— Вас ничто не удивляло?
— Не понимаю…
— Поставлю вопрос по-другому. Бернар Дюваль был честен в делах?
Юрист ловко вышел из положения:
— Когда у вас столько денег… много денег — а это как раз его случай, — честность становится понятием относительным…
— Какие ассоциации он субсидировал?
— Не помню, думаю, все понемногу…
Мишель почувствовал, что бесполезно настаивать и пытаться узнать побольше о махинациях Бернара Дюваля. Нотариус будет говорить намеками, так как и сам в этом замешан.
Мишель поднялся и пожал ему руку.
— Благодарю вас, мэтр. Благодаря вам у меня появилось еще больше сомнений, но я знаю, что вы сказали главное.
— У меня не было никаких причин скрывать от вас что-либо. Во всяком случае, вы бы сами об этом узнали. А это сэкономит время, особенно если вам удастся поймать виновника убийства.
— Кстати, что касается убийства. Два последних вопроса в одном, мэтр. Думаете ли вы, что Тома действительно покончил жизнь самоубийством, а Бернар умер естественной смертью?
Нотариус открыл дверь.
— То, что я об этом думаю, не имеет никакого значения, инспектор. Нужны доказательства для ответа на такие вопросы.
Мишель согласно кивнул и вышел.
Он не спеша дошел до машины, наслаждаясь очарованием улиц старого города. Он был доволен. Картина следствия обогатилась несколькими дополнительными деталями.
Глава 17
Сгорая от нетерпения увидеть Мюрьель, Мишель быстро вернулся в Лазаль. Увидев ее на диване, он подумал, что грезит. У нее снова была прежняя улыбка и спокойное лицо. Только темные круги под глазами свидетельствовали о том, что ей пришлось пережить.
— Это невероятно! — воскликнул он, обнимая ее. — Я оставил тебя еле живой от холода, а теперь ты снова свеженькая, как всегда!
— Что ты хочешь? Стало быть, я стойкая и духи не имеют надо мной большой власти! В любом случае спасибо. Я тебе крайне обязана. Заметь, я почти довольна, что со мной это приключилось. По крайней мере ты предстал передо мной в другом свете, скажем… не только грубым мужчиной!
Мишель посмотрел на нее, не понимая.
— Да, — сказала она, — представь себе, когда я лежала без всяких признаков жизни, я частично слышала, что ты говорил…
Мишель покраснел. Не зная, что ответить, он порадовался появлению Жерома в гостиной.
— Хорошо, что ты здесь, — сказал друг Мишелю. — Вечером я должен уехать, мне не хотелось оставлять Мюрьель одну.
— Романтическое свидание?
— Не совсем…
Когда он вышел, Мюрьель встала.
— Подожди меня несколько минут, — попросила она Мишеля. — Мне надо переодеться и позвонить Эндрю. Потом мы обо всем поговорим. Хорошо?
В ожидании Мюрьель Мишель сделал несколько заплывов в бассейне. Нагретая солнцем за день, вода была еще теплая. После суматохи нескольких часов ему хотелось расслабиться, и он пытался думать только о приятном.
Инспектор как раз выходил из воды, когда появилась Мюрьель в чудесном сиреневом платье.
— А я и не знал, что мы идем на танцы! — сказал он, вытираясь.
— Я стараюсь хорошо выглядеть после недомогания. Это помогает мне почувствовать себя более сильной.
— Не думаю, что это так необходимо…
— Почему?
— Ты уже доказала, что сломить тебя невозможно.
Мюрьель улыбнулась, ничего не ответив.
Они сели за стол и налили себе апельсинового напитка.
— Ну, — пошутил Мишель, — расскажи, как ты умудрилась чуть не умереть от холода в такую жару?
По мере того как она рассказывала ему в мельчайших подробностях о том, что сделала и обнаружила, Мишель все больше удивлялся.
— Ты понимаешь, что все это просто невероятно! — вскричал он, когда Мюрьель закончила.
— Да, если смотреть на факты глазами неверующего. И вполне объяснимо, если предположить, что это колдовство.
— И как ты это объясняешь?
— У меня нет объяснений. Прежде чем дать ответ, я должна заглянуть в базу данных в лаборатории.
Она прошла в гостиную, где был установлен компьютер. Мишель проследовал за ней и сел на диван, откуда мог наблюдать за ее работой.
В профиль лицо Мюрьель казалось ему более строгим, чем анфас. Властный подбородок свидетельствовал о ее уверенности в себе и упорстве. Мишель, несомненно, находил ее очаровательной…
От Мюрьель не ускользнуло то, что Мишель на нее смотрит, и это ее забавляло. Его всегда равнодушный взгляд, который, казалось, скользил по лицам людей, стал ласковым и добрым. Вероятно, инспектор начинал воспринимать ее всерьез. Во всяком случае, его отношение к ней изменилось…
Через несколько минут Мюрьель прервала работу и воскликнула:
— Это именно то, о чем я подумала! Текст на листке бумаги, который лежал в спичечной коробке, был магическим заклинанием. Он взят из книги заклинаний под названием «Колдовская книга папы Гонориуса и сборник самых редких таинств».
— Что это за штука?
— Старая книга по колдовству.
— И что, папа на самом деле является ее автором?
— Нет. Вернее, вначале ее действительно приписывали папе Гонориусу Третьему, но сейчас есть основания полагать, что это скорее произведение Кадалуса, который в тысяча шестьдесят первом году прославился антипапскими настроениями и чья жизнь была отнюдь не образцом добродетели. В свое время он совершал нападки на папу Александра Второго при поддержке немецкого императора Генриха Четвертого, но не сумел тем не менее его победить. Предполагается, Кадалус написал эту книгу, чтобы отомстить папству.
— Любопытно. Но Боже мой! Какое отношение это имеет к нашему делу?
— Эта книга была широко известна и в течение длительного времени использовалась колдунами. Возможно, и Эмиль не обошел ее своим вниманием. И поверь мне, так или иначе этой книге не суждено творить добро. Ну-ка иди сюда! Посмотри на обложку.
Вдохнув нежный запах духов Мюрьель, Мишель внимательно посмотрел на репродукцию.
— Видишь, — продолжала она, — здесь, под названием, нарисован крест, увенчанный петлей, с двумя поперечными перекладинами. Это символ двоичности, образ всепобеждающего зла.
Потом она разъяснила значение других знаков, изображенных на рисунке. Повернутая к Изиде Луна, расположенная в центре треугольной пирамиды, утверждала, что зло распространяется повсюду. На левой стороне два соприкасающихся треугольника символизировали главенство человеческого разума над природой. На правой — жертвенный нож, нарисованный над двоичным числом, говорил о необходимости принести все в жертву во имя зла. Внизу было написано имя Бога и начертаны два перевернутых креста — это означало, что не существует ни Бога, ни искупления.
