К концу заседания перед Дэвидом тоже замаячил призрак тюрьмы.
Комитет объявил перерыв на выходные. Нам с Эрлом предстояло предстать перед комитетом в следующий понедельник.
Весь вечер пятницы мы просидели в номере мистера Холмса, слушая радио и убеждаясь, что дела обстоят хуже некуда. Американский легион устраивал демонстрации в поддержку Комитета по всей стране. Людям, обладавшим способностями тузов, приходили повестки – обезображенных джокеров не вызвали, поскольку они могли оскорбить эстетические чувства американцев. Мой агент оставил мне сообщение, в котором говорилось, что «Крайслер» требует вернуть им машину и что ребята из «Честерфильда» тоже звонили и были не на шутку встревожены.
Я в одиночку выхлебал бутылку виски. Блайз с Тахионом были где-то в бегах. Дэвид с мистером Холмсом превратились в равнодушных зомби – сидели в уголочке с запавшими глазами, обращенными внутрь себя, устремленными на их собственную агонию. Никто из нас не знал, что сказать, кроме Эрла.
– Я буду апеллировать к Первой поправке, чтоб им всем пусто было, – сообщил он. – Если меня соберутся посадить, я улечу в Швейцарию.
Я уткнулся в свой стакан.
– Но я-то не умею летать, Эрл.
– Еще как можешь, деревенский мальчик! Ты сам мне об этом говорил.
– Я не умею летать, черт тебя дери! Отвяжись от меня.
Я больше не мог этого выносить, поэтому захватил еще одну бутылку и отправился в постель. Ким хотелось поговорить, и я просто повернулся к ней спиной и притворился, что сплю.
– Да, мистер Майер.
– Джек? Это ужасно, Джек, просто ужасно.
– Да, ужасно. Эти мерзавцы, мистер Майер, они намерены уничтожить нас.
– Просто делай то, что скажет адвокат, Джек. И все будет в порядке. Прояви мужество.
– Мужество? – Я засмеялся. – Мужество?
– Так надо, Джек. Ты же герой. Они не тронут тебя. Просто расскажи им все, что знаешь, и Америка будет любить тебя за это.
– Вы хотите, чтобы я стал крысой?
– Джек, Джек. К чему такие слова? Я хочу, чтобы ты поступил как патриот. Поступил честно. Я хочу, чтобы ты был героем. И хочу, чтобы ты знал: в «Метро» всегда найдется место для героя.
– И сколько человек купят билеты, чтобы посмотреть на крысу, а, мистер Майер? Сколько?
– Передай трубку адвокату, Джек. Я хочу поговорить с ним. Будь хорошим мальчиком, делай, как он скажет.
– Черта с два!
– Джек. Ну что мне с тобой делать? Дай мне поговорить с адвокатом.
Эрл парил в воздухе у меня за окном. Капли дождя поблескивали на очках, надетых поверх шлема. Ким метнула на него убийственный взгляд и выскочила из комнаты. Я выбрался из постели, подошел к окну и открыл его. Он влетел внутрь, сбросил ботинки прямо на ковер и закурил.
– Неважно выглядишь, Джек.
– Да я вчера выпил лишнего, Эрл.
Он вытащил из кармана сложенную в несколько раз «Вашингтон стар».
– Ничего, сейчас в два счета протрезвеешь. Видел уже сегодняшнюю газету?
– Нет. Ни черта я не видел.
Он раскрыл ее. Заголовок гласил: «СТАЛИН ЗАЯВЛЯЕТ О ПОДДЕРЖКЕ ТУЗОВ».
Я уселся в постели и потянулся за бутылкой.
– О господи!
Эрл швырнул газету на пол.
– Он хочет упечь нас за решетку. Мы утерли ему нос в Берлине. С чего ему нас любить? Своих собственных тузов он преследует.
– Вот ублюдок. – Я прикрыл глаза. Перед веками плавали цветные пятна. – Закурить есть? – спросил я.
Он дал мне сигарету и прикурил ее от своей трофейной «Зиппо». Я плюхнулся обратно на подушку и поскреб щетину на подбородке.
– Сдается мне, – продолжал Сэндерсон, – что нам предстоит очень скверный десяток лет. Не исключено, что вообще придется убраться из страны. – Он покачал головой. – А потом мы снова станем героями. Не думаю, чтобы все это продлилось меньше.
– Да уж, умеешь ты ободрить, нечего сказать.
Он рассмеялся. От сигареты во рту стоял совершенно омерзительный привкус. Я смыл его глотком виски. Улыбка сползла с лица Эрл а, и он покачал головой.
– Тех, кого станут вызывать после нас, – вот кого мне по-настоящему жаль. Теперь в этой стране
