- А ты кого посоветовал? - у самого-то свои каналы: капитан Мухин. Толян деньги дает - Васильич отоваривается в городе. Выгодно обоим: у одного зарплата целее, другому - зелье без палева.
- Никого. Уже два месяца не в гараже - откуда я знаю? Пусть к новому диспетчеру идет.
XVII
В юности меня пронзил Стендаль - формулой из дневника (пятнадцатый том собрания сочинений): 'Остаться наедине с женщиной и не овладеть ею - значит оскорбить ее'. Ну, это француз, южная кровь, буржуазные нравы. Я модифицировал для северного климата, не вразрез с кодексом строителя коммунизма: вместо 'овладеть'
- 'объясниться в любви, сделать предложение'. Беда, что как начал в жизни применять - сразу на согласие напоролся, нашлась авантюристка. (А как назвать? - ведь ни собственности, ни ответственности и посейчас, а тогда - много паче.) Добром не кончилось - ну, так что? Это жизнь виновата, а формула - замечательная.
На очереди - Ленуся, стало быть. Только наедине - не остаться никак, это и сдерживает. В нашей полтора на два меньше четырех человек не бывает, да еще собаки эти, телефон, дымище слоями... Нет, не грот Амура, не располагает.
- Хотите, вам свою родину покажу? - с утра Ленуся.
- В смысле?
- Так вот же, Арефа, я там родилась.
Мороза нет (минус пятнадцать всего), можно прогуляться, полкилометра где-то.
Дворов в пятнадцать деревенька, все уже истлело, зияет. Один дом только с крышей и стеклами. Но Ленусин не этот. Показывает развалину.
- Почему переехали-то?
- А тут три семьи осталось всего - решили: проще в Вишерогорск нас перевезти, чем сюда электричество тянуть. Семнадцать лет уже никто не живет.
Грустно. Заходим в дом что с крышей. Все голо, но возле крыльца - поленница.
Березовые чурочки, черные аж от времени, люкс-дрова, термояд. Не то, что у нас - только с полведра солярки разгораются (это Толян жаловался, ему же ночью просыпаться приходится, раза три по-новой топит).
- Андрюха, Вовчик! Возьмем по охапочке?
Навьючил орлов, сам с Ленусей тормознул:
- Идите, мы догоним.
Ну, и про сожителя - самый момент. Оказалось - да, фигурирует некто. Володя. Не зэк, а всего-то годишник условно схлопотал, месяца три назад. Клуб хотел поджечь, во время танцев. Спьяну, конечно.
- Он вечно, дурак, как пьяный - что-нибудь начинает. Не хочу я с ним. Лучше за Воронина замуж выйду.
- А он что, предлагал, что ли?
- Предлагал.
Воронин - это Юрок и есть. Вот ударник, и здесь поспел! Теперь все ясно.
- А ко мне в Питер приедешь?
- Зачем?
- В гости. Буду скучать по тебе.
- Это ты сейчас говоришь. - Нет, взяли манеру: умняк на рожу вешать, умудренные какие! Видишь - не врал, скучаю же, правда.
Держу ее за руки, улыбаюсь. Ей тоже весело. Вдруг - помрачнела.
- Собянин проехал. Его < Краз> . Увидел, кажется.
- Ну и что?
- Они с Володькой друзья. Расскажет.
Собянин - местный лесовозчик, вишерогорец. По лицу вижу: всерьез испугалась.
- Ладно, возвращайся одна. Я еще чурок наберу.
До конца дня у Ленуси настроение испортилось, с кисляком и ушла. А тут еще бабка к нам нагрянула под вечер, хозяйка дров. Собянин настучал, с ним и приехала.
Оказывается - с весны она в Арефе живет, вроде дачи у нее. А мы, паразиты, без топлива оставляем. И кроет, и кроет нас, ведьма, - не остановить. И креста на нас нет, и Бог накажет, и начальству она пожалуется.
- Ну, всё, всё, бабуся, отнесем обратно, мы ж не знали.
- Несите, чтоб я видела.
Сунули под будку штук пять, остальное - на место пришлось, вот не было печали!
Смерклось, скоро домой повезут, а у Толяна - свои планы. Заливается в трубку:
- Есть, есть данные по кубатуре! Только Вера Михална! (это та самая визгливая говорливская толстуха- приемщица, никакая не Михална, Верка просто.) Скучаем без вас! (Этот-то точно врет: когда скучать - за иглой целый день). Не заедете?
Хрюкнуть есть. Обижаете, 'бражка'. Слеза! Из отборной пшеницы! (Вот это правда:
два фанфурика заныкано - сам видел).
Конец связи. Толян ручонки потирает, чуть не в пляс:
- Сглотнула наживочку! Придет! Ух и драть ее буду - как врага народа! До утра!
На том и расстались, машина просигналила.
А на следующее утро, на разводе - как обухом: переводят меня! На верхний склад - огребщиком! Бац! И - из офицерского базара долетает: ночью на нижнем пожар был.
Будка сторожа сгорела. Со сторожем вместе. Кразист уже только головешки застал.
'Эх, - в голове молниеносно, - значит, не пришла Верка! В одиночку килограмм водки пришлось! Ну, и не проснулся даже, наверно, задохся во сне! Уж не чурки ли эти злосчастные закинул?' Вечером Вовчик с Андрюхой наперебой - подробности. А какие там подробности? Прах и тлен. Суета сует. Белка с Жуликом остались - они под будкой всегда ночевали - сумели выскочить. Толян-то - даже шапку продать не успел - накануне закончил как раз. И покупатель уже был - час торговались, сошлись на семидесяти.
- А мы теперь у Юрка в бригаде.
- И как?
- Пять возов, вся жопа в мыле!
XVIII
Про лесоповал полезно знать всем. Не потому даже, что 'не зарекайся', но - мы ведь лесная нация, не монголы. Наше жизненное пространство - всего лишь проплешины, от леса расчищенные. 'Степь да степь кругом', - это он, значит, за границу заехал, к самостийникам. У нас бы следовало: 'выруба кругом'. Но о вырубах - чуть дальше.
Нынче валят двумя способами: вручную - бензопилой 'Урал-электрон' ('Дружба' - из области преданий) и валочными машинами. Что-то вроде танка, только вместо пушки
- захватка с резалкой. После ручной валки не восстанавливаются волока. Выруба после валочных машин зияют непоправимым кошмаром. (В Питере у меня от спальных районов такое же чувство.) Бензопилы в ходу и у зэков, и в вольных бригадах. На танках работают только вольные. Оттого, наверно, я вольных до сих пор недолюбливаю. (Но и вообще - это характерный комплекс: зэковского превосходства над вольными. Если человек еще не сидит, то - изнутри зная гостеприимство нашего кодекса и приветливость судопроизводства - кем его считать, как не овцой?) Североуральская тайга исключая неделовые породы - это ель и пихта. Кой-где - карельский привет, всплеск ностальгии - бронзовеют сосенки.
И уж совсем за диковину - один-другой на десять тысяч гектар - взметают зеленое пламя могучие кедры. Трогать их нельзя под угрозою нешуточного штрафа. Такой замысел: пусть нестесненно осеменяют выруба, поднимают благородное потомство. Думаю, тщетный: скорее всего, пустоту затянет всякою шушерой - березой, ольхой, иначе - слишком просто было бы жить.
Как раз на березу и кинули бригаду Геши Гончара - за пару дней до моего в ней появления. Начало марта, делянка на отшибе (значит, без столовой). Снежные холмы с торчащими там и сям рождественскими елочками и кустарником. Что тут пилить-то?
Оказалось - это верхушки вековых елей и берез в обхват, остальное под снегом.
Нет, всерьез, без баронских приколов - к марту в тайге наметает до подбородка, но пенек, по технологии, не должен превышать тридцать сантиметров. Так что лопату в охапку - и вперед! Нас двое,
