— А здесь, я думаю, мы должны сказать: «с попугаями», — заметил Уильям, — ведь, кроме попугаев, на этом острове не видно других не морских птиц.
— А голуби-то, сэр? — возразил Риди. — Одного из них я видел на днях. В настоящее время они сидят на яйцах и скоро выведут птенцов. До свидания, сэр.
На следующее утро они были в лодке еще до времени завтрака; грести им показалось легко, так как ветер, хотя и оставался противным, но ослабел.
Нагрузив шлюпку вещами, они вернулись под парусом. После завтрака Риди и Уильям перенесли весь свой товар из шлюпки в амбар и, не теряя времени, опять пустились в путь.
За два часа до наступления темноты старый моряк и его юный спутник снова пристали к берегу и тотчас же привязали шлюпку.
Придя в дом, Уильям написал на бумажке.
На этот раз Рем сразу послушался. Уильям только погладил его и сказал:
— Милая собака. Ну, Рем, домой. Назад, Рем!
Овчарка помахала хвостом и тотчас же убежала. Рем вернулся с ответом раньше, чем улеглись мальчик и старик.
— Как быстро он бегает, Риди, — заметил Уиль. — Он вернулся меньше чем через два часа.
— Да, сэр. А что пишет миссис Сигрев?
— Только: «Все хорошо; не хочу задерживать твоего гонца».
— Теперь, Ремушка, ты хорошо поужинаешь, и тебя приласкают, потому что ты умная, славная, хорошая собачонка.
На следующий день им пришлось переносить в дом столько вещей, что они только один раз отправились за грузом, который счастливо доставили в бухту. Почту отправили к палаткам и скоро получили ответ.
В субботу только раз переправили груз, так как предстояло отплыть к палаткам.
Захватив черепаху, Риди и Уиль вернулись домой и застали всех подле маленькой гавани. Их ждали.
— Дорогой Уильям, ты сдержал обещание, писал мне, присылая письма по почте, — сказала миссис Сигрев. — Как это хорошо. Теперь, когда вы все уйдете, я не буду бояться.
— Я выучу Ромула и Виксен делать то же самое, мама.
— Да, мастер Томми, — заметил Риди, — к тому времени, когда вы научитесь писать, щенки научатся носить письма. Я вижу, что ваше лицо еще не совсем-то поправилось. Надеюсь, вы не станете больше стрелять мертвых свиней.
— Нет, не буду; но я поем свинины в следующий раз.
— Это будет умнее, мастер Томми. Поди сюда, Альберт, как давно я не видал тебя. А как подвигается копание канавы? — спросил Риди.
— Довольно хорошо, — ответил Сигрев. — Две стороны ограды почти готовы.
— Отлично, сэр; но не работайте слишком усиленно, торопиться нечего, — заметил старик.
— Я обязан работать, Риди, и могу прибавить, что труд — мое удовольствие, — ответил Сигрев, — теперь же пойдемте ужинать.
Во время ужина разговор коснулся ума, выказанного Ремом.
При этом случае м-р Сигрев привел много примеров сообразительности животных и упомянул об инстинкте.
— А какая разница между инстинктом и умом, папа? — спросил мальчик.
— Очень большая разница, мой друг, — ответил Сигрев, — и я сейчас объясню, тебе, в чем она состоит. Однако прежде всего следует заметить, что в прежние времена всегда говорилось, что человеком руководит ум, а животным управляет один инстинкт. Это большое заблуждение. Человек обладает и разумом, и инстинктом, а если в животных, главным образом, действует инстинкт, они все же обладают способностью рассуждать.
— А что доказывает присутствие инстинкта у человека?
— Новорожденное дитя, Уильям, действует, исключительно подчиняясь инстинкту; наш разум созревает с каждым днем и пересиливает наш инстинкт, который ослабевает пропорционально с развитием способности. мыслить.
— Значит, когда мы достигаем очень старых лет, в нас совершенно исчезнет инстинкт?
— Нет, мой дорогой мальчик; у человека есть один сильно и твердо вкоренившийся инстинкт, который никогда не покидает его; это страх — не смерти, нет, а уничтожения, — ужас, что после смерти он превратится в ничто. И эта инстинктивная боязнь уничтожения служит залогом того, что после смерти мы не уничтожимся, что наши души будут продолжать жить, хотя наши тела разрушатся. Это чувство можно назвать инстинктивным доказательством будущей жизни.
— Вот это истинная правда, — сказал Риди.
— Инстинкт у животных, — продолжал Сигрев, — чувство, которое заставляет их совершать известные действия, не размышляя о них заранее, бессознательно. С первого мгновения их жизни инстинкт их является в полной силе; он с самого начала вполне развит и в течение жизни не изменяется, не увеличивается и никогда не усовершенствуется. Ласточка строила свое гнездо, паук плел паутину, пчела делала соты совершенно так же хорошо четыре тысячи лет тому назад, как и теперь. Прибавлю, что одно из чудесных свойств инстинкта — та математическая форма пчелиного сота, при помощи которой, как было доказано, это насекомое сохраняет наибольшее количество времени и уменьшает затрату труда. Чудеса инстинкта можно, главным образом, наблюдать у общественных животных.
— Объясни мне эти слова, папа.
— Общественными животными называют тех, которые живут стаями, стадами, обществами. Вот для примера возьмем несколько пород птиц: ласточку, морских птиц, грачей и ворон. Инстинкт, который они выказывают при своих перелетах из одной части света в другую, расположение их стаи, принимающей форму, которая представляет наименьшее сопротивление для ветра, причем каждая отдельная птица вполне точно держится определенного места, все подсказывает им скрытая, безошибочная способность. А их обычай ставить сторожевых птиц во время ночлега или поднимать тревогу при виде приближающейся опасности? Это проявление чистого инстинкта, изумительного и чудесного. И эта способность замечается также у четвероногих животных.
— А какие существа живут обществами, папа?
— Муравьи, пчелы и многие другие насекомые, а из животных — бобры. Изумительны их работы, их способы сообщения, строгое выполнение своего дела каждой особью.
— Все это чистый инстинкт, папа, — сказал Уильям. — Но ведь ты же говорил, что у животных есть также способность мыслить? Не укажешь ли ты мне, в чем она проявляется?
— Охотно, мой мальчик, но нам лучше отложить это до другого вечера. Пора ложиться спать. Каролина дремлет, а Томми зевает.
— Их инстинкт и разум — все противится мне, папа, — со смехом сказал мальчик, — а потому придется ждать; но мне, действительно, очень хочется узнать что-нибудь по этому вопросу.
— И мне также, мастер Уильям, — сказал старый Риди, — только мне жаль, что у меня не будет времени подумать о том, что нам рассказал мистер Сигрев; во всем этом много удивительного.
ГЛАВА LIV
На следующий день, в воскресенье, как всегда, время посвятили молитве и чтению священного писания.
Пока Сигрев читал проповедь, Томми выскользнул из палатки, чтобы посмотреть на черепаховый суп, кипевший над костром. Но Юнона не доверяла ему и застала его как раз в ту минуту, когда он поднимал крышку котла. Его сильно разбранили, и он боялся, что ему не дадут вкусного супа, но так как он не провинился слишком сильно, его простили.
Вечером Уильям попросил отца рассказать еще о способности мышления у животных.
