Время повернуло вспять, и он снова оказался в Винтерфелле, одетый в стеганую кожаную безрукавку вместо кольчуги и панциря. Меч его стал деревянным, а противник из Железного Эммета преобразился в Робба.
Они каждое утро упражнялись вместе, с тех пор как научились ходить. Сноу и Старк рубились во всех дворах Винтерфелла с криком и смехом, а порой и со слезами, если никто не видел. Сражаясь, они из мальчиков делались рыцарями и прославленными героями. «Я принц Эйемон, Драконий Рыцарь», — выкрикивал, бывало, Джон, и Робб откликался: «А я Флориан-Дурак». Если же Робб объявлял себя Молодым Драконом, Джон отвечал: «А я сир Раэм Редвин».
В то утро Джон крикнул первым:
— Я лорд Винтерфелла! — Он так уже сто раз говорил, но на этот раз Робб ответил:
— Не можешь ты быть лордом Винтерфелла: ты бастард. Моя леди-мать говорит, что ты никогда не будешь лордом.
Джон думал, что давно забыл об этом. Во рту у него стоял вкус крови от полученного удара.
Потом Халдер с Конем еле оттащили его от Железного Эммета, повиснув каждый на одной руке. Разведчик сидел на земле ошеломленный, с изрубленным щитом и съехавшим набок забралом, а меч валялся в шести ярдах от него.
— Хватит, Джон! — кричал Халдер. — Он уже лежит, ты его обезоружил, хватит!
Нет. Не хватит. Никогда не хватит. Джон бросил наземь свой меч и сказал:
— Извини, Эммет. Ты не ранен?
Эммет снял свой помятый шлем.
— У тебя, видно, язык не поворачивается сказать «сдаюсь», Лорд Сноу. — Но сказал он это не со зла — Эммер был парень незлобивый и любил песню мечей. — Помоги мне, Воин, — простонал он, — теперь я знаю, каково пришлось Куорену Полурукому.
Это было уж слишком. Джон вырвался от друзей и один ушел в оружейную. В голове до сих пор звенело от удара Эммета. Сев на скамью, он зарылся лицом в ладони. Почему он так зол? Нет, это глупый вопрос. Он может теперь стать лордом Винтерфелла. Наследником своего отца.
Но сейчас он видел перед собой не лорда Эддарда, а леди Кейтилин. Своими темно-голубыми глазами и плотно сжатым ртом она немного походила на Станниса. Чугун — твердый, но хрупкий. Она смотрела на него так же, как бывало в Винтерфелле, когда он побеждал Робба на мечах, в арифметике или еще в чем-нибудь. Кто ты? — всегда говорил этот взгляд. Тебе здесь не место. Зачем ты здесь?
Его друзья оставались во дворе, но Джон не чувствовал в себе сил выйти к ним. Он покинул оружейную через заднюю дверь и спустился по крутой лестнице в «червоточины», подземные ходы, соединявшие между собой все строения. Дойдя одним из коридоров до бани, он погрузился в холодную воду, чтобы смыть с себя пот, а потом залез в горячую ванну. От тепла боль в мышцах унялась, и ему вспомнились горячие пруды Винтерфелла, бурлящие в богороще. Теон сжег и порушил замок, но он все восстановит. Отец, конечно, хотел бы этого, и Робб тоже. Их огорчило бы, если бы замок остался в руинах.
«Не можешь ты быть лордом Винтерфелла, ты бастард», — снова услышал он голос Робба, и каменные короли заворчали гранитными языками: «Тебе здесь не место. Не место». Джон закрыл глаза и увидел сердцедерево с бледными ветвями, красными листьями и мрачным ликом на стволе. Чардрево — сердце Винтерфелла, лорд Эддард всегда говорил так... но Джон, чтобы спасти замок, должен вырвать это сердце с древними его корнями и скормить голодному огненному богу красной женщины. Нет у него такого права. Винтерфелл принадлежит старым богам.
Эхо голосов под сводчатым потолком вернуло его в Черный Замок.
— Ну, не знаю, — с явным сомнением говорил кто-то. — Если бы я еще знал этого человека получше... Лорд Станнис не очень-то хорошо о нем отзывается.
— Когда это Станнис Баратеон говорил о ком-то хорошо? — Кремневый голос сира Аллисера Джон узнал сразу. — Если мы позволим Станнису выбрать нам лорда-командующего, мы станем его знаменосцами во всем, кроме имени. Тайвин Ланнистер нам этого не забудет, а вы сами знаете, что в конце концов верх одержит он. Он уже побил Станниса однажды на Черноводной.
— Лорд Тайвин поддерживает Слинта, — боязливо вставил Боуэн Марш. — Я могу показать вам его письмо, Отелл. «Наш верный друг и слуга» — вот как он его называет.
Джон сел в ванне, и трое мужчин замерли, услышав плеск.
— Милорды, — с холодной вежливостью сказал он.
— Ты что здесь делаешь, бастард? — спросил Торне.
— Моюсь. Но я не хочу мешать вашему заговору и потому ухожу. — Он вылез из воды, вытерся оделся и вышел.
Не представляя, куда деваться теперь, он прошел мимо сгоревшей башни лорда-командующего, где когда-то спас Старого Медведя от мертвеца; мимо места, где с печальной улыбкой на лице умерла Игритт; мимо Королевской башни, где они с Атласом и Глухим Диком Фоллардом ждали магнара с его теннами; мимо остатков большой деревянной лестницы. Внутренние ворота была открыты, и он вошел в туннель под Стеной. Толща льда над головой давила его. Он миновал место, где сразились и вместе погибли Донал Нойе и Мег Могучий, и через новые внешние ворота снова вышел на бледный, холодный солнечный свет.
Лишь тогда он разрешил себе остановиться, перевести дух и подумать. Отелл Ярвик — человек не слишком твердых убеждений, не считая того, что касается дерева, камня и известки. Старый Медведь это знал. Торне с Маршем наверняка заморочат ему голову, он поддержит лорда Яноса, и лорд Янос станет лордом-командующим. Что тогда останется Джону, кроме Винтерфелла?
Ветер, налетая на Стену, трепал его плащ. Ото льда шел холод, как жар идет от огня. Джон опустил капюшон на лоб и пошел дальше. Солнце уже клонилось к закату. В ста ярдах виднелось место, где король Станнис содержал своих пленников-одичалых, окруженное рвами, острыми кольями и высоким деревянным забором. Слева помещались три большие ямы, где победители сожгли всех погибших под Стеной вольных людей — от волосатых великанов до маленьких Рогоногих. Ничейная полоса осталась той же выжженной пустыней, покрытой застывшей смолой, но люди Манса оставили на ней свои следы: порванную шкуру, бывшую частью палатки, великанскую палицу, колесо от повозки, сломанное копье, кучу мамонтового навоза. На опушке Зачарованного леса, где прежде стояли шатры, Джон нашел дубовый пень и сел на него.
Игритт хотела, чтобы он стал одичалым, Станнис хочет, чтобы он стал лордом Винтерфелла. Чего же хочет он сам? Солнце садилось за Стену там, где она проходила по западным холмам. Джон смотрел, как ледяная громада окрашивается в красные и розовые тона заката. Что он предпочтет: быть повешенным лордом Яносом как предатель или отречься от своих обетов, жениться на Вель и стать лордом Винтерфелла? Когда думаешь об этом такими словами, выбор кажется очень простым... а будь Игритт жива, он был бы еще проще. Вель ему чужая. Она, конечно, красавица, и ее сестра была королевой Манса, но все-таки...
Ему придется ее украсть, чтобы она его полюбила, и у них могут родиться дети. Придет день, когда он возьмет на руки своего родного сына. Сын — это то, о чем Джон Сноу даже мечтать не смел с тех пор, как решил провести свою жизнь на Стене. Он мог бы назвать его Роббом. Вель, конечно, захочет оставить у себя сына своей сестры, и он вырастет в Винтерфелле, как и мальчик Лилли. Сэму не придется лгать отцу, Лилли они тоже найдут место, и Сэм сможет приезжать к ним каждый год. Сыновья Манса и Крастера будут братьями, как когда-то Джон и Робб.
Джон сознавал, что хочет этого. Он еще ничего на свете так не хотел. Ему всегда этого хотелось, признавался он себе виновато. Да простят его за это боги. В нем проснулся голод,
