Ивана Грозного, который уже четвертый по грозе, и других, пропустив зрелость и увядание, и сезонные явления в жизни птиц и зверей.
Наша квартира - не наша, она, квартира-музей, работает без передыха, каждый день - сегодня, даже в понедельник, выходной день, потому что все большие специалисты, которые изучают нашу жизнь, могут только сегодня, а завтра не могут, завтра каждый из них должен быть самолетом у себя на родине, поездом, куда ночь езды, электричкой - всего несколько часов, пешком - в десяти минутах ходьбы, говорят на нашем языке, потому что, изучая жизнь объекта, лучше всего говорить и думать на языке объекта, на пушкинском языке, на тургеневском, на языке Толстого и Достоевского, они пьют день и ночь за могучий русский язык, чтобы сохранить его чистоту. Русская литература - это вещь, и русская жизнь - явление, сказать почему? А только у русских литература смешана с жизнью до пассива и актива, и писатели - всегда актив, а героини всегда пассив, живых женщин нет. Все мужчины хотели бы иметь дело только с Наташей, Сонечкой и Таней Лариной, начиная с детского сада - с золотой рыбкой, идеальной женщиной, а все женщины зато с самим Пушкиным, Толстым и Достоевским. Мы гуляем по ночам, по гостям, мокнем под дождем - от памятника к памятнику, которые сидят, стоят и мокнут под дождем, гуляют каждый напротив своей квартиры-музея, нет - чаще напротив отдельных квартир, чаще - напротив ресторанов; облепленные табачными киосками, отрезанные от улиц шоссе, напротив светофоров, чтобы легче переходить улицу на зеленый свет. Даже под землей, в метро, мы среди своих, и там памятники - в спортивных майках и трусах, физкультурники, атлеты, большие писатели, от кого торчит голова, кто по пояс, кто в полный рост.
Холодно. Прошел мужик и оглянулся на парочку, так нельзя ходить по улицам, так обнявшись. Сана и Отматфеян ходят по улицам так обнявшись с утра, руки окаменели от холода, могут отвалиться. 'Позвони еще раз'. В телефонной будке на стеклах цветы из снега, в следующей точно такие же, но погрязней. 'Не пришли?' - 'Не-а'. Туда, куда они звонят, должны прийти, чтобы их впустить, чтобы потом уйти и их оставить. 'Надо было сразу ключ взять'. - 'Надо было'. Теперь мост и река. Наверху мост, внизу река. Река длинная и кривая, вся в льдышках, из нее нельзя пить, вся в жирных пятнах, вон мусор поплыл... Пролетела тень птицы. 'Давай еще позвоним'. Никого. Руки мраморные от холода, деревянные ноги. Тогда домой. Там Чящяжышын, он думает о нас. Он так хорошо думает о нас, что неделю ест одни макаронные рожки, потому что все его деньги съедает памятник нам. Полно людей, они скапливаются под фонарями и в магазинах, греются. 'Можно попробовать еще одно место, - сказал Отматфеян, но я не гарантирую'. - 'Туда нужно звонить?' - 'Да пошли так'.
- А что хоть за место? - спросила Сана.
- Даже смешно сказать.
- А чего смешного-то?
- Сама увидишь.
Пока они шли, было не очень-то смешно, потому что уже хотелось скорей прийти, позвонили в дверь полуподвала, стало совсем не смешно, никто не открывал, между зоопарком и планетарием: искусственные звезды, искусственные звери в клетках, некуда деваться. Нет, шевелится кто-то за дверью, кто-то потоптался и спросил: 'Кто?' - 'Открой', - сказал Отматфеян. Им открыли. Хозяин явно смотрел и не узнавал. К тому же было темно. 'Не узнаешь?' спросил Отматфеян. 'А-а, - сказал хозяин, - заходи'. 'Я не один', - сказал Отматфеян и пропустил Сану вперед. - 'Заходите', - сказал хозяин. Он зажег свет, и стало смешно. Торчали гипсовые физкультурники, в дверях лежали их отбитые руки и ноги, медведь, наполовину прикрытый тряпкой, обязательный бюст Вольтера (причем здесь Вольтер?), в тазике с сырой глиной копошились сперматозоиды, еще не развившиеся до физкультурников, медведей и Вольтеров. 'Вон туда проходите', - а сам пошел отмывать руки. Комнатка ничего, куда они прошли, здесь и не пахнет творением, кровать, шкаф, унитаз, не включенный в сеть: в роли ночного столика, прикрытый сверху дощечкой. Хозяин появился вовремя, накинул скатерть на унитаз и полез в форточку за съестным. Из сетки он достал холодец, который кристаллизовался на морозе, по нему можно было изучать структуру льда, слегка начиненного мясом. 'Да мы сыты', - сказал Отматфеян. Можно в магазин сбегать, там шампанское, но без медалей, тогда лучше пиво, а пиво что, с медалями? Конечно, у хозяина есть имя, которое ему дала мама; для чего даются имена таксисту и билетеру, хозяину, к которому мы пришли в гости, чтобы лучше их запомнить? тогда не будем давать имя ни водителю автобуса, который нас вез, ни хозяину, чтобы лучше их забыть. А он все еще здесь, даже без имени, сидит и ест свой холодец, который сверкает на усах. Пошел ставить чай, пошел за чайником, Отматфеян пошел вслед за ним. Отматфеян шепнул ему одно волшебное слово, и хозяин стал по-быстрому сворачиваться, ему, оказывается, уже давно пора быть в одном месте, где его давно ждут, и ему неловко, но он должен сейчас нас покинуть. 'На минутку', позвал хозяин Отматфеяна. - 'Понял, - сказал Отматфеян, - на гвоздике'. А когда будем уходить, закинем ключ в почтовую щель, ему мастерская до следующего вечера не нужна, вообще никогда в жизни не будет нужна, так ведь только на пять минут зашли, тогда и хозяин только на пять минут вышел погулять, до булочной и обратно. Распрощались. 'Быстро ты его обработал', бьется сердце, может выскочить, у каждого с собственный кулак, 'вот это да! какое у тебя сердце, как двинешь им!', - солнце взорвалось, когда, всегда, нам взрыв светит и греет, это 'ба-бах' уже сверкает миллиарды световых лет, не подлетишь даже со скоростью света, только со скоростью взгляда, у которого скорость больше, 'помада на трусах', - 'пускай', первозданный лес, вот так зарождалась жизнь в тазиках, под сырыми тряпками, вот так, чтобы еще завтра можно было поправить у объекта живот, если не нравится, мазнуть по ноге, оттяпать лопаткой лишний жир, 'пойдем', - 'куда?' - 'пошли, покажу'. Бассейн, подобие бассейна, чтобы месить глину или чтобы принимать грязевые ванны, ни то, ни другое, чуланчик с бассейном наполнился паром от горячей воды, которая живо наполнила бассейн, воды по шею, все условия, чтобы замесить друг друга и слепить, как надо, произвести целое потомство, оплодотворить все тазики и горшки, 'сюда вставай', - 'что?' - 'встань сюда', - 'выключи воду, не слышу', - 'ты моя'. Так можно свариться от такой температуры, 'включи холодную воду', - 'что?' - 'выключи совсем горячую'. Среда сопротивляется, вода, 'плыви ко мне', теперь - за. 'Хочется курить', - 'все хочется', - 'пойди принеси'.
Отматфеян вышел на сушу, чтобы принести равномерно покрытый глиняным пушком, скинул свои тыщи лет, которые были сейчас не нужны, 'ты почему сейчас так на него смотрела?' - 'на кого?' - 'на этого атлета', - 'на какого?'. В углу атлет, пропорциональный до мозга костей своим мозгам и костям. Отматфеян втянул живот, чтобы его туловище было пропорционально ногам, 'ты хочешь с ним?' - 'с кем?' - 'тебе хочется с атлетом?' - 'ты сам хочешь с медведем', 'только с тобой', - 'с медведем'. Отматфеян вытащил Сану из бассейна, чтобы она дозрелана берегу, подсохла, вот она, возня на суше, 'я выбью из тебя медведя и атлета, поняла', - 'прекрати', - 'у тебя страсть к полу вообще, будь кто угодно, в том числе и я', - 'перестань', - 'я только один из объектов пола', - 'ты меня так убьешь', - 'я тебя так убью, ты любишь пол как таковой, вообще мужской, и меня как представителя', - 'тебя одного', - 'врешь', 'правда', - 'ты не любишь этого атлета?'
- 'ненавижу', - 'а медведя?', - 'нет', - 'только меня?' - 'да', - 'что да?' - 'люблю только тебя', - 'врешь!' - на кафельном полу, в собственной луже, из которой прямо на глазах лезет целое человечество, как на дрожжах.
Отматфеян разошелся, он подогнал атлета и швырнул его в бассейн, в его среду, из которой он вышел неделю назад, атлет растаял как сахарный, обдав волной, испустив дух тут же и медведя туда же, всех, и Вольтера, 'нас за это убьют', - 'завтра своих слепим', не хуже, поналепим и выставим на солнышко просушиться, и Сану туда же, в бассейн к живым клеткам, и сам туда же, все вместе, 'это чья нога?', - 'это медведя', еще не растаяла, 'а это чья?', 'это твоя', все мое, здесь, все твое, общее, все вместе, 'это твоя рука?', 'а чья же?' - 'я думала его', голова оторвалась, плавает и не тонет, почему она не тонет? потому что сухая, 'чья голова?', неизвестно, целоваться, нахлебавшись, состоим из того же, 'ты нахлебалась?', кажется, пошли ко дну, 'кто?', вот так потопить ее, уже нет лица, смазать по лицу, где лицо? одна болванка, хорошо, что мы не сахарные, 'что?', мы прочней, кто кого вытеснит, тесно, булькает, 'не обращай внимания', - 'я нет, а ты да?', - 'да, теперь куда?' - 'что?', куда дальше, мы всюду, вытесняем объем воды и не тонем, как в море корабли, 'что?' - 'как корабли', - 'так хорошо?' - 'ой', Вольтер по спине потек, 'кто?', цепляется за жизнь, 'плыви сюда', 'куда?', ты где , это ты? смотри, сейчас завязнем в них, в нашем подобии, накрашенный рот, 'у кого?', у медведя красная помада на губах, 'у кого?', рот из красной глины, 'у кого?', губная помада, 'у тебя?' - вымазался в помаде, 'в чьей?', в медвежьей, 'в моей?', в красной глине, 'чего тебе?' - 'тебя', - 'ты где?' - 'вот я', - 'а я?' - 'вот' - 'а там кто?' - 'никого?' -'а там?' - 'все' - 'а тут?' - 'вот так хорошо' - 'да' - 'да', - 'это шерсть?' - 'да', медвежья шерсть на ногах, на усах, на волосах, 'звонок' - 'что?' - 'телефон' - 'что?' - 'в дверь' - 'куда?' - 'нас нет', -'пойду посмотреть', - пошел посмотреть, кто звонит.
Отматфеян пошел в дубовой коже, кто же это может быть, кого нам не хватает, снеговик, конечно, со снежной бабой, одного поля, одной температуры, и снеговика в бассейн, и снежную бабу туда же, морковка вывалилась изо рта, плавает в углу, холодно со снеговиком, какой он холодный, морковкой закусить, от снежной бабы мурашки по коже, развалилась дура на три кома, 'что ты к ней так прилип?' - 'кто?' - 'ты - к снежной бабе', - 'ой, погоди', можно простудиться от снеговика, 'можно',
