Приехали как-то ребята на тракторе, не поленились - из чистого любопытства. Я-то их разбаловал, изнежил: такие харчо каждый день в ведре импровизировал от нечего делать - сам на себя удивлялся. До тюрьмы и яичницу не умел толком, откуда взялось?
Отведали мои гурманы свинячьего кипятка, ковырнули склеившиеся рожки - и полезли обратно на трелевщик. Повар не обиделся, но деньги потребовал: у него на полтинник все меню скалькулировано. А вот этого делать было не надо. Тем же вечером подправили ему Геша с Ванькой носовую горбинку и пообещали назавтра его собственные яйца сварить - тогда, мол, и заплатят по полтиннику. Тут, видно, горская гордость взыграла в парне такое хозяйство всего в рубль оценили! - утром ломанулся к техноруку, перевелся в сучкорубы.
Но Мишина карьера тоже не с роз началась. В первый же день решил блеснуть, потрясти публику и - сверх программы - соорудил беляши. И впрямь в лесу что-то невиданное! Пустил по себестоимости: реклама важнее прибыли, - тридцать копеек штучка. Геша же с Ванькой наводили порядок в системе общепита - как раз после альминой истории было, искали на ком зло сорвать. И беляши подвергли тщательной препарации на предмет: где мясо? за что плотим?
- Здоровский обед сегодня! - кто-то шел от вагончика, а мне хотелось радостью поделиться.
- Ну, зыкий. Повара бьют уже.
- Мишу? За что?
Выяснилось: не нашли Геша с Ванькой мяса в нужном количестве. Напрасно Миша плакал, аллахом клялся - дескать, свинина - она растекается, тает в тесте, пропитывает его - потому и вкусно так, он же сам пробовал, грех на душу взял.
Нет, бить не били - пожилой все-таки человек, - но страху нагнали. Ничего, поварам оно не вредно. Еще приветливей стал, старательней. Когда Малинников хотел его в офицерскую столовую перевести - чуть бунт не случился. (На другой год перевел все-таки.) Сейчас, наверное, процветает Миша в Ташкенте - глупо было бы: такая практика!
Гриша с Кажу отправились заводить свои хапы, Ара и Кацо взяли еще по компоту. Им спешить некуда - шишкари оба, самая дурковая работа на поселении.
Правда, зимой, когда весь узбекский этап на нее попал, - я им не завидовал.
Шишки в мешок собирать - не топором махать, не согревает в минус тридцать. А из будки я их гнал неумолимо: мешали спать, гремели печною дверцей.
- Холядно, холядно, - лопочут, синеют, но мне не жалко. Да, морозок, так чего ж вас понесло на север? Сидели бы у себя, в солнечной Чучмекии. Каждому свое. Я в минус тридцать и на улице мог спать, на штабеле то есть. Батя мне пальто прислал
- непрошибаемое, 50-х годов издания - добротная вещь! Когда он в Питере его предлагал носить - я глумился только. А вот пригодилось, поди ж ты! Не выбрасывайте, друзья, теплые вещи - даже смешные на вид. Кто знает, что нас ждет еще.
- Кацо, а я слышал, грузины не любят армян, как вы с Арой кентуетесь?
- Нет, это мы азербайджанцев не любим, - Ара поправляет. Ну да, действительно.
Фильм-то этот, 'Мимино' - там тоже Гиви с Хачиком дружат. Запутался я.
Одно вывел про этих закавказцев: в противоположность евреям - так себе, ничего особенного народцы. Зато - евреям не в пример - чуть не каждый пассажир оттуда - море обаяния, душа нараспашку! Понимаю, что много в этом театральности, но:
плохой театр лучше хорошего погрома - еврейской же мудростью себе возражаю.
Взять этого Кацо. Под шестьдесят мужику, занимался киднэппингом, схлопотал чирик. А у технорука - дурная манера: личные дела перелистывать (впрочем, и учительствовал я благодаря этой его привычке).
- Я тебя здесь сгною, Ахвледиани, - не понравился, значит, такой вид бизнеса.
Кацо только посмотрел ясным взором. И вот - двух месяцев не прошло какое там 'сгною'! Клинья в брюки вшивать пришлось - поперек себя шире стал, целыми днями то дрыхнет, то в столовой о Тбилиси рассказывает - с ведома технорука, при его попустительстве. Обаял! Не поднялась рука на мерзавца!
- Леня, вот ты где! - это Гарик нарисовался. - Пойдем, надо к мартовским твоим штабелям визиры промять, только ты найти можешь.
Слава богу! Своею бы волей - никогда от компота не оторвался.
XXXIV
Проехались мы на трелевщике до глухих штабелей и обратно, чтобы потом, значит, бульдек дорогу заделал. Гарик, на мою скорбную рожу поглядывая, хихикает. Знает он за мной это легкое помешательство: я даже цветов в тайге стараюсь не рвать.
- Ленчик! Здесь же все равно выруба будут!
Ну и что. Если везде, где в мире выруба будут, пакостить начать - не отмолишься потом. Все равно, мол, девку растлят - отчего ж не я первый? Это пусть Донос и Гроссу так рассуждают. Удивляюсь, как они до Катюшки не добрались до сих пор - что мешало? Не так уж она неприступна. Сейчас вон Ванька вовсю апроши роет - хлестался только, что не любит целок, а как до дела дошло - старается. И я, по зэковской солидарности, за него болею, сочувствую предприятию. Сам же и настропалил парня, раскрыл ему глаза. Теперь мы вдвоем после работы - в контору, но я, посидев часок, облагородившись в девичьем обществе, тактично удаляюсь. А вечером - жду отчета о маневрах. Быстро продвигается! Последняя твердыня осталась, но - хорошая артподготовка, кило шоколаду, децел удачи, то есть чтоб не помешал никто - и падет, оба рассчитываем.
Перед сном, Ванькины откровения прокручивая, смеюсь тихонько. Ай, молодец, - это я про себя, не про него, - ловко увильнул! Блаженствую. А ведь еще с полмесяца назад - по краю ходил. Чуть не доигрался. Но как-то, дня три подряд, мутить начало. Будто поганку съел, с замедленным действием. Сперва отмахивался, потом решил добраться - что же со мною все-таки? И с ужасом понял: да, отравился.
Люблю Катюшку. По-настоящему, как жену когда-то. И мутит - от ревности. Значит, неизбежно - еще один круг, по-новой вся эта пытка предтюремная! И кончится - не лучше, никаких сомнений. Единственный шанс, последняя соломинка - самому же Ваньку натравить, посводничать, посодействовать. И вот - помогло, оклемался! Как не радоваться?
Нет, при меньшем градусе можно было и посоперничать; пожалуй, и выиграл бы - зря ли столько месяцев расточался ежевечерне. Но домчаться первым, ленточку порвать
- мне этого мало. Верности до гроба - это как минимум бы потребовал. А с какой стати?
Эх, древность, недаром я все вздыхаю: чудесно же было заведено! Муж крякнул, тогда и жену - бац дубинкой - и к нему в ямку. Летите, голуби! Золотой век!
Неужели не вернется никогда?
Присматриваюсь к Ванькиной тактике - Катюху ведь за гараж не заволокешь, все-таки подходец нужен. Ну, каковы они, пролетарские куры?
Незамысловаты. Но мне - вовек не освоить. Главная задача - чтоб девка прониклась: никуда ей не деться. Все уже за нее решено. Просто руки пока не доходят до последнего и решительного - есть поважнее дела. Покапризничать может для самоуважения, но серьезное противодействие даже предполагать смехотворно.
(Универсальное средство, возьми любой организм с женской психикой: скажем, народ или, для наглядности, очередь - срабатывает безотказно. Попробуй хоть заикнуться, хоть взглянуть вопросительно - такой гундос поднимут! А просто подойди и бери, что надо, - побухтят - и всё.) Нет, я так никогда не смогу. И вообще, усматриваю тут непростительный промах натуры. Ладно я, горбатый, - давно могила плачет, но ведь в большинстве-то мы волей-неволей делаемся, какими нас женщины хотят (безотчетно, маткой). Но женский инстинкт простирается всего на одно поколение. Ну да, с толстокожим, нахрапистым - оно надежнее размножаться. Всех кругом распихает, передавит, но отпрыска своего обеспечит. Только не обернулось бы все это очередной всероссийской разборкой, резней и пальбой - через два поколения. Не с трехлинейками уже, не с шашками наголо, а с системами 'Град' и ковровым бомбометанием - или что к тому времени изобретут.
Господи, вразуми ты баб - пусть зашуганных любят! Впрочем, бабу-то можно образумить, она и полюбит, да отдастся все равно деловому-крученому: матку не переделаешь. Влипли мы, ребята, с этой эмансипацией! Но узбека послушаешь - ясно: и без нее нельзя. Заколдованный круг.
- Поздравь, Леня, свершилось! - Ванька, на шконку мою присев, дней через пять.
