- Э, вазьми.
Игорь наконец понял, что это - ему. Он не стал ломаться, приблизился, сел (и сразу понял, интуитивно, - сел преждевременно, но не вскакивать же теперь), взял коньяк и сразу, не медля ни секунды, опрокинул в рот. У-у-ух! Игорь уже и вкус почти забыл этого божественного нектара. Он взял со стола свой платок, интеллигентно промокнул губы и, уже чуть взбодренный, с каким-то даже вызовом вопрошающе взглянул на хозяина стола.
- Э, на каво работаэшь? - спросил тот и медленно, не отрывая взгляда из-под затемненных стекол от лица Игоря, выцедил свою порцию 'Плиски'.
-- Как на кого? - удивился Игорь.
Резоннее ведь спросить - где? Впрочем, чурка он и есть чурка. Надо его все же осадить.
- В данном случае, - Игорь кивнул на фотоаппарат, - я работал, как вы изволили выразиться, на начальника ГАИ. А вообще я - корреспондент 'Городской газеты'. Жур-на-лист - ясно?
Ожидалось, что теперь ситуация перевернется - перед ним начнут извиняться и кланяться.
-- Пидор он, а не журналист, - встрял бугай.
Черный остановил его жестом, не повернув головы.
- Э, чэй ты? Шаха? Камиссара? Валэта? Зачэм нас фатаграфировал?
Игорь пожал плечами: что за абракадабра? И вообще, черт возьми, что происходит?!
- Э, мэнт, значит?
Игоря начала злить ситуация. Глоток коньяка помог ему напыжиться: он выпятил грудь, закинул ногу на ногу, усмехнулся.
- Как вас - господа? товарищи? мужики? Что вам от меня надо, а? Повторяю: я - журналист 'Городской газеты'. Я сейчас при исполнении, так сказать, на работе нахожусь. Готовил материал, понимаете, о нарушителях дорожного движения. Вы зачем через газон поехали, а? Нехорошо. Нехорошо, господа- товарищи! Ну ладно, я, так и быть, прощу - не буду упоминать о вас и снимок вашего чудного уникального 'мерседеса' печатать. Разойдемся мирно. Игорь глянул на часы, время не уловил, но воскликнул: - Ого! Всё! И вообще, что за привычка вошла в моду: как что - сразу кулаки. Журналиста 'Городской газеты' не надо бить, уважаемые. Ни в коем случае, особливо, знаете ли, по голове...
Игорь молол языком, а сердце его тоскливо поеживалось: взгляд чернобородого был странен.
Вдруг - хряский удар в ухо. Игорь грохнулся вместе со стулом, ударился затылком о бетон.
-- Мать твою! Еще угрожать будет, пидор!
Боров прыгнул к нему, еще и врубил тяжелым пинком под ложечку. Игорь, свернувшись улиткой, зевал и зевал, пытаясь отыскать дыхание. Только секунд через десять оно возвратилось. Но распрямляться Игорь не спешил - сволочь толстая нависла над ним.
Что же происходит? Кто это? Игорь сознанием, всеми нервами начал понимать - он влип. Его с кем-то спутали. Конечно! Что теперь делать? Как держать себя? Главное - не сломаться, не заюлить. И - приготовиться к боли. Судя по началу, бить его будут всерьез. А к битью Игорь не привык. Его, если не считать детских милых потасовок, никогда всерьез не били. Правда, однажды по голове саданули крепко, пьяного, так за один разок разве ж привыкнешь... Что же этим надо?
- Э, вставай, прастудишься.
Хотя боль уже чуть-чуть утихла, стала терпимой, Игорь, драматично морщась, перевернулся на колени, распрямился, вскарабкался на стул, очки поправил. Импортные 'хамелеоны' каким-то чудом пока выдерживали перегрузки.
Держась обеими руками за живот, Игорь сделал еще одну попытку рассеять туман.
- Послушайте, - обращаясь к золотоносному горцу, как можно убедительнее, деловито начал он. - Вы, милейшие, меня, видимо, с кем-то спутали, а? Я - Половишин Игорь Александрович. Я - журналист. Я на телевидении раньше работал, сейчас - в газете. Меня многие в городе знают. Вон же удостоверение, там фото. Да вы что, нашу 'Городскую газету' совсем не читаете? Во вчерашнем номере статья-рецензия моя была - о новой книжке Анатолия Постневича. Это писатель наш местный; не слыхали разве? Для детишек пишет. Для среднего и старшего школьного возраста. У вас что, детей нет, что ли, среднего и старшего школьного возраста?..
Игорь снова начал сбиваться. Молчание и неподвижный взгляд горного князя давили, угнетали. От этого человека исходили какие-то волны, парализующие волю Игоря. Да что там вилять: этот волосатый немногословный человек вызывал тоскливый страх, потаенный ужас. Игорь уже шестым, седьмым, двадцатым ли чувством понимал: этот грузин, армянин или азербайджанец - черт их там отличит! - в любой миг может перекрыть ему, Игорю, кислород. Он властен почему-то над его, Игоревой, жизнью...
Вдруг с улицы донесся лай собаки, какой-то шум, послышались голоса, затем - троекратный стук в гаражные ворота. Главарь кивнул, жирный подхватил без разговоров Игоря, вздернул со стула, подтолкнул. Светлочубый уже поднял узкий щит над смотровой ямой, сбежал вниз. Игорь, подгоняемый мощными тычками, чуть не полетел вниз головой, дробно пересчитал крутые ступени, увидел в боковой стенке уже открытую низкую дверцу, из которой вырвался свет. Толчок меж лопаток, еще дробь по лесенке ступенек в шесть, и Игорь очутился в новой обстановке.
Вместительная комната-бункер, стены и пол обшиты деревом. С потолка, между плитами перекрытия, свисает, опираясь на столбики-подпорки, ящик смотровой ямы. Возле стены - раскладушка с голым матрацем и тонким одеялом. Над ложем стена сплошным ковром улеплена рекламными порнушными плакатами. В углу громоздятся картонные разнокалиберные коробки. И все.
Игорь сразу пришел к коробкам, присмотрелся - некоторые распечатаны. Он открыл одну, вторую: баночки крабов, икры, шоколад... А это что? Что такое. Господи Боже мой?!
У Игоря желудок сладко вздрогнул, кадык дернулся - 'Плиска'! Целых два ящика! Один уже початый. А это? Мамочка моя - 'Чио-Чио-Сан'! Три с половиной коробки изумительного болгарского вермута! Со дня собственной свадьбы Игорь его не видывал и не вкушал... Впрочем, сначала - коньячку-с!
Он выхватил бутылочку-красавицу, нежно, но безжалостно свернул ей золоченую головку и, запрокинув тяжелую голову, со сладострастием глотнул раз, другой, третий. Еле принудил себя оторваться на середине пути. Огненный живительный поток помчался по всем жилам, жилочкам, венам, артериям, капиллярам, нервным волоконцам и прочим внутренним путям-дороженькам во все уголки исстрадавшегося тела. Игорь, не выпуская драгоценный сосуд из рук, прихватил еще пару шоколадок, отправился к раскладушке, уселся, пристроил угощение рядышком на полу и решил трезво все обдумать. Пока голова как раз хорошенько прочистилась. Вскоре, когда все полкило 'Плиски' всосутся в организм, думать и соображать станет лень.
Так, сколько сейчас? Ага - начало второго. Это что же получается? Выходит, полчаса лишь прошло, как завертелась эта нелепая карусель. Значит, он находится где-то в городе...
Что-то мешало сосредоточиться, отвлекало. Ах, черт! Это поганое пиво толкается, спешит освободить место благородным напиткам. Тэк-с, тэк-с... А где? Куда? Крикнуть, что ли? Хотя, впрочем, шуметь не стоит. Во-первых, коньячок сразу отберут - можно не сомневаться. А во-вторых, сверху доносился всевозрастающий разговорный шум. Слов не разобрать, но что-то там назревало. Ну их, бандитов!..
Во, точно - бандиты! Вот оно словцо, наконец выскочило. Мафия, мать иху! Заполонили весь город, всю Россию-матушку! Пидоры!.. Во, привязалось словечко! Хотя, правильно: жирного можно Пидором называть, парнишку Поэтом, наверняка ведь стишки пишет. А этого, главного - Чурбан, и точка. Хотя, стоп, может, он - болгарин? Чего это 'Плиска' да 'Чио-Чио-Сан' кругом?
Мысли уже завихрились. Что-то надо сделать срочное... А! Игорь хлебнул еще добрый глоток 'Плисочки', выкарабкался из раскладушки, обошел камеру по периметру, заглянул под столбики-подпорки. Этой - как ее? - параши нигде не видать. А поджимает уже - ну! Тэк-с, тэк-с... Говорят, голь на выдумки хитра. Игорь покопался в коробках, узрел знакомую этикетку - растворимый кофе в гранулах. Вспорол упаковку, выудил литровую банку, вскрыл. Затем, вынув еще несколько банок, рассыпал по дну коробки заморский крупнозернистый порошок... Через пару минут все уже было сделано и - шито-крыто. Вот как ынтыллихенция поступает, когда ее прижмут и прижмёт!
Пока Игорь сосредоточенно и увлеченно отдавал дань природе, шум наверху усилился. И вдруг - истошный вскрик. Игорь на полпути к раскладушке замер, вслушался. Что-то зло заорал жирный - свое 'пидор!', наверное. Что-то грохнуло, и опять - вскрик-стон. Так жалобно и бесстыдно кричат слабые духом люди от невыносимой физической боли. Мамочка моя! Что это там происходит? Кого убивают, что ли? Спина
