горит. Те же тридцать столетий, кстати...
У входа сыскался дверной молоток с бронзовой пластинкой, стертой чуть ли не до дыры, да и сам едва ли не до голой рукояти изработанный. Даже жалко добивать. Но надо. Скрепя сердце я употребил-таки его по назначению и принялся ждать реакции, поочередно разглядывая то хрустальный шарик, врезанный в одну из створок, то раковину ближней связи, вмурованную над входом.
От последней ответа дождался, разумеется, раньше. Перламутровый резонатор внушительно прокашлялся и осведомился баском, важным, но без особого нахальства:
— Как прикажете доложить?
— Собачий Глаз Пойнтер, Властитель ау Стийорр. — И добавил, надеясь вызвать интерес: — В жажде духовных познаний.
Теперь, конечно, придется выслушивать проповедь обезумевшего от собственной богоизбранности духовного вождя сектантов. Но тут главное — вообще прорваться внутрь, что, учитывая время постройки здания, вопреки воле хозяев сделать затруднительно. Даже с моим арсеналом не факт, что это возможно. А разговорить самоупоенного проповедника — задача более реалистичная.
— Пройдите. Хай-леди доложено. Вас примут, —.после недолгой заминки елеем в уши пролился ответ.
Вот как! Впереди, значит, сеанс духовной обжираловки не от пергаментного старикана с глазами, горящими фанатизмом, а от не менее, а то и более жуткой старушенции. К тому же косящей под эльфь, если судить по обращению. Что ж, если это хоть на шаг приблизит меня к пропавшей дедовой внучке — пускай.
Тяжеленные двери медленно разошлись, пропуская меня внутрь. Чуть склонив голову в мнимом благоговении, я решительно шагнул вперед. В лицо пахнуло жаром, как из кузницы.
Вопреки впечатлению заброшенности, внутри палаццо было сильно натоплено. Это летом-то! Согревающее заклятие чувствовалось всей поверхностью кожи, да и без него жару хватало в избытке: всюду открытым пламенем горели архаичные светильники — ни одной гнилушки или жука-фонарника. Но гари и копоти не чувствовалось, а по просторным анфиладам свободно ходил горячий влажный ветер.
Сразу отчего-то вспомнились южномеканские топи на самом краю левого фланга Тесайрского фронта. Только там не было столько камня, и шаги по трясинам никогда не отдавались так гулко, как, например, походка степенно приближающегося дворецкого-халфлинга.
Что там говорилось о склонности набожных натур к скромности? Хозяйка дома вряд ли сумеет явить пример в этой области, если судить по слуге. Для своих четырех футов тот выглядел не просто основательно, а прямо-таки монументально!
Ливрея вся в алом и золотом блеске, с прорезными буфами штанин и рукавов, на груди — цепь с огненным камнем. Бакенбарды в косы заплетены и за уши заложены. Прямо-таки Приснодед, только черных очков и дубинки не хватает. Вместо нее в руках мажордомский посох с факелом наверху, выше меня, не то что самого дворецкого. Не дубина — рогатина, с какой на дракона ходить.
Халфлинг поклонился с неподдельным достоинством и величавым знаком пригласил следовать за собой. Недалеко, к счастью — на второй этаж, в галерею сбоку от центрального зала палаццо. Тем не менее это был не коридор, а вполне самостоятельное помещение, подходящее как для приема, так и просто для весьма жизнерадостного времяпрепровождения.
Ни с образом мрачного фанатизма, ни с иллюзией роскоши, сложившимися в моем воображении, обстановка как-то не вязалась. Пусть мебель аскетична, ковры просты — но меньше двух тысячелетий под заклятием сохранности ни одна здешняя вещь не прослужила. Любой ценитель с ходу отвалил бы за каждую из них целое состояние.
Дикий виноград вился по всем углам и снаружи широкого оконного проема, перегороженного лишь колоннами — как и прочие, без рам, стекол и ставней. Света, воздуха и простоты вообще было слишком много. А про тепло и говорить нечего. Веселое место и спокойное...
Остановившись у дальней двери и трижды стукнув об пол своей опасно выглядящей регалией — только искры взвились столбом, — дворецкий объявил:
— Хай-леди Мирей, высокородная ау Рийнаорр, уарени Хтанг!
Взаправду эльфью оказалась... Даже это было бы еще ничего, но последняя часть титула меня добила. Это что же, сумасшедшая сектантка-затворница в прямом родстве с Предвечными Королями? В переводе с кеннэ окончание притязания «уарени» означает «не занявшая престола». В ее случае — королевского. Мое уарство пониже будет — всего лишь один из Тринадцати, да и то со стороны родов Ночи, сторонников Побежденных Богов. Тогда как род Рийнаорр привел к победе в Войне Сил противоположную сторону, богов Дня. Интересно, кстати, как вообще смотрит Концерн Тринадцати на существование наследной хтангской принцессы?
Видимо, никак, пока та удовлетворяется властью духовной. Или ее подобием — у Инорожденных в ходу и не такие игрушки.
Представив хозяйку, дворецкий счел свою миссию выполненной и удалился не менее величественно, чем делал все иное. Явления же поименованной наследницы Предвечных Королей пришлось дожидаться еще с полминуты.
Наконец рассохшаяся от тепла дверь скрипнула, пропуская вошедшую. На какой-то миг мне показалось, что поиски окончены — настолько явившаяся взору эльфь походила на Келлу сложением, повадкой, да и всеми манерами.
Но в то же время отличия были столь ужасающими, что радость от ложного узнавания в следующий миг сменилась ужасом от перемен, произошедших, казалось, за одну ночь. А еще через миг — облегчением от того, что это все же была не Древнейшая. Прежде всего потому, что все приметы расы недвусмысленно указывали на принадлежность Дню явившейся женщины эльфийской крови, как и следовало из родового имени и титулования. А во-вторых...
Приметы эти терялись в следах столь обширного увечья, какое для долгоживущих смертных с их жизненной силой и способностями к регенерации лично я полагал невозможным. Большая часть тела уарени Хтанг давно — невесть сколько сотен лет назад — была искалечена гигантским ожогом.
Когда-то она, наверное, была невыразимо прекрасна. Во всяком случае, стоило отвести глаза, и память, не желающая принять увиденного, складывала из уцелевших деталей совершенный в своей притягательности образ. Текучие и ломкие одновременно движения изящной фигуры, прозрачно-сияющий взгляд, бархатистая кожа и шелк волос, сияющий бледным золотом пшеничной соломы.
Вот только всего этого ей было отпущено не в той мере, в какой положено от рождения. Глаз и ушей — по одному, пальцев, не укороченных на фалангу-другую и не сросшихся вместе, — и того меньше. Бархат неповрежденной кожи лишь на четверть обтягивал фигуру, полуобнаженную легким саронгом и топом, остальное поблескивало глянцем сплошного шрама. Да и волос хватало лишь на одну забавную прядку- челку наподобие цизальтинского скальпа-оселедца.
Притом ничто из этого так и не смогло сделать ее уродливой или отталкивающей. Как и Келла, на прямой взгляд хтангская принцесса была более способна казаться смешной, нежели величественной или страшной, какой и была без единой скидки на милосердие времени.
Ей с равной вероятностью могло оказаться под полторы тысячи лет или всего-то полтораста. Не случайно я ее за дедову внучку с перепугу принял — симвотип тот же, только перевес на рабочий аспект, не на базовый. Такие не старятся, сохнут только. А эту уже до края огонь высушил.
Как только такое случиться могло? Своя же стихия так покалечила! Это надо было в кратер горы Дройн сунуться, в самое жерло, чтобы огонь переломил врожденную силу управлять им...
Заметив произведенное впечатление, хай-леди ау Рийнаорр криво усмехнулась. Прямо бы не получилось при всем желании — из-за иссеченных рубцами и стянутых на сторону губ. Подошла поближе непредставимо пританцовывающей походкой и бесцеремонно осмотрела всего меня в ответ, нависнув с высоты традиционного для Инорожденной Дня без малого семифутового роста. И усмехнулась еще разок, изрекая вердикт тому, что видела, низким, хрипловатым голосом с отчаянным тесайрским акцентом:
— А-а, солдатик. Герой-солдатик... У Мирей тоже был герой-солдатик... — Неожиданно она жалобно пропела: — Он пришел с войны, с орденом Луны. Он пришел домой, так хорош собой... — в этом месте она, еще более внезапно, склонилась надо мной и поцеловала в губы.
Не успев отстраниться, я напрягся, ожидая худшего. Но оказалось вполне сносно. Искалеченная эльфь
