но, перерыв. (Прекрасной Даме) Тебе надо в гримерную, у тебя тушь по текла. (Седоку). А ты оставайся здесь. Учи как следует текст, пройди еще раз мизансцену. Я пошел в буфет, встречаемся через десять минут. СЕДОК. Но спектакль продолжается? МАФИЛЬКИН. Да. В своем монологе можешь об?яснить зрителю, что тут у нас образовался клуб в Клубе. А то они подумают, что антракт, и ринутся в буфет.
Прекрасная Дама убегает за кулисы. Мафилькин
складывает лопнутого Элма в экипаж, берет лошадь
под уздцы и направляется в сторону буфета.
На сцене в полном одиночестве остаются: Седок и
луч прожектора, который его ведет.
4. СИГНАЛ НИСПОСЛАН.
x x x
Теплая майская ночь накрывает тебя с головой.
Огонек сигареты ярче иных созвездий.
В парке несчастный влюбленный шуршит немятой травой
и мычит любимое имя в парадном под'езде.
Вечно голодный студент к экзамену не готов.
В общежитии чай состоит из воды и хлеба.
Там шпаргалок полон карман, под плинтусом - город клопов,
на улице - клейкий тополь и теплое небо.
Деревья еще не потрачены пылью и духотой.
Паровозный гудок на станции неподалеку
разбудил усталую женщину. Фейерверк над трамвайной дугой
озарит подушку в слезах (та женщина одинока).
Полусонный Седок гоняет по тамбуру дым.
Способ назван ему, как остаться один на один
с вечной печалью, первоначально сокрытой
от посторонних взоров, а ныне в природе разлитой.
Тополиный рассвет грядущих белых ночей
колыхание парочек, шепот на расстояньи,
как и чай в коридорах, где персонажи свечей
выгорают дотла, выставляя воспоминанья.
x x x
За окном - тополя, кусочек кирпичного завода, ржавая ар
матура вдоль обочины, Калерия. Это весна. Сколько мне еще осталось ждать? Мафилькин гримирует синяк, я его не слушаю. Молчу.
Страдать молча тяжело. Если едешь - болит, но не так сильно. Притворяешься откомандированным по срочной надобности. Гостиницы одна за другой выталкивают тебя вон. Удел. Его надлежит хлебать не расхлебать. Быть в дороге, получать по роже, погружаться в необяза тельные слова, иметь нетвердое мнение, засыпать на ходу, забывать с каждым часом. И что-то с совестью. Седок, он же Наблюдатель в Движении. Движущееся не наблюдается реальным. Исчезли все необхо димые подробности особенного. Уловлены лишь символические типы. Отсюда - утеря остроты, конкретности проживания. Порвалась серебряная нить.
Во сне приходит помощь. Калерия возращается. Осень, Венеция. Сегодня ветер не в себе. Он буквально заталкивает нас в собор Сан-Джованни э Паоло. Никого нет, все решили пересидеть непогоду в тепле. Высокие гулкие своды. Калерия Рассматривает Росписи и Фрески, Калерия Молчит. Ее глаза, и тихий свет из верхних витражных окон. Статуя Богоматери в левом приделе. Есть время помолиться и подумать, есть время получить ответы. 'Узнаешь ли Ты себя?' спрашиваю. Нет ответа. Часы на площади Святого Марка пробили пять. Ливень. Вода сверху полощет по красным черепичным крышам, вода снизу подтапливает мостки, море уравнивается с рукотворной сушей. Спаса тельные катера снуют вдоль Canale Grande мимо утопающих дворцов. Силуэт Калерии на мосту Риальто. Калерия Под Зонтиком. Ветер ломает его напополам . Мой плащ, накинутый ей на плечи, не добавляет ни сухости, ни тепла. Все - в укрытие, или спасайся, кому дано спастись, молитесь остальные. Стихия переходит всякие пределы. Залило цокольный этаж. Отключили электричество. Беспомощный взгляд владельца отеля: 'К этому невозможно привыкнуть'. Свечи и холодный ужин на верхних этажах. Тени, вполголоса. Мы в плену, но плен этот целителен. Ее пальцы холодны (как лед? как смерть?). И она говорит: ' Мы останемся. Нам пристали эти площади, эти храмы, эти стихии. И, когда умрем, будем с теми, кто пришел раньше, будем ими самими, останемся в них, навсегда.'
Сон продолжается, и я боюсь его спугнуть, такие сны редки. Утро, вода ушла. Мы гуляем. Калерия Покупает Открытки, Калерия Кормит Голубей На Площади, Калерия С Пирожком. 'Я выберу себе вон эту маску, а ты себе выбери ту'. 'На карнавал без масок нас не пустят. Каков твой костюм? Придумай себе текст. Без текста будешь смотреться невыигрышно. Ты танцуешь плохо. Прошлый раз ты наступил мне на ногу. Ты всегда был таким неуклюжим? И робким? На тебя не похоже.' Она смеется, я вспоминаю, откуда этот текст, и все-таки просыпаюсь. Сколько еще осталось снов в запасе у меня? Жду ответа.
Еще сон. Флоренция. Мы попадаем в водоворот праздношатаю щихся людей. Торжище, всякий торговец призывает раскошелиться. Они притворяются, что торговали здесь от века. Прикидываются наслед никами этой земли, но меня не проведешь. Те, что торговали до них, давно умерли. Нынешним не дано было видеть, как выбегал из собора Санта Мария дель Фьоре очередной заговорщик и падал под ножом на ступенях храма. Данте подводит Беатриче к Чистилищу. Это - холм в тысячу ступеней, смотровая площадка. Отсюда видно все: и заговоры, и плутни, и подвиги, и отречения, и приношения всяких жертв, но толь ко в масштабе, с высоты птичьего полета.
В галерее Уфицци беспорядок. Ветер носит по углам бумаги из тайной канцелярии Козимо Медичи. Они не успели подготовиться. Но зал Боттичелли отворен. Я показываю Калерии Madonnа del Magnificat в круглой золоченой раме. 'Узнаешь ли Ты себя?'. Калерия Не Отвечает, но я увидел - Да. Хранитель музея говорит о случившемся: 'Мадонны и Венеры Сандро Боттичелли застряли посередине между Адом и Раем. Они населяют срединный мир, мир разбитых верований, мир живущих под равнодушным небом на опустошенной земле. Его творения - вершины, но горы попирают неосвященную землю. Мы блюдем эти вершины в неприко сновенной чистоте, но в душе вынашиваем великое подозрение и недове рие, предчувствие, что действуем небогоугодно, искусительно, вызываю ще по отношению к иным силам, коих называть не смеем. Происхождение Вашей Дамы несомненно. Ваша Дама - это Наша Дама в Париже. Химеры на уступах храма говорят сами за себя. А раз в год верующие подносят Ей километровую свечу. У многих есть потребность преклонить колена, но в горячности они путают Восток с Западом. ' Калерия Смеется. Калерия с Фотоаппаратом, Калерия Меняет Доллары, Калерия Едет В Такси, Калерия На Набережной Реки Арно, Калерия И Ее Двойник. Я был частью Вечности, я мог касаться края Ее плаща, я мог говорить ей текст. 'Это был текст или твоя собственная речь?' Нет ответа. Больной уснул. Он запустил свою болезнь. Он вдыхал полной грудью, а воздух был отравлен.
А потом ночь в Риме. Калерия В Цветах На Площади Италии, Калерия На Фоне Развалин, Калерия Пьет Кофе, Калерия Бросает Монетку В Фонтан Треви, Калерия Поднимается На Капитолийский Холм. Я остаюсь у подножия и спрашиваю ее: 'Какие еще Тебе необходимы доказательства?' Ответ Ее гласит: 'Когда ты проснешься, ты поймешь, что придумал все это. Меня нет.'
Однажды мы пошли с Ней гулять к реке. Был выходной день, поэтому со стороны Комбината не шумело, не воняло. Машины спали. Это было раннею весной, тополя еще не проснулись. Мы были на десять лет моложе, мы не попадали друг другу в такт. Каков был текст? Забыл.
Что-то вроде: ' В холодную слякотную ночь я прихожу к Вам под окно и долгое время влюбленным дураком прогуливаюсь взад-вперед. Тут же освещаются дополнительные окна, оттуда высовываются дикие совершенно хари, и я бегу прочь, опозоренный столкновением с харями теми, а потом спрашиваю себя: отчего я испугался? или мне стало стыдно ненадлежащей прилюдности своих действий? Свет горит в Вашем окне. Вы читаете, или просто бессонница замучила, Вы сидите за столом, перебираете бумаги, ворох бумаг, письма очумелых соискателей, бредовые стихи...' И в углу маленький штампик: 'Причитано и соответствует Регламенту. Мафилькин.' И еще был, кажется, текст: 'Если одеться в алое, то кровь останется незаметной, пока вся не вытечет по капельке.'
Я пытаюсь молиться, но получается плохо. Книга с благими вестями выпадает из рук. Свечи, если я зажег их, задуваются на счет раз. Это гордыня. Она берет приступом, точно морская болезнь. И не вырваться.
Снова еду не понять куда. Поля, покрытые дымкой тумана, как
