любите? Он вам не нравится?
— Нравится как приятный собеседник часа на два и как благородный человек.
— Так отчего же не полюбите вы его и больше?
— Я буду с вами откровенна, Адель. Я вовсе не думаю о том, могу ли я его любить или нет. Он никогда и ничего не говорил мне о любви, а не мне же заводить об этом разговор.
— Понимаю, понимаю. Но, будьте уверены, он заговорит. Что вы ему тогда ответите?
— Тогда подумаю.
— Это значит, вы скажете
— Извольте, обещаю.
— Так довольно же; ни слова больше об этом. Пойдемте ко мне в комнату, я отдам вам письмо и подарки мадам д'Альбре. Знаете ли, Валерия, она обласкала нас как нельзя больше. Она, кажется, раскаивается в своем поступке против вас.
— А знаете ли вы, что человек, которого граф прибил хлыстом, ее бывший муж, господин Г**?
— В самом деле? Он не простит вам до гроба. Джервис думал, что он никому из вас не известен по имени. Но стоит ли думать об этом негодяе? Вот вам письмо мадам д'Альбре.
Письмо было ласково, как нельзя более. Она благодарила меня за знакомство с Джервисами, и надеялась встретиться со мною когда-нибудь, когда все прошедшее будет забыто, и я займу почетное место в обществе моей родины. В заключение она прибавляла, что по странному стечению обстоятельств узнала, что мать моя серьезно больна и, вероятно, проживет недолго.
Я продолжала читать.
«Обстоятельства не оправдывали ваш поступок, — писала, наконец, мадам д'Альбре, сделавшая мне так много зла своими советами в моей неопытной юности, — и едва ли хорошо сделали мы, что так долго скрывали истину и заставляли страдать ваших родителей. Матушка ваша никогда мне этого не простит. Но несмотря на ее гнев, я не могу хранить дольше тайну. Действительно, если только это можно сделать без опасности, известите о себе родителей и даже, советую вам, приезжайте к умирающей матери. Надеюсь, возвратившись во Францию, вы будете считать мой дом своим».
Я решилась ехать с Августом; Адель была того же мнения. Но прежде я решила посоветоваться с братом и Сельвином. В тот же вечер, когда Жиронаки удалились, я заговорила с Августом о поездке, но он прервал меня:
— Выслушай прежде, что я тебе скажу, и говори откровенно, без ложной стыдливости. Не одна поплатилась за это счастьем; а тебе, с кем же тебе говорить здесь откровенно, если не со мною?
— К чему это предисловие? Я, разумеется, буду отвечать тебе откровенно.
— Нравится тебе граф?
— Какой вопрос? Ну — да.
— Любишь ты его?
— Он ни слова не говорил мне о своей любви. Я не знаю, любит ли он меня, и не имею причин предполагать это.
— Не имеешь причин! Но все равно. Если бы он любил тебя, согласилась бы ты выйти за него замуж?
— Он говорил тебе об этом, Август, он говорил!
— Ответ я читаю у тебя в глазах. Да, он говорил и просил у меня позволения обратиться к тебе.
— А ты. ..
— Я отвечал, что у меня об этом нечего спрашивать позволения, и что я посоветую тебе послушаться собственного сердца.
— Ты отвечал, как добрый брат. А он?
— Спросил, что думаю я о твоих чувствах? Я отвечал, что сердце твое, сколько мне известно, не принадлежит никому, и что он может попытаться завоевать его. Я заметил ему, между прочим, что он полюбил тебя слишком скоро, и что любовь его поэтому, вероятно, не прочна. Но в этом я ошибся. Он уверил меня, что полюбил тебя сначала не за красоту, а за мужество, твердость и постоянство в несчастиях. Он знает почти все обстоятельства твоей жизни. Признаюсь тебе, мне очень нравится, что он смотрит на брак с серьезной точки зрения.
— Мне тоже. Но мне хотелось бы и о нем узнать побольше, то есть, о его характере и взглядах.
Август посмотрел на меня с удивлением.
— Что за положительная женщина! — сказал он. — Знаешь ли, мне кажется, что ты немножко. ..
— Холодна? — добавила я, обнимая его. — Нет, нет. Но я так долго принуждена была опираться сама на себя, что привыкла рассматривать вопросы со всех сторон и не давать воли чувствам, пока их не одобрил рассудок. Вспомни и то, Август, что ведь от этого шага зависит счастье всей моей будущей жизни.
— Ты права, Валерия. Скажи же мне, любишь ты его?
— Да. Он единственный человек, о котором я могу думать, как о муже, и готова за него выйти.
— Он как будто предвидел все это. Он показывал мне письма своих старинных друзей, в особенности , почтенного священника и воспитателя его, живущего в Гендоне; он ведет с ним переписку с самых юных лет, и уже это одно говорит в его пользу. Из писем старика видно, что он считает своего воспитанника за образец честности и благородства. Граф предложил мне ехать с ним завтра в Гендон и лично расспросить о нем священника.
— Я тоже думаю, что все это говорит в его пользу, — отвечала я, — поезжай и повидайся с его воспитателем. А я между тем отправлюсь в Кью и посоветуюсь с Сельвином. Завтра вечером я готова буду выслушать графа.
Август справедливо заметил, что я девушка положительная; а я прибавлю, что мне никогда не приходилось жалеть об этом. Чувствами всегда должен управлять рассудок.
В заключение разговора я показала Августу письмо мадам д'Альбре, и мы решили, что по приезде во Францию он тотчас же известит обо мне отца, предоставив на его усмотрение, сообщить ли это родным или нет.
Рано утром на следующий день я уехала в Кью; все удивились моему раннему приезду. Когда я сказала, что приехала поговорить с судьею о важном деле, он попросил меня отослать мой экипаж в город и поехать с ним. — Так мы убьем двух птиц одним зарядом, — сказал он. — Будем ехать в суд и говорить о деле.
Севши в экипаж, я думала, как бы лучше заговорить о щекотливом предмете, но судья начал сам.
— Я полагаю, — сказал он, — что вы желаете узнать результат справок, которые вы не хотели, чтобы я наводил? Не так ли?
— Так, хотя я и не понимаю, почему вы это угадали?
— Следовательно, лучше, что я послушаю себя, а не вас.
— Что же вы узнали?
— Выходите за него, если он сделает вам предложение. Ведет он себя, как человек пятидесяти лет. Он богат, щедр, но не расточителен; не играет в карты и во всех отношениях честный и благородный человек. Все это узнал я из верного источника. .
С минуту я не могла произнести ни слова и готова была заплакать. Судья сказал, чтобы я во всем положилась на него, как на отца. Он одобрил все мои поступки и посоветовал вести дело с графом просто и откровенно.
— Вы любите его, Валерия, — сказал он. — Я знал это прежде вас и уверен, что он будет хороший муж. Скажите ему все, покажите ему письмо мадам д'Альбре, в котором она пишет о вашей матушке, и, если он пожелает, выходите за него немедля и уезжайте вместе с Августом во Францию.
Я согласилась с его мнением. Вечером Август возвратился с графом из Гендона и оставил меня с ним наедине. Тут мы все покончили без всяких затруднений.
Любовные сцены очень занимательны для действующих лиц, но для посторонних не может быть ничего
