— В таком случае тебе остается только соблазнить ее, — ехидно проговорил Жером, вставая.
— Ты действительно говоришь ерунду!
— Ну, может, и не совсем… — пробормотал он, уходя в свою комнату.
Мишель задумался. У него не было ни одного веского аргумента, чтобы объяснить резкое изменение в поведении Жерома. Тем не менее интуиция подсказывала, что это не случайно.
Он тоже отправился к себе в комнату. Проходя мимо двери Мюрьель, он немного поколебался, но все- таки постучал.
— Кто там?
— Это я, Мишель! Мы могли бы поговорить?
— Входи.
Он расположился в кресле напротив нее. Мюрьель сидела на кровати, обложенная бумагами и документами. Одета она была в строгий костюм.
— Странное поведение, не так ли?
— Да, вероятно, это усталость, проблемы в клинике или еще что-то. Но ничего серьезного, из-за чего тебе стоило бы уезжать…
— А у меня и нет такого желания. Наоборот, мне хочется прояснить это дело и ознакомить с выводами тех, кого они могли бы заинтересовать. И что бы вы там оба ни думали, я на правильном пути. Вот, например, веришь ли ты, что Тома отвечает мне с легкостью, когда я к нему обращаюсь?
— Ну… не знаю.
— А я знаю! Я отметила моменты, которые могут иметь значение. Я имею в виду его заявления и кое- какие странности в поведении Ноэми. Все это начинает составлять… окружение.
— То есть?
— Заявления Тома становятся более внятными. Сначала он сказал: «Козыри — пики. Я — пас». Так сказал бы любой человек, играющий в карты. Тем не менее он выбирает определенную масть. Пики — это символ несчастья, смерти в божественных науках. Потом он читает строчку из стихотворения Виктора Гюго, а мы знаем, что поэт любил общаться с потусторонним миром. «Я завтра на рассвете, когда светлеют дали, отправлюсь в путь…» К тому же это строки из первого стихотворения поэмы, посвященной его дочери Леопольдине, которая утонула в Сене. Здесь вновь идет речь о смерти… Затем Тома кричит: «Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это!..» Эти слова призваны вернуть нас к реальности и подтвердить, что он не покончил с жизнью. Потом он возвращается к уже знакомой теме, добавляя к ней новые элементы: «Бежать… Мост… Дьявол… Люблю… Люблю… Но…» Вот здесь не все ясно.
Но, во всяком случае, упоминание о дьяволе, кажется, указывает на то, что мы идем по правильному пути, когда интересуемся колдовством. И наконец, названо конкретное имя. Я искала, кто может быть этим Шарлем. Но, признаюсь, пока безуспешно. Не считая того, что это было имя мужа Леопольдины, который утонул вместе с ней.
— И что теперь?
— Ничего. Я делаю лишь предварительные выводы.
— Да, но это никуда не приведет нас.
— Правильно. Но это по крайней мере поможет нам окунуться в определенную атмосферу. Не так ли?
Мишель согласно кивнул и замолчал. Хотя новые подробности и не особо продвигали его вперед, они все же способствовали уточнению картины расследования.
Внезапно инспектор вскочил.
— Я вернусь! — предупредил он.
— Тебе настолько скучно со мной? — простодушно удивилась Мюрьель.
Мишель остановился на пороге и молча посмотрел на нее, прежде чем уйти. Мюрьель улыбнулась, довольная тем, что ее чары не оставляют его равнодушным. По возвращении он выложил на кровать предметы, обнаруженные у Эмиля, и рассказал, каким образом отыскал их.
— Восхитительно! — воскликнула женщина, когда Мишель закончил.
— Да, очень интересно! Но это все равно никуда не ведет.
В глубоком волнении Мюрьель рассматривала монетки, крест, читала вслух надписи на листочках, потом обратилась к Мишелю:
— Это свидетельствует о колдовстве, причем о таком, каким занимаются здесь, в провинции, уже долгое время. Очевидно, Эмиль сам был колдуном и пытался уберечься от порчи, которую насылали на него другие. Если он расположил эти талисманы у двери и окна, значит, хотел защитить свой дом от колдовства или проклятия. Я считаю, Эмиль боялся alter ego8.
— Иначе говоря, его убийцей мог быть другой колдун?
— Точно!
— То есть мы должны ориентировать наши поиски на подобных людей?
Мюрьель улыбнулась:
— Я ведь не полицейский. Скажем, я бы порекомендовала поступить именно так, если бы кто-нибудь спросил мое мнение.
— О'кей! — сказал Мишель, вставая. — Приму это во внимание. А пока пойду вытащу нашего ворчуна из комнаты и приготовлю ужин.
Когда он вышел, Мюрьель растянулась на постели. Ее гнев исчез без следа.
На следующее утро все трое пили кофе на кухне. После вчерашней размолвки Мюрьель отказалась ехать в клинику с Жеромом.
— Когда вы с коллегами измените взгляд на вещи, тогда будет видно…
Зазвонил телефон. Подошел Жером. Это был Вердье. Жером передал трубку Мишелю.
— Инспектор? Я хотел бы срочно встретиться с вами и вашей подругой, — сказал Вердье.
— Сегодня?
— Сегодня утром, если не возражаете.
— О чем речь?
— Поговорим при встрече.
— О'кей! Допиваем кофе и едем к вам.
Когда Мишель закончил разговор, Мюрьель и Жером с удивлением на него посмотрели.
— Майор хочет нас видеть, Мюрьель и меня.
— А Вердье сказал зачем? — забеспокоился Жером.
— Нет, но, кажется, это срочно…
— У тебя есть хоть какие-то догадки на этот счет?
— Никаких…
Жером вымыл чашку и вышел, пробормотав что-то на прощание.
Мюрьель и Мишель переглянулись.
— Он явно не в своей тарелке! — заметила она.
Мишель ничего не ответил, но его вчерашняя тревога заметно усилилась. Он никогда не видел друга в таком нервозном состоянии.
Машин на дорогах было немного, поэтому Мишель и Мюрьель быстро доехали до жандармерии. Вердье принял их без промедления. Предложив им кофе, он сел за письменный стол. Вид у майора был более озабоченный, чем всегда. Затем он обратился к Мишелю:
— Поговорим о вашем расследовании чуть позже, прежде я хотел бы сообщить вашей спутнице, что случилось с ее машиной. — Он повернулся к ней. — Вот какие дела, мадемуазель. Как попросил меня Фабр, я послал одну из наших бригад на ее поиски вчера вечером. Но произошло нечто… скажем… необычное. — При этом он снял трубку и попросил прислать в кабинет двух работников. — Пусть они сами вам расскажут. Вы понимаете, они это видели собственными глазами.
Через несколько минут в кабинете появились двое мужчин в голубых рабочих комбинезонах.
— Ланселен и Гийар, — представил их Вердье. Мишель подумал, что, если бы майор назвал их Лорел и Харди9, он бы не удивился — насколько один был маленьким и толстым, настолько другой — высоким и худым.
— Садитесь и расскажите инспектору и мадемуазель, что же произошло.
