Пан долго шарил по карманам, потом сунул Нине какую-то скомканную газету.
— Карагодский! Я говорю о Карагодском! Он дал интервью в 'Вечерке'. Полюбуйтесь!
— 'Проблема общения человека с животными'… Ничего не понимаю! Почему Карагодский в Сочи и какое ему дело до общения?
— Карагодский не в Сочи, а на 'Дельфине'. Он сопровождает экспедицию. По распоряжению Академии. Так сказать, трезвое око научного инспектора… И вообще!
Пан безнадежно махнул рукой, и губы его обиженно задрожали.
Только теперь Нина все поняла и от души пожалела шефа. Конечно, это удар. Причем из-за угла. И в последнюю минуту…
Нина в третий раз перечитывала короткие строчки интервью, но перед глазами мелькало: 'Академик Карагодский сказал'… 'Академик Карагодский считает'… 'Академик Карагодский уверен… во имя истинной науки'… 'с точки зрения здравого смысла'… 'отзвуки нездоровых сенсаций'… 'фундаментальные истины биологии'… 'очистить'… 'отмести'… 'разоблачить…'
Створки лифта разошлись.
— Так что теперь, Нина, у экспедиции появилась новая задача — проблема общения с Карагодским.
— С Уиссом легче, Иван Сергеевич!
— Иногда и мне так кажется, Нина… К сожалению! А вот и он…
Карагодский стоял у борта, монументальный, как памятник самому себе, в своих неизменных очках, со своей неизменной тростью в монограммах. Он улыбнулся стандартно-благодушной улыбкой и склонил голову в учтивом полупоклоне.
Нина торопливо кивнула в ответ. Беседовать с 'защитником истинной науки' у нее не было никакого желания. Отправив чемоданы в каюту, она отвернулась к толпе у причала.
— Ой, Иван Сергеевич, посмотрите! — Нина глазам своим не поверила.
— Что случилось, Нина?
— Юрка! Мой Юрка…
— Ну и что?
— Я же оставила его дома!
Юрка действительно стоял на парапете и, улыбаясь во весь рот, махал ей рукой.
Нина вспомнила и поняла все — желтая тропа, отороченная самшитом, и такси в зеркальце, как неотвязная тень погони… Но как Юрка сумел пробраться сквозь эту немыслимую толчею к самому парапету? Как его не смяли? Второе такси остановилось рядом, Нина слышала, как сзади хлопнула дверца, но не оглянулась… Конечно! Юрка шел следом!
— Ну, погоди же… Вот вернусь, я тебе задам!
Юрка был далеко, он не слышал, он только улыбался беззаботно и победно и по-прежнему махал рукой.
— Не волнуйтесь, Нина, Юра уже вполне самостоятельный молодой человек. Приехал провожать свою знаменитую маму. Логично. Как и то, что маме, наверное, скоро придется самой провожать сына куда-нибудь к центру Галактики. Возможно, подобным же образом. Время…
— Но он же потеряется!
— Не думаю. Ему десять лет, если не ошибаюсь, и он не в марсианской пустыне. Ему уже пора самостоятельно изучать мир. Кстати, когда приедет Андрей?
— Завтра.
— Печально. Всего один день… Мне с ним очень хотелось поговорить на некую общую тему.
— Общую тему? Что вы! Он весь увяз в своей кристаллопланете и, наверно, забыл, что на свете существует Земля!
— Напрасно, Нина! То, что делают сейчас на Прометее, очень касается Земли. А наш с вами сугубо земной эксперимент может очень помочь там, в звездах. Цепочка жизни неразрывна, у нее нет ни начала, ни конца. Мы наугад ощупываем отдельные звенья, не подозревая часто об их неожиданной связи…
Нина слушала рассеянно. В ней боролись праведный родительский гнев и запретная материнская гордость. Юрка и правда вырос — смешной 'звездный' карапуз превратился в настоящего земного сорванца, упрямого, как папа… Вот он уже повернулся боком к 'Дельфину', его окружили мальчишки… Он уже не смотрит на маму…
А Юрка тем временем читал мальчишкам научную лекцию. Он стоял на парапете и, ободренный вниманием, говорил все громче и громче. Мальчишки слушали, открыв рты, проталкивались поближе. Юркин голос не мог побороть монотонный гул толпы, и добровольные переводчики повторяли его слова тем, кто не расслышал или плохо понимал по-русски:
— Вот та высокая женщина рядом со старичком — его мама. Она ассистентка профессора Панфилова. Маленький старичок — это и есть профессор Панфилов. Его мама даже главней профессора Панфилова, потому что Уисс слушается только ее.
— А кто такой Уисс?
— Уисс — это ручной дельфин, который поведет корабль за собой. Он очень умный.
Взрослые, заинтересованные ребячьей болтовней, тоже придвигались поближе.
— Уисс все понимает. Профессор Панфилов хочет, чтобы Уисс проводил их к дельфинам, к тем, что на свободе. Он хочет… как это… установить контакт, научиться разговаривать с дельфинами.
— А где сейчас этот Уисс?
— Он на корабле. Мама пошла к нему. Ведь он только ее слушается…
Резкий гудок перебил Юрку. Мальчишки заткнули уши.
Гудок рявкнул еще раз.
— Смотри, мальчик, твоя мама снова вышла на палубу.
— Значит, сейчас выпустят Уисса.
Толпа охнула. В корпусе корабля в сторону моря открылся люк. Из черного провала мощным броском вылетела трехметровая торпеда и ушла под воду без единого всплеска.
Мгновенная тишина сковала причал. Слышно было, как лениво бьет о стенку волна. Прошла секунда, две, пять…
— Ушел, — выдохнул кто-то.
— Уисс! — изо всех сил закричал Юрка. На глаза навернулись слезы.
— Уисс, — снова крикнул он, и в голосе его зазвучало отчаяние.
То ли услышав свое имя, то ли просто придя в себя, Уисс вынырнул у самой причальной стенки, свечой взмыл в воздух метра на два, сделал немыслимый кульбит и ушел в воду на этот раз неглубоко. Он кружил рядом с кораблем, то уходя вперед, то возвращаясь — словно приглашал белого собрата-гиганта за собой, в набухшую густой синевой морскую даль…
Нина перевела дыхание. Уисс не ушел. Уисс послушался. Уисс зовет к себе в гости.
Прогремели трапы, прозвучали последние гудки, причал с пестрой толпой поплыл мимо.
Юрка стоял по-прежнему на парапете и опять махал ей рукой.
Она погрозила ему пальцем как можно более строго, но не выдержала, всхлипнула, улыбнулась и опустила руку.
Толпа на берегу кипела, в небо летели шары, от которых шарахались чайки, а она еще долго-долго видела за кормой только синюю куртку сына и опущенную русую голову…
— Уот из ю нэйм?
— Что? — поднял Юрка заплаканные глаза и шмыгнул носом.
— Уот из ю нэйм?
Перед ним стоял мальчишка, такой же тощий и длинный, в такой же синей куртке и с такими же белобрысыми вихрами. Только нос был смешно вздернут, а на загорелой физиономии выступала россыпь веснушек. Мальчишка улыбался открыто и сочувственно.
— Юрка.
— Юр-ка… Ит из гуд нэйм — Юрка! Энд май нэйм из Джеймс. Джеймс Кларк.
— Юрий Савин, — представился Юрка и протянул руку. Веснушчатый англичанин разразился целой речью, и Юрка покраснел: