вернемся к Прозорову. На месте происшествия обнаружены его следы. Вначале он категорически отрицал тот факт, что был у сосны, однако под давлением доказательств признался. Это настораживает...
- Он, по-видимому, испугался, - сказал Белкин, - это во-первых, а во-вторых, - он немного замялся, но затем решительно произнес: - этот факт еще не доказательство, и вообще неизвестно, когда и с какой целью был Прозоров у сосны.
- Правильно, - кивнул Глебов, - полностью согласен. Однако я все-таки продолжу рассуждения. Значит, Прозоров заранее договорился - заметьте, сам проявил инициативу - о том, чтобы встреча состоялась около сосны, а не в селе или на станции.
- Сосна посредине дороги, - вмешался Белкин.
- Сосна посредине дороги, - повторил Глебов. - И в раннее время, которое назначил Басину Прозоров, дорога безлюдна, это облегчает ограбление - свидетелей нет. Да, против Прозорова много доводов.
- А я все-таки не верю, что он мог совершить преступление, - с сомнением произнесла Светлова. - И разве его объяснение не логично: увидел, что совершено преступление, и ушел, чтобы не навлечь на себя подозрений.
Они замолчали. Глебов, глядя на лампочку, около которой кружило с дюжину мух и комаров, подумал, что и они сейчас вот так же кружат возле истины и так же беспомощны и слепы. Правда, он ни на минуту не сомневался в том, что все их действия, мысли, рассуждения - маленькие, может быть, не совсем целенаправленные шажки к этой истине и что в конце концов они придут к ней. Однако надо было спешить, чтобы быстрее обезвредить, разоблачить преступника, чтобы он, окрыленный безнаказанностью, не совершил другое, может быть, более жестокое преступление.
- Зачем ему грабить, если деньги и так, образно говоря, шли к нему? продолжала Светлова. - Ведь все село знало, что он продает этот злополучный крест. - Татьяна Михайловна хотела сказать что-то еще, как вдруг в дверь постучали.
- Входите, - разрешил Глебов.
Дверь открылась, и на пороге появилась Василиса. Она медленно обвела присутствующих взглядом и остановила его на Глебове.
- Я к вам, - и, помолчав, добавила: - по личному делу.
Было уже поздно. Попрощавшись, Татьяна Михайловна и Белкин вышли, оставив Василису и Глебова наедине.
- Слушаю вас, Василиса Тихоновна. - Глебов внимательно присматривался к гостье.
По-видимому, тщательно собиралась к нему Василиса, прихорашивалась. Длинные ресницы были накрашены, на веки наложены тени, отчего лицо ее стало строже, а красота таинственнее.
- Слушаю вас, - повторил Глебов и вдруг почувствовал, что сам он стал предметом изучения, изучения холодного, немного враждебного. - Говорите.
- Знаю я, Даниил Иванович, что мужа моего преступником считаете, глухо произнесла Василиса, прямо глядя в глаза Глебову. - Наверно, насплетничали вам, что плохо мы с Иваном Кузьмичом живем. - И добавила с раздумьем: - разные, наверно, люди насплетничали. Кто лучше, кто хуже - не нам судить. Но... не плохой он человек, не мог он. Я женщина всего лишь, в таких делах, может быть, слишком на чувства полагаюсь. Вам, конечно, виднее...
- Чего вы хотите? - Глебов не мог понять, зачем она пришла к нему в столь поздний час.
- Я ведь жена Прозорова, а вы даже моего мнения обо всем этом деле не спросили...
- Спрошу еще.
- Когда? - Вопрос был задан резко, жадно, и глаза полыхнули любопытством и нетерпением.
- Думаю, скоро.
Она обмякла, опустила глаза.
- Ну что ж, вам виднее. - Василиса поднялась со стула, оперлась руками о край стола и, оказавшись над Глебовым, глядя на него сверху вниз, помолчав, сказала медленно, продуманно: - Конечно, деньги с человеком невесть что делают. Кузьмич мой к деньгам не привык, помутился, когда крест унаследовал. Изменился он за последнее время - скрытный, задумчивый стал. Трудно с ним... Не знаю, что и делать...
Она перебирала по столу холеными, не приученными к тяжелой сельской работе пальцами. Потом резко оттолкнулась от стола, улыбнулась задумчиво чему-то и сказала почти весело:
- Ну прощайте. Не спешите насчет моего Кузьмича с выводами. Жаль старика, если в неволю его запрячут.
- Вы все сказали? - пристально глядя на нее, немного пораженный, спросил Глебов.
- Да хотела сказать многое... Как-то не получилось... - Василиса опять улыбнулась и кокетливо опустила глаза. - Вы уж больно пристально на меня смотрите. По привычке, наверное, ведь с преступниками дело имеете... Словом, если понадоблюсь, приходите. Может, дома смелее буду.
И дверь за ней мягко захлопнулась.
Странное впечатление оставил этот разговор у Глебова. Василиса просила быть помягче к мужу. Но уж очень неотчетливо звучала эта просьба. Да ведь она уже приклеила Кузьмичу ярлык преступника. Может быть, у нее есть для этого основания?
Со смутным беспокойством Глебов вышел на крыльцо. Полная луна освещала заснувшее село, рождая мысли о земной суете. Ночная свежесть немного успокоила его. Он вернулся в свою маленькую комнату, лег в постель и перед сном по давней привычке обдумал план работы на завтра. 'Поеду во Владимир. Белкину поручу разузнать, не прибыл ли в село кто-нибудь чужой, не появлялись ли незнакомые люди в окрестностях села. Следы возле тела Басина многочисленные, свидетельствуют о борьбе, есть следы обуви большого размера. Татьяна Михайловна молодец...' Тут мысли его смешались, и он уснул с улыбкой на губах.
Проснулся он от того, что почувствовал - на него кто-то смотрит. Прямо перед ним в тусклом свете зарождающегося утра в проеме окна вырисовывался неясный силуэт головы человека, наблюдающего за ним. Стараясь не выдать своего пробуждения, Глебов сквозь ресницы попробовал разглядеть человека. 'Кузьмич, - вдруг понял он. - Зачем в такую рань, чего хочет?' И тут Иван Кузьмич поднял руку к стеклу и решительно постучал:
- Даниил Иванович!
- Сейчас. - Глебов быстро оделся, подошел к двери и откинул крючок. Входите.
Иван Кузьмич нерешительно вошел, сел на предложенный стул.
- С просьбой я к вам. Отпустите в деревню. Это рядом, там брат у меня жил, который умер. Жена его просит по хозяйству помочь.
- Где деревня, далеко? - больше для того, чтобы оттянуть решение, поинтересовался Глебов.
- Да три километра всего-то.
Сутулый, жалкий, Иван Кузьмич вызывал сейчас у Глебова сочувствие. 'Куда он денется от родных мест? Да и зачем ему куда-то деваться?' В общем, он отмел мысль о побеге Кузьмича.
- Один или с Василисой Тихоновной собрались?
- Один. - Прозоров на глазах помрачнел. - Остается она, - и грустно улыбнулся, - в залог вам.
- Хорошо. Только чтоб завтра утром были в селе. Договорились?
- Спасибо. - Прозоров встал, однако мялся, не уходил.
- Еще одна просьба, Даниил Иванович.
- Да?
Прозоров вынул из внутреннего кармана потертого пиджака целлофановый пакет, нервными движениями развернул его и вынул массивный золотой крест, украшенный голубоватыми камнями.
- Пусть у вас полежит, - и протянул Глебову.
Тот осторожно, словно боясь обжечься, взял крест, повертел в руках и поднял глаза на Прозорова:
- Что, боитесь у себя оставить?
Иван Кузьмич не ответил, упрямо потупил голову и еще раз попросил:
- Возьмите, у вас сохраннее будет. Да и не нужен он мне более, признаться.
Глебов некоторое время внимательно смотрел на него. Потом вернул ему крест:
- Нет, не возьму, ваш он по закону. Вы его и берегите, тем более что сам я уезжаю во Владимир.
