эту минуту одна из руин осветилась, и раздался чей-то испуганный голос:
– Что с тобой, брат мой?
Альфонсо с ужасом подумал, что несчастье, которое он собирался предупредить, уже совершилось. Он подошел к развалинам и при свете факела увидел лицо Биккоццо.
– Говори, кто ты такой? – прохрипел монах, глядя на рыцаря с открытым от удивления ртом.
– Это не относится к делу, батюшка. Проведите меня к отцу Бруно, мне необходимо видеть его. С ним ничего не случилось? Он здоров?
– О, почтенный рыцарь, ведь ты не дьявол в человеческом образе, пришедший погасить светильник божественной премудрости, воплотившейся в лице моего господина? Святой Фома, сохрани нас! Неужели ты пришел затем, чтобы убить отца Бруно.
– Наоборот, я явился сюда для того, чтобы спасти твоего господина от руки убийцы, – ответил рыцарь. – Мне хотелось бы знать, откуда шел тот негодяй, которого я только что встретил?
– Он был на исповеди у отца Бруно.
– Ну, если тот убийца был у отца Бруно, значит, последний убит! – воскликнул Альфонсо. – Я уверен в этом. Я – рыцарь гроба Господня, вырвавший еврейку в гетто из рук насильника.
– Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия, чем я, великий грешник, заслужил такую милость? – восторженно проговорил Биккоццо, неожиданно склоняясь и ногам удивленного рыцаря. – Убийца уверял нас, что ты – святой Михаил, сошедший с неба для того, чтобы спасти светоч христианской веры, моего господина и брата во Христе.
– Ты с ума сошел, отец Биккоццо, – с невольной улыбкой возразил рыцарь. – Страх заставил бандита потерять разум, а может быть, он умышленно обманул тебя, чтобы получить доступ к твоему господину и убить его. Наверно, отец Бруно теперь купается в собственной крови. Умоляю тебя, проводи меня к нему скорее!
Биккоццо с трудом дал убедить себя, что видит перед собой не святого Михаила, а обыкновенного смертного. Успокоившись на этот счет, он вспомнил слова рыцаря и начал дрожать от страха при мысли, что, может быть, его господин убит. Он смотрел с недоверием на незнакомца и все никак не мог решить, остаться ли ему на месте, или броситься бежать. Наконец, не смея противоречить рыцарю, он повел его к келье доминиканца.
Повсюду среди руин царила мертвая тишина, только совы, испуганные светом факела Биккоццо, с громким криком перелетали на другие места. Наконец, они подошли к полуразрушенным триумфальным воротам, по обеим сторонам которых стояли безголовые бюсты римских императоров. Отсюда начинался целый лабиринт узких проходов. Полуразрушенная, поросшая травой лесенка вела в верхний этаж с рядом пустых комнаток. Биккоццо открыл одну из боковых дверей, и Альфонсо увидел полукелью, полуученый кабинет философа. Высокие, без стекол, окна пропускали много света и воздуха. Огонь факела позволял видеть разные анатомические инструменты, химические аппараты, книги, телескопы и рядом с ними распятия, четки, изображения святых и разную домашнюю утварь. Меблировку составляли два стула, опрокинутый ящик вместо стола и две циновки, служившие, очевидно, постелью. Биккоццо подошел к противоположной двери этой своеобразной комнаты и открыл ее. Глазам рыцаря представился открытый четырехугольник, окруженный со всех сторон стенами развалин.
– Отец Бруно, отец Бруно, отзовитесь ради Бога, если вы живы! – завопил монах. – Матерь Божия, он не отвечает! Господь взял его на небо! – Биккоццо так тяжело вздохнул, точно его сердце разрывалось на части. – Думал ли я, когда он поднимался по этой лесенке в свою келью, что он отправляется на тот свет? Пощадите меня, дорогой рыцарь! Теперь, когда отца Бруно нет больше на земле, я – песчинка в море. Он был моим наставником, моей опорой.
– О какой лесенке вы говорите? – спросил Альфонсо, прерывая излияния монаха, и взял факел из рун Биккоццо.
Несколько ступенек, скрытых кустарником, вели на одну из высоких башен руин.
– Его светильник горит, – воскликнул монах, взглядывая наверх. – Но он сам погиб от козней дьявола. Помилосердствуйте, синьор!.. Имейте сострадание к бедному христианину, который, хотя не знает вас, но видит в вашем лице своего единственного покровителя!
– Здесь на ступенях видны следы крови, – заметил рыцарь, указывая на темные пятна.
– И теперь припоминаю, что бандит был ранен, когда шел на исповедь к святому отцу. Это, должно быть, – его кровь, – произнес монах.
– Если ты боишься, то оставайся внизу, – предложил рыцарь, и стал быстро подниматься по лестнице вверх.
Дойдя до последней ступеньки, Альфонсо поднялся на кончики пальцев и взглянул и отверстие бывшего когда-то окна. Его сердце сильно билось. Он представлял себе доминиканца плавающим в луже крови, но к его величайшему удивлению, его глазам представилась совершенно иная картина. Он увидел большую комнату, наполненную разными научными приборами и книгами. Посреди нее находился стол, заваленный книгами, бумагами и разного рода письменным материалом. В углу возвышался алтарь, убранный с большим вкусом, бархатом и цветами в дорогих старинных вазах. Перед золотым распятием стоял на коленях доминиканец Бруно Ланфранки, и молился с таким усердием, что, казалось, не услышал бы даже пушечного выстрела. Он громко благодарил Бога за то, что Господь дал ему силы побороть человеческие страсти. Альфонсо был страшно поражен, что монах несколько раз упомянул в своей молитве имя Лукреции. Подождав несколько секунд, он увидел сбоку открытую дверь и храбро вошел в комнату.
– Простите, святой отец, что я нарушаю ваш покой, – проговорил он, – но необходимость заставляет меня сделать это.
Доминиканец вздрогнул и вскочил с колен. Его бледные щеки побледнели еще больше, а правая рука инстинктивно потянулась к поясу, как бы за оружием. Это движение напомнило Бруно его сан. Он спокойно сложил руки на груди и поднял взор вверх, мысленно обращаясь к Богу.
– Убей меня, – наконец, тихо проговорил он, взглянув на рыцаря, – верно Господу нашему Иисусу Христу угодно освободить от тела мою грешную душу.
– Да разве вы не узнаете меня, святой отец? – спросил Альфонсо. – Я – тот путешественник, которому вы оказали такую важную услугу у водопада. Я очень рад, что случай дает мне возможность отблагодарить вас за эту услугу.
