моей голове роились бесчисленные мысли, полный сумбур. Все же я отчетливо помню каждую из них. Странным и очень необычным было тогда мое состояние. Еще более странно, что я совсем не думал о том, что мне предстояло через какой-нибудь час.
Ожидая, когда он опять заговорит, я машинально следил за маленьким, неведомо откуда взявшимся на безоблачном небе облачком, которое медленно, СЛОВНО ЛЕНИВО, ПРИБЛИЖАЛОСЬ К СОЛНЦУ И НА МИНУТУ ЗАКРЫЛО ЕГО.
Он сказал:
— Разве тебе нечего спросить у меня?
— Слишком много,—ответил я.—Мне трудно разобраться в своих мыслях.
— Это пройдет, — сказал он.
— Например, так. Почему вы легко оперируете временем? Я имею в виду минуты, часы, годы. Разве у вас они те же, что и у нас?
— Да, те же. Мы живем в параллельных мирах. Наша планета и ее обитатели тождественны вашей планете.
— А история?
— Именно этот вопрос занимает нас больше всего. Потому-то мы и хотим, чтобы ты посетил наш мир. Нам хочется знать вашу историю. И сравнить ее с нашей.
— Где находится ваша планета?
— На этот вопрос тебе никто не ответит. Она здесь, совсем рядом! Но мы не видим вас, а вы не видите нас, Почему? Мы этого не знаем.
— Как же вы могли вообще заподозрить существование нашей планеты?
— Мы узнали о вас от ваших людей, пришедших к нам.
— А откуда они могли узнать?
— Этого мы также не знаем. Очевидно, научный прогресс пойдет у вас быстрее, чем шел у нас. Через триста лет вы будете знать больше, чем мы сейчас. Я не могу тебе сказать ничего более определенного.
— Почему вам понадобилось двадцать восемь лет для того, чтобы повторить первый опыт, о котором вы говорили?
— Потому что для осуществления перехода нужна огромная энергия. Мы не могли накопить ее раньше, чем за двадцать восемь лет. Не можем же мы для научных опытов лишать энергии всю планету.
— А сейчас?
— Сейчас мы воспользовались запасами, специально собранными за эти годы.
— И эта энергия расходуется непрерывно, пока вы находитесь здесь?
— Нет, она нужна только для самого перехода от нас к вам и обратно.
— А ее хватит для моего перехода? Ведь вы на это не рассчитывали.
— Рассчитывали, — ответил он. — И даже на большее.
— На что?
Он не ответил. Казалось, что его что-то беспокоит. И я впервые подумал, что опыт, на который я дал согласие, может оказаться небезопасным для меня.
Он догадался о моих мыслях. Как? Возможно, по выражению моего лица. Вообще этот человек был необычайно прозорлив и наблюдателен. Он сказал тут же:
— Для тебя нет никакой опасности. Иначе я не предложил бы тебе перейти к нам.
— Но вас что-то беспокоит.
— Да, — ответил он. — Я вспомнил… Когда мы планировали переход вашего человека, то упустили из виду мое положение.—Он снова задумался, а я замер от страха. Что, если то, о чем он вспомнил, помешает мне перейти в их мир? Что, если этот переход не сможет состояться? Я понял, что мне мучительно хочется увидеть их мир, что для меня будет огромным несчастьем, если этого не произойдет. А ведь казалось бы, что это должно меня обрадовать, не правда ли? Потом он снова заговорил, но как-то отрывисто, не связно, точно думал вслух:
— Ты перейдешь к нам на полтора часа… Вернешься полтора часа тому назад. Для меня пройдет тут три часа… Нет, этого делать нельзя… Как быть?..
— По вашему желанию,—сказал я,—мы оба участники одних и тех же событий. Объясните, чтобы я понял.
— Ты прав!—сказал он.—Слушай меня! Мы наметили мое пребывание у вас на два часа. На всякий случай я провел в неподвижности, в изолированном помещении, два с половиной. А потом состоялся мой переход. Они могли бы вернуть меня не через два часа, а через два с половиной. Это так! (Под словом «они» он подразумевал своих соотечественников.) Но что будет, если я проведу здесь три часа? Или если ты вернешься и не застанешь меня? Об этом мы не подумали. Это будет тем самым совмещением разных событий в одно время, о котором нас предупреждали ваши потомки. Единственный выход, — перейти к нам не тебе одному, а нам обоим. Тогда физические условия останутся неизменными. Да, только так! — Он опять думал вслух (почему-то по-русски).—Тогда не будет разницы… Но дадут ли они достаточный импульс для двоих?.. Что случится, если он окажется недостаточным?.. Конечно, мы просто останемся здесь… Именно здесь… Оба!—Тут он перешел на свой язык, и я, естественно, ничего понять не мог.
— Рискнем?—спросил он вдруг, как мне послышалось, с веселой ноткой в голосе.
— Рискнем! —сказал я с готовностью.
— Ты молодец! —сказал он.
Я думал, что он протянет мне руку, но он остался неподвижным. И, вспомнив его просьбу, я тоже старался не шевелиться. Зачем это нужно, я не понимал, но чувствовал, что это очень важно.
Он посмотрел на мои часы (своих у него, видимо, не было). ОНИ ПОКАЗЫВАЛИ ПОЛОВИНУ ШЕСТОГО.
— Теперь скоро!—сказал он.
Мы опять надолго замолчали. Я всеми силами старался совладать с волнением, но оно становилось все сильнее.
В этот момент на пустынном пляже показался какой-то человек, шедший в нашем направлении. Когда он приблизился, я узнал его. Это был наш сосед по дому.
Быстрым шагом ОН ПРОШЕЛ МИМО, НЕ ГЛЯДЯ НА НАС.
Я знал, что если буду молчать, мое волнение только усилится,и спросил:
— Откуда вы так хорошо знаете наш язык? Или наши потомки триста лет спустя… то есть я хотел сказать триста лет назад, говорили на таком же языке?
— На очень похожем, но не на таком.
— Откуда же?
Он снова посмотрел на мои часы. Видимо, и он волновался не меньше, чем я. А может быть, и больше. Ведь он знал, что нас ожидает и какие опасности нам грозят, тогда как я не знал ничего.
Говорят, что неизвестная опасность пугает больше, чем известная. Мне кажется, что, возможно, и наоборот. В тот момент, во всяком случае, было вполне вероятно, что его волнение сильнее. Если я готовился впервые проникнуть в иной мир, то и он был у нас впервые, да к тому же брал на себя ответственность (хотя бы моральную) за мою жизнь. Его фраза: «Иначе я не предложил бы тебе перейти к нам»—говорила о том, что эту ответственность он сознавал и относился к ней отнюдь не легкомысленно.
Помню, что при этом я подумал, что, рассказав ему мою биографию, не спросил его, кто он сам. Задавать этот вопрос человеку, по крайней мере вдвое старшему, казалось невежливым. Почему? Видимо, потому, что он был до неправдоподобия похож на обычного человека, «землянина», как пишут теперь в фантастических книгах.
— Не будем пока касаться этого вопроса,—сказал он.—У нас осталось мало времени. Через полтора часа мы встретимся снова на этом месте, и тогда я отвечу подробно на любой твой вопрос.
Неожиданно у меня появилась мысль, которую я не мог не высказать, хотя он явно не хотел больше разговаривать.
— Когда мы «уйдем» к вам,—сказал я,—то исчезнем с этого места?
— Конечно!
