нем генералу. “Чего не случается в этом мире, — подумал он при этом. — Ни за что ручаться нельзя!”. В Москве отнеслись к этому “бреду” очень серьезно, раз решили прислать делегацию. Самолет прибывал утром, следовательно, из Москвы вылетел ночью. Навряд ли ученые будут летать по ночам без основательной причины!
“Значит, там знают что-то, чего мы тут не знаем”, — решил Хромченко.
Но так это было или не так, а отвечать на вопросы придется не кому-нибудь, а именно ему — Хромченко. Звонить в Н…ск, чтобы узнать побольше подробностей, было уже поздно. Полковник лег спать в скверном настроении. Он винил себя в том, что слушал сообщение из Н…ска не так внимательно, как, судя по всему, следовало бы слушать.
Утром, перед отъездом в аэропорт, Хромченко позвонил корреспонденту АПН Горюнову и, коротко рассказав о событиях, спросил, не хочет ли тот ехать с ним. Оказалось, что Горюнов кое-что уже знает и сам намеревался отправиться сегодня в Н…ск. Он зарезервировал для гостей свою машину.
— В таком случае выезжайте в аэропорт, — сказал Хромченко. — Там встретитесь. Вы возьмите к себе в машину своих коллег-корреспондентов, а я ученых.
Он тут же позвонил в Управление и приказал автобус заменить “волгой”.
Предложение Горюнова обрадовано полковника. В том, что корреспонденты всю дорогу не дадут покоя расспросами, можно было не сомневаться. Ученые же, возможно, окажутся более сдержанными.
Хромченко заранее раздражала мысль, что придется много разговаривать на всем полуторачасовом пути.
Разговор в машине действительно не смолкал, но не то что раздражения, даже легкой досады Хромченко при этом не испытывал. Полтора часа прошли незаметно, настолько необычны и увлекательны были рассказы его спутников.
Когда показался Н…ск, разговор прекратился. Все с интересом рассматривали город, ставший местом таких замечательных событий, которые, кстати, уже не казались полковнику Хромченко ни абсурдом, ни “бредом”.
До отделения милиции оставалось менее ста метров, когда внезапно и совсем близко появилась неведомо откуда взявшаяся туманная дымка. Точно легкое облачко пара встало над улицей и, несмотря на легкость и очевидную прозрачность, непостижимым образом закрыло все, что только что было ясно видно сквозь ветровое стекло машины. Пассажирам даже показалось, что не стало видно ничего вообще, и не только впереди, где было облачко, но и по сторонам.
Это продолжалось не секунду, а совершенно неуловимое мгновение. Никто не успел удивиться.
Дымка исчезла!
А с нею вместе… исчезли дома, деревья за оградами и сами ограды. Исчезло здание городской милиции и группа встречающих перед его подъездом. Исчезло все, что только вот сейчас окружало “волгу”. Не было улиц, под колесами машины не было асфальта, его заменила снежная целина.
Не было Н…ска!
Впереди, в пяти шагах от радиатора машины, высился огромный штабель покрытых снегом бревен. Такой же штабель оказался и позади, и тоже совсем близко. И третий — справа.
А слева, в двадцати шагах, из трех легковых машин поспешно выходили люди. С изумлением Хромченко узнал тех самых людей, которые мгновение назад стояли на тротуаре в Н…ске.
В одной из трех машин не только Хромченко, но и все его спутники с не меньшим удивлением узнали синюю “волгу” Горюнова, которая от самого аэропорта все время шла позади их машины. Из нее поспешно выскакивали знакомые корреспонденты, бегом (снег был неглубоким) направлялись к бежевой “волге” и тут же принимались за киносъемку с таким усердием, словно машина полковника, он сам и его спутники представляли для печати какой-то особый интерес.
Но самое удивительное и необъяснимое заключалось в том, что их собственная машина, на которой они только что въехали в Н…ск со скоростью не меньше чем шестьдесят километров в час, неподвижно стояла… Водитель не выключал мотор, не нажимал на педаль сцепления, не тормозил… А машина стояла, и мотор не работал?
Остановка должна была произойти мгновенно, на полном ходу. Но никто из пассажиров не почувствовал резкого толчка, неизбежного при внезапной остановке.
Больше того, все они твердо знали — ТОЛЧКА НЕ БЫЛО! Да и как могла очутиться “волга” в узком пространстве между штабелями бревен. Сюда можно было попасть только сверху, но у “волги” не было крыльев и летать она не умела. Двигаясь по земле на колесах, она никак не могла бы втиснуться на этот перегороженный бревнами и усеянный пнями участок лесоповала.
Но факт оставался фактом. “Волга” стояла там, откуда ей не было пути ни вперед, ни назад. А следовательно, и не было пути сюда, на это место, где она сейчас находилась!
Пути не было, а она была здесь.
— Ну что же! — с замечательным при таких обстоятельствах хладнокровием сказал Хромченко. — Случилось что-то непонятное, видимо очередное н…ское чудо! Но мы все живы и невредимы, а это уже хорошо. Они все расскажут. Ведь они должны знать, что произошло, раз приехали встречать нас именно сюда.
— Но мы только что видели их всех в совершенно другом месте! — сказал ученый-физик.
— Не знаю, что и думать!
С этими словами Хромченко отворил дверцу и вышел из машины. Но, едва ступив на совершенно ровное место, упал, точно у него внезапно подвернулась нога.
Его спутники именно так и подумали, выходя вслед за ним. Ученый-физик протянул руку, чтобы помочь полковнику встать.
Подошли офицеры. Хромченко обратился к подполковнику из Управления.
— Как вы здесь оказались? — спросил он. — Откуда вам было известно, что наша машина вместо Н…ска очутится именно здесь? И почему мы видели вас всех возле отделения милиции всего минуту назад?
— Минуту?! — удивленно спросил подполковник, ошеломленный градом вопросов начальника, всегда такого молчаливого.
Они с огромным нетерпением ожидали, еще в Фокино “возвращения” бежевой “волги”, чтобы расспросить побывавших “там” и узнать от них, что означают все эти чудеса, а тут, вместо рассказа, их самих засыпают вопросами…
— Пусть не минуту, а две, три — это не имеет значения. Что это за место? Где оно находится?
— Это вырубка, в пятнадцати километрах от Н…ска. Об этой цифре — пятнадцать — я докладывал вам вчера, товарищ полковник. Мы все выехали встречать вас более двух часов тому назад. Сперва в деревню Фокино, а потом сюда. А о том, что ваша машина и вы сами окажетесь здесь, нам сказал Кустов. О нем я также докладывал вам вчера. Правда, сперва он направил нас в Фокино, но в этой ошибке его вины нет…
— Ничего не понимаю! Какое Фокино?
— Давайте его сюда, вашего Кустова! — вмешался один из ученых. Видимо, он решил вести дальнейшие расспросы сам.
Хромченко понял это и в знак согласия отступил на шаг.
Он сделал это очень неловко, как-то неуверенно, точно ноги плохо его слушались. Эту неловкость многие заметили и сопоставили с недавним падением. Возникло подозрение, что полковник повредил протез, но не хочет говорить об этом, чтобы не отвлекать внимания от более важного, что сейчас происходило.
Саша подошел ближе. За эти два дня он успел привыкнуть к тому, что привлекает к себе внимание, и не смутился, встретив любопытствующие взгляды ученых из Москвы. Он даже не заметил, что семь кинокамер уставились на него с трех сторон.
— Говорите, молодой человек! — сказал ученый. — Вы слышали вопросы товарища полковника? Отвечайте! Мы вас слушаем!
— Прежде всего, — неожиданно сказал Саша, — чтобы покончить с недоразумениями, попрошу вас всех посмотреть на часы.
Первым издал удивленное восклицание водитель “волги”, у которого часы находились перед глазами, на приборном щитке. Полковник и трое ученых увидели на секунду—две позднее…
Когда они покидали аэропорт, было без пятнадцати минут девять, это все они хорошо помнили. Никуда
