ее ногу, трогая вспухшую лодыжку пальцами. — Что с ногой?
— Не твое дело. Мне не нужна сиделка, тем более такая, как ты. И не лезь в мою личную жизнь. Это мое дело, а не твое.
— Нет, мое, — сказал он с холодным высокомерием. — Когда ты уходила отсюда, у тебя был кавалер. А домой вернулась ты одна. И очень поздно. Ты гость в моем доме, и я отвечаю за тебя, хочешь ты этого или нет. А теперь я спрашиваю тебя в последний раз, почему Джеймс не привез тебя домой?
— Я сказала тебе. Он куда-то поехал с другом, а я не захотела. У меня болела голова, а сейчас из-за тебя она болит еще больше. — Она сжала губы, глаза ее сверкали.
— Он, видимо, напился, — коротко заметил Дэниел.
— Я не говорила этого.
— Нет, но ты говорила многое другое. Давай выясним все по порядку. — Он строго взглянул на нее. — Когда это я лишил твоего отца его дела? Насколько я помню, все было вполне законно. Между нами был подписан контракт.
— На бумаге, возможно, все выглядело и законно. Но ты доводил его, не оставлял в покое, даже после того как он умер. И зачем? Заполучив все, ты ни до чего даже не дотронулся.
— Ты все не правильно понимаешь. Это свойственно тебе, — заметил он нравоучительным тоном. — Твой отец явно не хотел делиться с тобой своими делами. Видимо, у него были на это свои причины.
Ресницы ее задрожали:
— О чем это ты?
— Я хотел устроить галерею. Маленькую галерею, где молодые художники могли бы выставлять свои картины. Твоему отцу эта идея не понравилась, когда я поставил его в известность о своих планах. Он сразу же отклонил мое предложение, хотя вы оба могли бы хорошо на этом зарабатывать. Он продолжал тратить свое время и деньги на то, чтобы сохранить свой магазин. Я хотел помочь ему, но он был слеп, чтобы видеть это.
Лора была поражена. Она посмотрела на его строгий профиль. Она инстинктивно чувствовала, что он говорит правду. Горечь его тона была искренней.
— Я не знала этого, — прошептала она. — Не имела понятия.
— А что бы изменилось? Ты была так уверена, что я подлый злодей, который довел твоего отца до могилы, что мои слова не имели бы никакого эффекта. — Он говорил отрывисто, с горечью и обидой. И она внимательно посмотрела на него. Может быть, он прав? Может быть, поддавшись настроению своего отца, она не захотела его тогда понять? Дэниел купил ее картину, зная, как она дорога ей. И она не может забыть об этом. Но, возможно, он поступил так из-за обиды, которую чувствовал от того, что она не хочет понять его.
— Не знаю, что и сказать, — произнесла она, заикаясь. — Возможно, я ошибалась, не правильно тебя понимала. Я считала… — Она тряхнула головой, и ее густые волосы закрыли ее лицо, удивленное и неуверенное:
— Мой отец был очень скрытным человеком. Он ни с кем ни о чем не делился. Может быть, он стал таким после того, как мама его оставила. Я не знаю. Но он всегда во всем сомневался, всех подозревал. А я ему верила. Не знаю, почему.
Она смотрела на него в замешательстве. Дэниел придвинулся к ней и крепко взял ее своими крепкими пальцами за подбородок.
— Возможно, есть из этого выход, — сказал он. Она сидела очень спокойно. Пальцы его гладили нежную кожу ее щек, потом приблизились к губам. Губы ее задрожали от его прикосновения. И тогда он поцеловал ее. Он целовал ее медленно, осторожно, пробуждая в ней желание. Она прижала ладони к его груди. Потом руки ее по привычке сжались в кулаки. Но он подвинулся ближе, прилег рядом. Она чувствовала на своих волосах его теплое дыхание. Он крепко ее обнял.
Лора как, бы обрела пристанище, укрытие во время шторма. Ей казалось, что так и должно быть. Он снова приблизил свои губы к ее рту и стал быстро и нежно дотрагиваться до ее губ своими губами и языком, дразня ее. Затем он подвинул поближе подушку.
— Ты пахнешь медом, — прошептал он, — и губы твои, как мед, сладкие и нежные. Восхитительные. — Она тихонько застонала, и он стал целовать ее шею, останавливаясь, чтобы ощутить запах ее кожи. Он нежно обнял ее за талию, потом постепенно пальцы его поползли вверх и остановились, чуть касаясь грудей. Это было слабое, очень нежное прикосновение, но кровь ее закипела в венах.
От его прикосновений Лора вся дрожала и даже не поняла, что он расстегивает молнию, пока не почувствовала, что плечи ее оголились. Она начала слабо протестовать, но он не отпускал ее, ища губами ложбинку между грудей. Она еще слабо сопротивлялась, пыталась освободиться от него, не видеть его горящих глаз, но он не отпускал ее, прижав обе ее руки к дивану.
— Не уходи от меня, Лора. Ты такая прекрасная. Я так долго ждал тебя, — нашептывал он ей.
Глаза его пылали огнем, обжигали ее, а он снимал с нее кружевной бюстгальтер, обнажая ее круглые груди. Он чуть-чуть улыбнулся, предвкушая наслаждение, нежно прикасаясь губами к ее телу, заставляя ее дрожать от желания.
Он стал целовать ее грудь, пока соски ее не набухли и она не почувствовала сладкую боль. Она застонала, когда он стал касаться языком ее сосков, возбуждая ее, пока она сама не потянулась к нему, уже без стеснения прижавшись к его телу, потянувшись губами к его губам. Она бормотала что-то, охваченная нахлынувшим на нее горячим желанием, такой бурей чувственности, что перестала соображать, погружаясь в сладкий сон.
— Чего ты хочешь, любимая, — спросил он хрипло. — Скажи мне. Ты хочешь меня?
Она всегда хотела его. Сердцем, умом, каждой частичкой своего тела. Теперь она убедилась в этом. Что это, любовь, какое-то другое удивительное чувство, болезнь? Не имеет значения, что было раньше. Она теперь понимает, что без него жизнь ее пуста, никчемна.
Он целовал то один ее сосок, то другой, поглаживая руками ее живот, бедра. Губы его спускались все ниже и ниже.
