А потом они вернулись, закрыли дверь и положили ей обратно в карман ключи, предварительно обтерев их об её же куртку. После чего они стали бить её ногами в грудь и по голове. Но ей не было больно, не было страшно, ей было хорошо, она думала о чём-то хорошем, о чём-то таком, чего не могла уловить. Перед ней появилось лицо мамы, оно улыбалось, потом стали появляться лица папы, дяди, недавно умершей бабушки, появилась вся родня. И каждый улыбался и говорил что-то доброе, радостное, и на лице её появилась улыбка. А потом она закрыла глаза. И всё стихло.
Глава 5
Чёрная кошка
В комнате было темно и довольно жарко. Все окна были закрыты очень плотно, настолько плотно, что не пробивался ни один луч света, чтобы можно было оценить обстановку. Пол был устелен толстыми и чрезвычайно мягкими коврами, – он чувствовал это ногами через мягкие тапочки. Сам он сидел, видимо, в кресле, а по бокам от него стояли тумбочки с резьбой.
Как раз когда он вспоминал, каким образом он мог здесь оказаться, позади послышался скрип двери, а затем глухой удар. В комнату кто-то вошёл, он слышал его или её дыхание, слышал цокающий звук шагов и тихое обрывистое шуршание одежды. Кто-то прошёл в метре от его головы, но он смог ощутить исходящее от этого кого-то тепло и еле уловимый тонкий аромат. Кто-то остановился перед ним метрах в двух и, судя по звуку, сел.
– Здравствуйте, товарищ… мистер… господин… Впрочем, как вам будет угодно, это не суть важно и не отражает главного. Но всё же, если вы желаете какого-то особенного обращения к вам, скажите, я не хочу, чтобы у нас сходу появились недопонимания, – нараспев сказал человек мужским голосом с небольшой хрипотцой.
– Друзья обращаются ко мне по имени. Ну а ко всем остальным я отношусь дифференцированно. В частности сейчас можно подобрать что-нибудь нейтральное, например, гражданин.
– Прекрасно, гражданин Евгений. Если разрешите, я буду называть вас просто Женей. И вас прошу не относиться ко мне предрасположено с негативом, зовите меня просто Сати.
– Немного женское имя, – усмехнулся Женя.
– Да, я с вами согласен, моё имя звучит по-женски в вашей культуре. Однако прошу вас понять, – отшутился Сати, – что это лишь уменьшительно-ласкательное. Я из далёких от вас мест, хотя и имею прямое отношение к вашей стране. Но там, где я жил, и куда периодически наведываюсь, моё имя звучит довольно длинно, и подчас даже мои друзья не в силах произнести его правильно.
– К моей стране? – удивился Женя.
– Ну, не лично к вашей. Но я бывал в различных странах, профессия обязывает, и я по-своему с симпатией отношусь к каждой культуре, к каждой стране и к каждому человеку в отдельности.
– Хм, – на секунду задумался Женя, – то есть, если я вас правильно понял, вы говорите, что любите всех? Простите, хотя мы с вами знакомы лишь пару минут, я вижу в вас человека далеко не глупого. Как вы можете говорить о всеобщей любви?
– Я не говорю о всеобщей любви, – поспешно ответил Сати, – равно как и о всеобщей ненависти. Любовь – это боль, а ненависть – это любовь.
– Простите, не понял.
– Попробую вам объяснить. Видите ли, вы заговорили о всеобщей любви, как о феномене, причём феномене недоказанном. Как, например, о бесконечности вселенной. Признайтесь, вы же не верите в эту теорию, ведь ваш повседневный опыт говорит, что не может быть ничего бесконечного. Да и простая логика не может подтвердить бесконечности. Но с другой стороны та же логика заставляет верить в эту самую бесконечность, ибо, если представить, что вселенная не бесконечна, тогда возникает резонный вопрос: а что же там, за этой границей? Так же и любовь, – скромно закончил речь Сати.
– Нет, ну про бесконечность вселенной я ещё могу согласиться с вами, тем более, что ваши слова не противоречат ничему из того, что я знаю. Но, как связаны вселенная и любовь? – недоумённо спросил Женя.
– О-о-о… Ещё как связаны, Женя. Даже более, чем вы думаете, – тут он сделал паузу, после чего снова заговорил, – всё это просто. Я пытаюсь объяснить вам, что людям свойственно ошибаться, а потом и строить выводы на ошибочных данных. Вот, скажем, вы давно видели мужчину и женщину, которые любили друг друга? Нет, не спешите отвечать, подумайте. Подумайте над тем, что хотите сказать, ведь я у вас не спрашиваю про расчёт и прочие логические вещи, но про любовь.
– Я даже не знаю, что вам и сказать… наверное, видел…
– Вы уверены? – заискивающе спросил Сати.
– Не очень.
– Я могу сказать, что вы знаете таких людей. Впрочем, вам обычно казалось, что такие пары несчастливы вместе. Но в этом вряд ли есть ваша вина, это заблуждение всеобщее и всеобщая ошибка. Кто-то давным-давно сказал, что любовь должна сопровождаться страданием, в трудностях она закаляется и лишь становится крепче. Однако, это мнение ошибочно, как и большинство в этом мире, любовь не рождается в боли, она рождается без неё, и, если она появилась, этим людям больше никогда не будет больно. Я же не могу говорить о любви к каждому, я лишь говорю, что у меня есть симпатия к людям, хотя бы за то, что они живут.
Евгений на секунду засомневался в чём-то, не решаясь ответить прямо, но потом всё же смог набраться сил.
– Вы говорите, как священник. О любви, о симпатии, – сказал он размеренно.
– А вы что, верите в богов?
– Хм, да, это что-то оригинальное: в богов. Не уверен, что я в кого-то верю. Наверное, я верю в себя, а верить в тотем, в какого-то нематериального идола мне кажется странным. Могу лишь сказать, что в моём окружении встречалось множество людей, а некоторые из них были со мной с детства, и вот эти люди веровали. Вы понимаете, что если живёшь в какой-то культуре, то невольно начинаешь её воспринимать. Впрочем, я никогда не верил до конца, но что-то есть, что-то, от чего не могу избавиться.
– А кем вы работаете? – неожиданно спросил Сати.
– Я? – удивился Женя, – ну, это не секрет. Я учусь и работаю. На сессию, знаете ли, нужны деньги, а посему их надо заработать, даже если приходится работать продавцом-консультантом.
– Вам это нравится?
– Нет. Я хотел бы получать больше, а работать меньше. К тому же я не люблю общаться таким образом с людьми, ибо все задают одинаковые вопросы, а ответов ждут экстраординарных.
– Но ведь так не бывает, – скромно заметил Сати.
– Согласен, это утопия. К сожалению, современное общество хоть и современное, но основные принципы его не менялись уже многие тысячелетия. Работодатели до сих пор наивно верят бумажкам, которые предъявляют им работники, или же заверениям своих знакомых. Это я, конечно, говорю сейчас риторически, так как всю систему я не в силах изменить, но хоть в маленьком кругу людей это должно получится, – торжественно поставил точку Женя.
– В маленьком кругу людей? Не слишком ли это мало для такой цели? Если я не ошибаюсь, то провернуть такую мощную кампанию в узком кругу людей вам будет намного сложнее, как если бы вы вещали на всю страну. Изменить мнение одного конкретного человека не только трудно, но и почти невозможно. Тем более это сложно, если человек верит, когда его глупости становятся догматами, за которые он будет стоять насмерть. Мне встречались такие люди, и, поверьте, их всегда было много, которые помногу раз наступали на одни и те же грабли, но отказывались признать факт их существования только из-за того, что по одному из догматов они не могут существовать.
– Не могу с вами не согласиться! Не только догматы, но и вера, религия, которая оперирует этими вещами почти в совершенстве, представляют собой очень опасную машину. И если этот механизм не держать в узде, то он подожмёт под себя весь мир! – с запалом выкрикнул Женя.
Сати сделал паузу, выжидая, пока Евгений успокоится, и продолжил.
