— Но я вам повторяю, что окно было закрыто! — воскликнул граф нетерпеливо.
На этот раз Флориани должен был ответить. Он сделал это спокойно, как человек, которого не могло смутить такое несущественное возражение.
— Я хочу верить, что оно было закрыто. Но ведь там была форточка!
— Откуда вы знаете?
— Это должно быть так: иначе кража совершенно необъяснима.
— Форточка была закрыта так же, как и окно. На это даже не обратили внимания.
— Напрасно, при внимательном осмотре заметили бы, что она была открыта.
— Как так?
— Я предполагаю, что она так же, как и другие форточки в вашем доме, открывается посредством шнурка из плетеной проволоки, на нижнем конце которого кольцо. Оно приходилось между окном и сундуком.
— Да, но я не понимаю…
— Это очень просто: через щель, проделанную в раме, можно было при помощи какого-нибудь инструмента, допустим, железного прута с крючком на конце, зацепить за кольцо, потянуть и открыть форточку.
Граф усмехнулся.
— Превосходно! Великолепно! Вы очень легко все это объясняете. Но вы забываете только одно: в раме не было никакой щели.
— Щель была!
— Не может быть! Мы бы ее заметили.
— Чтобы ее увидеть, надо было посмотреть, а никто этого не сделал. Щель наверняка существует. Она должна находиться вдоль рамы, около замазки.
Граф встал. Он казался сильно возбужденным. Нервно пройдясь два или три раза по зале, он подошел к Флориани и сказал:
— С того дня там наверху ничто не изменилось. Никто не входил в эту комнату.
— В таком случае, граф, вы имеете возможность убедиться в том, что мое объяснение совершенно соответствует действительности.
— Да, но оно совершенно не соответствует фактам, установленным судебными властями.
Граф пробормотал еще несколько слов, затем вдруг направился к двери и вышел. Никто не произнес ни слова. Все напряженно ждали.
Наконец граф появился в дверях. Он был бледен и сильно взволнован. Дрожащим голосом он сказал своим друзьям:
— Я прошу извинения. Объяснения нашего друга настолько неожиданны… я никогда не думал…
Его жена нетерпеливо перебила его:
— Говори скорей, в чем дело… умоляю тебя…
— Щель существует и даже на указанном месте вдоль рамы.
Он порывисто схватил Флориани за руку и повелительным тоном сказал:
— А теперь продолжайте… Я признаю, что до сих пор вы были правы, но теперь… Разговор еще не кончен… отвечайте… Что же, по-вашему, случилось?
Флориани осторожно высвободил свою руку и через секунду произнес:
— Что случилось? Вор, зная, что графиня отправилась на бал в ожерелье, перекинул свой мостик во время вашего отсутствия. Он наблюдал за вами через окно и видел, как вы прятали ожерелье. Как только вы вышли, он проделал щель и потянул кольцо.
— Пусть будет так, но расстояние слишком велико, чтоб он мог через форточку достать задвижку окна.
— Если он не мог открыть окно, он сам влез в форточку.
— Невозможно. Она слишком мала для того, чтобы в нее можно было влезть.
— В таком случае, это не был взрослый человек. Не говорили ли вы, что у вашей подруги был сын?
— Действительно, у нее был сын… его звали Раулем.
— Весьма возможно, что этот самый Рауль и совершил кражу.
— Какое же у вас доказательство?
— В доказательствах нет недостатка. Например… — он немного подумал и снова продолжал: — Например, этот мостик… Нельзя допустить, чтоб ребенок принес и отнес его обратно так, чтоб этого не заметили. Он должен был взять то, что было у него под рукой. В комнате, которая служила вашей подруге кухней, были, наверно, полки?
— Да, несколько, я помню.
— Надо было бы убедиться в том, что эти полки просто лежали на своих подставках. В противном случае мы могли бы думать, что ребенок их выдернул и потом связал их одна с другой. Может быть, если там была печь, нашли бы и железный прут, которым он должен был воспользоваться для того, чтоб открыть форточку.
Граф вышел, не говоря ни слова; на этот раз присутствующие были убеждены в том, что предположения Флориани были правильны. Он говорил настолько убежденно, что все верили ему так, как будто он рассказывал о происшествии, в достоверности которого никто не сомневался.
Никто не удивился, когда, возвратившись, граф сказал:
— Конечно, это ребенок, это, наверное, он… Я видел доски… железный прут…
— Вы хотите сказать, что это скорее его мать, — воскликнула графиня. — Она одна виновна, она, конечно, заставила своего сына…
— Нет, — возразил Флориани, — его мать здесь ни при чем.
— Не может быть! Они жили в одной комнате, и ребенок не мог этого сделать без ее ведома.
— Все произошло ночью в соседней комнате в то время, как мать спала.
— Но ожерелье? — сказал граф. — Его бы нашли в вещах ребенка?
— Он выходил из дому. В то самое утро, когда вы застали его за перепиской, он только что вернулся из школы, и полиция, может быть, напала бы на более верные следы, произведя обыск в его рабочем столе, между учебными книгами, чем взводя напрасное обвинение на невинную мать.
— Хорошо, но эти две тысячи франков, которые Генриетта получала каждый год, разве это не доказательство ее участия в преступлении?
— Если бы она была сообщницей, разве она благодарила бы вас за эти деньги? И затем, разве за ней не следили? Между тем ребенок был вполне свободен, ему не стоило никакого труда добежать до соседнего города, сговориться со скупщиком и отдать ему за бесценок один или два бриллианта с условием, чтобы деньги были отправлены из Парижа.
Рассказ произвел на графа и на всех присутствующих неприятное впечатление. Граф притворно засмеялся.
— Все это так остроумно, что я в восхищении. Поздравляю вас!..
— Да нет же! — воскликнул Флориани. — Я слежу за событиями: мать заболевает, всевозможные ухищрения делаются сыном, чтобы продать драгоценные камни и спасти ее. Болезнь осложняется. Она умирает. Проходят годы. Мальчик растет и становится мужчиной. Тогда — на этот раз я признаю, что моя фантазия разыгрывается, — предположим, что он встречает тех, кто подозревал и обвинял его мать… Какой жгучий интерес представляет подобная встреча в старом доме, где произошла драма?
V. Кто же вы?
Эти слова были произнесены среди общего молчания: на лицах супругов Сибизов появилось растерянное выражение.
— Кто же вы? — спросили они оба разом.
— Я? Флориани, которого вы встретили в Палермо и которого вы приглашали к себе уже несколько раз.
— Что же означает эта история?
— О, ничего особенного! Я старался представить себе ту радость, с которой сын Генриетты, — если он еще существует, — сказал бы вам, что он единственный виновник и что он совершил преступление только потому, что его мать была несчастна в вашем доме.
