— Да. Прежде я хотела бы сообщить вам хорошую новость. Вероника… то есть Тома сегодня утром заговорил…
— И что она… то есть он сказал?
— Минуту, я все записала. — Она вынула небольшой блокнот из кармана. — «Бежать… Мост… Дьявол… Завтра на рассвете… Шарль… Козыри — пики… Люблю… Люблю… Но…».
— Боже мой! — воскликнула Ноэми.
— Что такое?
— Ничего, ничего! Просто я крайне удивлена, что кто-то говорит посредством моей дочери…
— И правда, это удивительно, — согласилась Мюрьель. — Пожалуй, даже страшновато. Признаюсь, когда я услышала этот голос, мне стало жутко…
Ноэми явно было не по себе, она то и дело смыкала и размыкала руки. Мюрьель продолжала:
— Интересно и то, что можно сравнить эти слова духа с тем, что он сказал несколько дней назад…
— Вот как? — удивилась Ноэми. — А разве он… она уже говорила?
— Да. Я об этом не упоминала, чтобы не беспокоить. — Она снова посмотрела в свои записи. — Он сказал: «Козыри — пики… Я — пас… Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь… Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это…»
Ноэми вдруг резко поднялась.
— Извините, я сейчас приду.
Она исчезла в другой комнате.
Ее волнение не ускользнуло от Мюрьель. Это показалось ей любопытным.
Ожидая возвращения Ноэми, она стала рассматривать комнату. Тут было уютно, светло и чисто. Тем не менее почти полное отсутствие картин, ваз и прочих милых вещиц указывало на некую отстраненность от реальной жизни. Внезапно внимание Мюрьель привлекла мандала, висевшая на стене. Появилось странное ощущение, словно какая-то сила притягивала ее к центру картины. Мюрьель пыталась сопротивляться — напрасно! Чем больше она смотрела на рисунок, тем отчетливее становилось впечатление, что она теряет контроль над собой. Ее охватила смутная тревога, в сознании вдруг стали возникать бессвязные сцены насилия, будто она приняла вещество, вызывающее галлюцинации.
В то же время она почувствовала, как на нее накатила волна ненависти, неведомая ей прежде. Сердце учащенно забилось, и ее охватил панический страх.
Мюрьель старалась вернуть себе душевное равновесие, но поняла, что находится под воздействием кого-то или чего-то. Словно околдованная невидимой силой, она стала терять свое «я», но все-таки смогла поднести руку к глазам и перевести взгляд на букет сухих цветов, стоявших на камине.
Ей стало легче, хотя сердце по-прежнему неистово колотилось в груди. Мюрьель с трудом поднялась, подошла к балконной двери и приоткрыла ее. Свежий воздух пошел ей на пользу.
Едва она пришла в себя, как появилась Ноэми.
— Простите, что задержалась…
— Ничего страшного, — сказала Мюрьель, решив не упоминать о том, что с ней произошло. — Мы остановились на словах вашей дочери, то есть на словах Тома. Как вы думаете, что они означают?
Ноэми отвела взгляд. Мюрьель украдкой наблюдала за ней. Казалось, Ноэми была здесь и одновременно далеко отсюда.
— Ничего! — в конце концов ответила она. — Они мне ни о чем не напоминают.
— И даже имя Шарль?
— Нет. Я не знаю никакого Шарля.
— Извините мою настойчивость, но я бы хотела, чтобы мы поговорили о вашей семье, в частности, об отце Вероники.
Ноэми повернулась к Мюрьель. Ее взгляд был так печален, будто она вот-вот могла расплакаться. Тем не менее очень быстро женщина пришла в себя, ей почти удалось улыбнуться.
— Поговорить об отце? Но я не знаю, что с ним стало. Это было так давно… Я встретилась с ним, когда была студенткой. Но он мгновенно исчез, узнав, что я жду ребенка.
— Вы никогда не пытались его разыскать?
Ноэми заколебалась:
— Нет. Ну конечно, нет! Зачем? Мужчину, который уходит при таких обстоятельствах, удержать невозможно.
— А Вероника страдала от отсутствия отца?
— Думаю, да. Все страдают от этого.
— Вы правы, — согласилась Мюрьель, думая об Эндрю. — Вы с ней никогда об этом не говорили?
— Нет. Вероника слишком целомудренна и не могла на это согласиться…
Мюрьель молчала, удивившись, что мать и дочь, настолько близкие друг другу, никогда не говорили на эту тему. У нее с сыном все было наоборот: каждый день Эндрю вспоминал об отце и задавал вопросы, ответа на которые не существовало.
Понимая, что молчание затянулось, Мюрьель продолжила:
— Я полагаю, это событие обострило повышенную чувствительность Вероники. Вот чем можно объяснить тот факт, что она стала медиумом и вошла в контакт с умершим…
— Возможно, вы и правы, но все это выше моего понимания. В то же время мне хотелось бы лучше понять, чем вы занимаетесь.
Обрадованная неожиданным интересом Ноэми к своей работе, Мюрьель принялась рассказывать о новом проекте и делах, которые она уже распутала. Затем она упомянула о наблюдениях, сделанных на мосту, и злоключениях, которые за этим последовали.
Легкая тень омрачила лицо Ноэми:
— Сожалею, что так получилось…
— О, не беспокойтесь. Я умею защищаться.
— Надеюсь, но меня это так пугает…
— Почему?
— Не знаю, — сказала Ноэми, как если бы говорила сама с собой. — Колдовство… Темные силы… Оккультизм. Это может причинить очень много зла…
— Я знаю. Вплоть до смерти. Несколько дней назад это случилось с Эмилем Массаром…
Ноэми выпрямилась.
— Вы знали Эмиля Массара? — спросила Мюрьель.
— Нет! Нет! Честно, я не…
Такой ответ удивил Мюрьель. Она стала рассказывать о предполагаемых обстоятельствах преступления, внимательно наблюдая за собеседницей. С каждой минутой Ноэми волновалась все сильнее. Однако и на этот раз ей удалось овладеть собой.
— Но это все же не объясняет вашего интереса к моей дочери, — заметила Ноэми с некоторой досадой, когда Мюрьель замолчала.
— Меня пригласил доктор Моруа…
— Это он вас вызвал?
— Да, а что?
— Ничего, просто я этого не знала.
— Как только приехала, я поняла, что Вероника обладает удивительными способностями медиума. Вот почему я и начала исследовательскую работу. Но для успеха мне нужна ваша помощь.
— А вы уверены в успехе?
— Да, если у меня будет максимум информации о вашей дочери и о вас.
— Что вы еще хотите знать?
— Мне самой это пока не вполне ясно. Но если мы поговорим о вашей жизни, это мне поможет.
Ноэми растерянно посмотрела на нее.
— Я не знаю, что вам сказать… Я веду обычную жизнь. Родилась в этом городе. Окончила лицей. Затем отправилась изучать иностранные языки в университет Монпелье. С тех пор я занимаюсь переводами для международных организаций.
— Вы любите свою работу?
