- Ничего, еще приедешь ко мне на самогоночку, самому завидно будет.
- Да нет, завидовать вряд ли. Я еще не созрел для фермерства.
- Какие твои годы. Мне в двадцать пять тоже крутиться хотелось.
Напророчил Гарик, как в воду глядел. Правда, крутиться мне никогда не хотелось.
Уже от слова-то воротит - что за дела такие: крутиться? Разве это человеческое занятие? Крутится волчок. А волчок, по фене, - анальное отверстие. Ну, крутитесь, крутитесь. Крутые вы мои. Да, но вот насчет фермерства: как раз я теперь в том гариковом возрасте - и точно: тараканов готов разводить - лишь бы не в городе. Напарницы не найти только. Не начать ли со старушек? Глядишь, какая-нибудь и случит со своей дочкой бесхозной... Нет, не получится, сознаю.
Напора мечты не хватает. То есть старушку можно подцепить, но у нее или сын окажется, а если дочь - так замужем, а не замужем - так из Питера - ни-ни, из конуры своей блочной.
Смотали удочки, вышли на дорогу, бредем, веточками помахиваем. За поворотом - урчание < Уазика> .
- Загасимся? - я-то всегда предпочитаю за кустиком отсидеться.
- Брось ты.
Ну вот, послушался - и на хозяина нарвались, да еще с управленским козлом каким-то.
- Златоустов! По десять суток, обоим!
- Ленчика-то за что, гражданин начальник? У него законный выходной. Вот это Гарик напрасно. О законе упоминать - вернейший способ мента взбесить.
- В выходной за территорию зоны вообще не имеете права выходить! С удочками тут разгуливают, курортники!
- Так не поймали же ничего, гражданин начальник!
- Вот по десять суток - это ваш улов. Всё.
Захлопнул дверцу, укатили.
- Выдрючивается перед управлением.
- Ясное дело. Ничего, Лень, отмажемся.
Отмазались, точно, - только ночь прошизовали. Но вот волосы опять отращивать - надоело, сил нет.
XXXVII
Про кроликов - это я знаю, откуда у Гарика мысль. Крольчатня у нас на ферме - еще со времен начальствования Канюки, его любимое детище. Даже для офицерской столовой не давал забивать. Навещал ежедневно, гладил, умилялся. Дед Мазай, да и только. (А Владимир Ильич кошечек любил почесывать. Это у них, видно, профессиональное, у хозяев.) Ну, кролики и мерли от перенаселения. И двух зашуганных дедков, к крольчатне приставленных, каждый мор наполнял мстительным торжеством. Не разделяю, потому что - кролики-то чем виноваты?
А если вникнуть - то и Канюка дядька неплохой. С тех пор, как опустили из начальников - помягчел, даже симпатичное что-то появилось, например, с прическою стал экспериментировать. Со своей уже, не с зэковской. То выбреет кумпол до блеска, зато под носом начернит недельной щетины. То, напротив, бобрик напустит, а вместо усов - бачки. В общем, фантазировал неистощимо, причем каждая эволюция сообщала его лицу все новые оттенки идиотизма. Хотя идиотом не был, отнюдь.
Просто предвосхищал стиль, ставший повальной модой в 90-х. Сегодня попробуй, сунься куда с умным выражением - засмеют: провинциал! Забывает, забывает свои корни нынешний бомонд, а ведь все оттуда, из мощных глубин, - столицы давно бесплодны, увы.
Скажем, вот этот неотразимый жест: звучно набрать в рот соплей и сплюнуть под ноги - смачно, с прихарком - снобизмом было бы отрицать фольклорные истоки.
Легко описать, кстати, а попробуй-ка исполнить непринужденно - упорной тренировкой достигается, некоторым так и не освоить: чуть ли не врожденный дар необходим.
Впрочем, по этому поводу ученик мой ответил однажды - на замечание: 'Не ковыряй в носу, меня тошнит!' - 'А вы не смотрите'. Совершенно в точку: меня же тошнит - мои, стало быть, и проблемы. Нет такого закона в носу не ковырять.
Пересеклись как-то с Канюкой: он - в штаб, я - в лес.
- А почему ты пешком все время ходишь, Ленчик?
Хороший вопрос. Мог ведь и поинтересоваться, почему я с подъемом не встаю, на разводе не бываю.
- Геморрой замучил, гражданин начальник. Только ходьбой спасаюсь.
- Правда, помогает? - живое участие чувствую: брат по несчастью.
- Да, если острого не есть - утихает.
- Надо же, я десять лет с этим делом - и не знал. Свечами перебиваюсь.
- Так вам - куда ходить. Здесь длинные дистанции нужны.
- Верно, верно. Гублю себя своей работой, пора на заслуженный отдых.
- Все там будем, гражданин начальник.
- Ну-ну, ты развеселился, я смотрю. Лучше скажи, зачем кубатуру урезаешь?
Бригадиры жалуются.
- Клевещут. Зачем мне их кубы, в карман не положишь.
Вот: минутку всего побазарили, а я два фуфла задвинуть успел. Геморрой, конечно, присутствует, но не потому я не езжу, а с кубами - это у нас так и задумано, чтоб жаловались на меня бугры: лучший способ отвести подозрения в приписках.
Ничего, Бог правду видит, а ментам - не обязательно. И так на себя много лишнего берут.
Правда же, несказуемая правда - в моем психическом заболевании. Смешно и помыслить такое объяснение:
- Клаустрофобия у меня, гражданин начальник.
Зэкам не полагается недугов с такими названиями. И геморрой-то - нахальство с моей стороны, сидячая ведь хворь, а я не шофер.
Но здесь причина мне понятна: полдетства с книжкой на стульчаке, самое место почитать без помех. С клаустрофобией сложнее. Отвлеченно еще на зоне набегало - чувство безысходной запертости, - не личной, а поголовной: в теле, в мире...
Как-то так брезжило: ну да, можно и с Земли улететь, но свобода когда ты сразу везде, и вот это - недостижимо. Умирай, воскресай - бесполезно, а с этим - и в загробье не лучше. Если ты в одной точке - значит, не в другой, и все тут, тюрьма - во веки веков. Что пространства уже не будет - нам ведь не обещано.
Впрочем, надо перечитать повнимательней.
Но болезни еще не было. По-настоящему, пожалуй, в столыпине подцепил - когда на оправку часа четыре допроситься не мог. И вот - скрутило, наконец: помираю в машине. С водилой рядом, то есть зная, что остановит в любой момент при надобности - пожалуйста, хоть целый день. В кузове тут же припадок. Внешне-то ничего, креплюсь, но эти сорок минут или час, если ехать все же приходится, - морская болезнь - просто насморк в сравнении.
Потом уже расползлось на все подобное: поезда, самолеты. В метро тоже: от станции до станции - полутруп. (В Москве полегче: там перегоны короткие.) Да и комнату - если снаружи ее запереть - не могу переносить. Словом, любое, откуда по своей воле нельзя выйти когда угодно. А если на туловище распространится? Жду с ужасом. Оно ведь тоже - вроде комнаты. Или самолета. Срочно пора йогу практиковать - одно и мешает: то рифмы, то мемуары. Впрочем, не это ли и спасает?
Дохожу до площадок, Геша уже в будке сидит, мастерит флюгер. Тоже невроз у парня: не может без дела, руки должны быть заняты.
- Как тебе, Леня? - показывает пропеллер на вертушке. - Я петушка хотел, потом доехал: стремак - петух на будке.
- Подумаешь. Кто чего скажет.
- Да не скажут - самому смешно просто.
Приладил над дверью.
- А не взлетим, Геш? Побег припаяют.
- Нет, не получится. Балласта много.
Меня, что ли, имел в виду?
XXXVIII
Устал от вечного зуда в голове. Нет, не завшивел
