- Поздравляю.
- Рассказать? - чувствую: распирает парня.
- Не надо.
Прав был Сандро - на полотне им самое место. Не надо красавиц в трехмерность выпускать - это их, наоборот, только сплющивает.
ХXXV
Таинственная штука - радиация. Вот эти микродозы посылочные - то вешаться Гарик собирался, а теперь, сам признается, дымит у него круглосуточно, как у селезня.
(Дарю идею сексопатологам.)
- Эх, мне бы Лебедиху сейчас - до корней волос бы продрал, чтоб кричала: 'Больше не надо!' Ой, утопист! Кто, когда от бабы подобное слыхивал?
Лебедиха уже далеко - так он к продавщице поселковой приладился. В поселке два лабаза, когда оба работают - зэкам только в нижний позволено: сегрегация. Вот в нижнем-то и торгует тетя Нюра, пышная бабуся, божий одуванчик. Год уже на пенсии, но 60 рэ ее не устраивают, дочке хочет помогать.
- Гарик! Там уже зарубцевалось все, опомнись!
- Ничо, ничо, Ленчик. Не понимаешь ты: самый цимус, еще не один лежак под ней раскачать можно! - Ну, гон у парня, натурально. - Идем за макаронами. Посидишь на шухере, пока я пошурую, шумнешь, если что.
Нашел дуэнью! Ладно, сижу на крылечке - пусть друган покуражится. Рядом щебечет стайка пахнущих мочой ребятишек. Двоих знаю: дочь Сумарокова, Ксюша, и Павлик, сынишка зэка-кразиста. Третий, самый мелкий, замурзанный - неизвестно, чье потомство. Кричат - заспорили о чем-то на великом-могучем. То есть матюками в основном - нарочитым выговором возвращая им первозданную непристойность. Влияние улицы, как Райкин комиковал. А правда, бес его знает, где они набираются, вся улица-то - десять дворов. Впрочем, с миру по нитке... Я сам, помню, в детстве неплохо владел, но думал тогда, что мат - это исключительно мальчишеское озорство, не верил, что взрослые могут так безобразничать.
- Леня! Бугор! Здорово!
О - это мои орлы: Андрюха с Вовчиком - от пилорамы идут.
- Привет! Вы что, в магазин? - собираюсь Гарику стукнуть.
- Нет, просто тебя увидели.
- А чего на пилораме-то?
- Так Юрок исчез второй день. Вчера в будке просидели, а сегодня распихали нас кого куда.
- Исчез? Убежал, что ли?
- Да нет, вряд ли. Он позавчера остался на нижнем, сказал - с кразистом приедет, успеет к поверке.
- И не приехал?
- Ну. Но его вещи вольные, деньги - в бараке.
- Так в Вишерогорске пьет с кем-нибудь.
- Нет, уже там искали сегодня - бесполезно.
- И в Говорухе?
- Конечно. Мухин землю роет - ему еще ЧП не хватало.
- Найдут. Не испарился же. А сами-то что думаете?
Вовчик с Андрюхой переглянулись, почесались.
- Мы знаем. К Ленке он пошел.
- К Ленусе? А она вышла на работу?
- Она уже не на нижнем давно.
- А почему вы решили?
- Он уже ходил до этого. Только, Леня, - пусть его еще хоть неделю поищут - мы отдохнем пока.
- Нет, я сейчас побегу докладную писать. Пусть ищут, конечно.
Юрка нашли не через неделю - гораздо позже. Но отдохнуть моим орлам не дали: уже на следующий день в лес перевели. Те же сто кубов. Но у воды, пожалуй, полегче:
ветерок, гнуса нет почти... Не раз, наверное, Вовчик с Андрюхой бугровскую любовь проклинали.
XXXVI
Разузнал я у местных насчет рыбалки, удочки смастерил, уфаловал Гарика (он не любитель), и отправились мы с утра вниз по Серебрянке. С наживкой чуть не оплошали - я никак червей не мог накопать, и Гарик предложил опарыша развести.
Жара - плевое дело. Но выяснилось, что ловят здесь хариуса, а он на муху бьет, внаплавку надо закидывать. Слава богу: не люблю я этого опарыша. Четверть века рыбачу, а превозмочь себя не умею. Почему так омерзителен опарыш? - Да ведь это образ кишащей, копошащейся первоплоти мира. Жизнь - до Божьего дуновения. А дунул - и вот: муха. Совсем другое дело. Хоть и дальняя, но уже родня, не отопрешься. Да и не взбредет отпираться - прелесть же! Одно умывание чего стоит.
Наловили мы этой прелести полный коробок, Гарик еще и кукан соорудил заранее, хоть я отговаривал: плохая примета - кукан без улова.
Так и вышло: до обеда хлестали - и не чешуйки. Даже намека на поклевку не было.
- Я и не верил, что тут рыба есть, - Гарик признался. - Это ведь мертвая речка.
Ты же видел, что во время сплава делается.
Видел. Кроме баланов - бывает, и трелевщики по руслу скрежещут, заторы разбивают
- жуть.
- Но местные ловят же.
- А! Базар один. Не может здесь рыба жить.
Я понимаю, что просто надоело Гарику. А мне - удилище в руках - уже за счастье, до вечера готов дурачиться, благо выходной. Но не упорствую.
- Как тебе баба Нюра-то, Гарик? Знойная женщина?
- Не подкалывай. Со спины - так вполне. Первый раз аж заплакала после.
- От счастья?
- От неожиданности.
Ясное дело, это ведь вроде 'Волги' в лотерею - на сочного геронтофила напороться, заплачешь тут.
- Пусть тушенку нам заначивает, пассия твоя.
- Уже схвачено, Ленчик. Кого ты учишь.
Что ж, хоть какие-то дивиденды с Амура. А то утомил этот платонизм. Вон в Катюху сколько сластей вложено, а процента - чуть.
- Знаешь, она хочет, чтобы я с ее дочкой познакомился. Адрес дала.
- А где дочка-то?
- В Красновишерске.
- Молодая?
- Тридцатник. Внучке - восемь.
- Сватает, значит? Веселая у вас семейка будет. Лет через пять и внучка поспеет.
- Да ладно тебе. При чем здесь внучка. Я поделился, что не знаю, куда после звонка причалить, - она и ухватилась. А что - фотку показала, нормальная баба, дочка-то. Мне уж девственницу поздно искать.
- Ну, и в Чалдонии, серьезно, остался бы?
- Нет. Я где-нибудь в средней полосе хочу. Колхозец. Бычков возьму на откорм.
Свинки, там, кроликов разводить. Полсрока уже мечтаю.
Вот это да! Гарик - и свинки! Если б сказал, что в отряд космонавтов собирается заявление подать - я б не так удивился. А он, на мое изумление, дальше развивает:
- Ленчик! Город - это новый срок, без вариантов. А я не хочу больше пусть лучше пристрелят сразу. - Увы, все так говорят - и половина опять садится. - У тебя хоть крыша в Питере, мать, кенты нормальные. А я на пятеру раскручусь - и похмелиться не успею. А так - поедем вдвоем, устроимся, пацанку потом заберем...
Я улыбаюсь: уже распланировал все, даже девку не повидав. (Но зря улыбался:
именно так и получилось у Гарика. Мечта созидает реальность, вплоть до бычков и свинок, - сколько раз потом убеждался.)
