– Жилье есть. Сторговал бывший дом Ртепа. Там – все как прежде, разве что стены вокруг двора еще выше стали, да деревья гуще. А колодец – тот же, что и был.
– Сворачиваемся, – распорядился Сид.
Без, не дожидаясь остальных, начал отвязывать крепления шатра. К полуночи они справили новоселье.
Действительно, во дворе почти ничего не изменилось. Разумеется, и стены, и окованные ворота были другими, но – живуча традиция! – через тысячу лет, словно слепок с одного образца, повторились и дом, и двор, и деревья. А каменный срез колодца, пожалуй, был тем же самым. И теми же самыми казались огромные деревянные колеса для подъема воды, хотя это было совершенно невероятным.
Пока большинство предавалось воспоминаниям, а Зерогов – восторженному любопытству, Без обошел помещения, проверил тяжелые запоры на воротах – остался ими доволен, – заглянул в колодец и проинспектировал отхожее место. Вывод был прост – при необходимости можно держать круговую оборону. Он стал хорошим комендантом – как-то само собой оказалось, что уже есть двухнедельный запас местных харчей. Нынешняя роль явно больше соответствовала его наклонностям, чем прежний высокий земной пост. Недаром он так стремился в экспедицию!
На небе сияла луна. Сид и Мер легли на крыше. Остальные на веранде – в комнатах было душно. В дальнем углу двора, за обвитой виноградом беседкой, дотлевали угли ненужного уже костерка. Хозяйственный Без подошел и залил их. Наконец улегся и он.
– Смотри, Ис, – по-старому назвала его Мер, – ночь-то какая!
Она сидела, подтянув к подбородку колени, прикрытые легким одеялом, рядом с лежащим на спине Сидом. Тот, закинув руки за голову, смотрел вверх.
– И тишина, – продолжала она, – мы отвыкли от такой тишины. Даже переклички стражей не слышно. И листва молчит. И пахнет лимоном – почти как на той Земле. Ты не спишь?
– Нет, Мер, – повернул голову Сид, – думаю.
– О чем?
– О тебе. О себе. О нас. О том, какой невероятной была наша встреча. О том, как пусто было бы без нее.
Они долго слушали тишину, которая была живой: то прошуршит геккон по глинобитной стене, то скользнет по прохладной листве старый тяжелый лист. А вдали, за оврагом, идущим вдоль южной стены двора, трещали цикады. И луна, пройдя по ветвям, стояла уже в середине неба.
– А луна такая же, как и там, – прижав голову к плечу Сида, засыпая, сказала Мер.
3
—В городе мало кого интересует наша вера. Здесь сошлись три религии – Благословенной земли, последователей Иса и тех, кого пустынник назвал «погаными», – последним и принадлежит власть в городе. Они-то наиболее терпимы. За кого себя выдавать?
– За последователей Иса, Сид, – подал голос Геф, – у них здесь немало толков. Так что не придерутся. Вот на Севере, за морем, где эта вера господствует, так не отделаешься – жрецы не любят отклонений. По опыту знаю. Да и ты помнишь. Так что с их теорией познакомиться стоит. И с практикой – тоже.
– Геф прав, – поддержал бывшего кузнеца Зерогов, они вместе бродили по городу, вслушивались и всматривались, гонимые неистребимым человеческим любопытством, а не только пользою дела, что, впрочем, тесно переплеталось. Они узнали, что богослужение у последователей ведется на том древнем диалекте, который в обыденной речи уже воспринимался с трудом. Так что нужно было срочно переучиваться. На разведку пока ходили только Геф и Зер. Академик, несмотря на свой темперамент, при необходимости оказывался сдержанным и немногословным. И впитывал в себя всю эту экзотику так, словно был прирожденным историком, этнографом и филологом, а не представителем точной науки, еще раз подтверждая этим неразрывную связь физики и лирики!
Через неделю, когда даже Без сносно овладел местным языком, Сид разрешил выход в город.
В тот же день вечером Зер и Геф привели двух паломников из северных стран. Зер рассудил просто: на Север все равно надо идти – проверить теоретически предсказанную возможность перехода в том районе, своего рода эхо-сигнал основной точки. А кто лучше странников может рассказать о дороге?
– Для ознакомления с обстановкой в мире и уяснения догматов твоей веры, – объяснил появление гостей Зер отозвав Сила в сторону. И в глазах его плясали при этом обычные чертики.
– Пусть поживут, подкормятся – я им сказал, что мы жаждем духовного наставления, дабы ублажить их миссионерскую спесь.
Первым движением Сида было предложить им воды чтобы смыть с их благочестивых тел застарелую грязь. А пока они будут мыться, произвести санобработку их не менее благочестивых одежд, ибо странники слишком уж энергично искали у себя под мышками и в иных узких местах. Однако это предложение было отклонено – с рассветом питомники собирались припасть к камню со следом бога и только после этого смыть многодневные наслоения.
Сид смирился, выделив им по их просьбе место под навесом около ворот. Оказались они на диво нелюбопытными. Их не интересовало, кто и откуда их гостеприимные хозяева, их занимало только одно, что этих людей можно наставить в вере. Впрочем, Нави это подчеркнутое безразличие показалось напускным. Но по давней привычке мнения своего он никому не навязывал.
– Откуда вы, святые отцы? – обратился к ним за вечерней трапезой Сид.
– Из Великой и Священной Северной империи, управляемой иссейшим монархом мира.
– Каким, каким монархом? – поперхнулся куском Зер.
– Иссейшим, от имени Иса, Господа нашего, – поставив пиалу на кошму, воздел вверх руки старший, рыжебородый. Второй, с бородкой пожиже и менее яркой, стрельнул глазками по Мер, но тоже оставил питье, вознес руки и закатил глаза.
– Да благословится трапеза сия, – воскликнул он тонким голоском, исправив упущение старшего.
