Виктор Платонович Некрасов
Судак
– 1 –
Вергасов выехал из орешника, и впереди под холмом показалась Гусинка, село, в котором расположилась третья рота. Серко, избавясь наконец от непрестанно стегавших его по глазам ореховых веток, сразу прибавил шагу.
Было жарко, как и положено на Украине в июле месяце, солнце стояло почти над самой головой, но Вергасов только что выкупался, дважды переплыл речку туда и обратно и чувствовал себя сейчас свежо и бодро. Собственно говоря, и без купания у него не было оснований чувствовать себя иначе – ему было двадцать пять лет, здоровьем природа его не обидела, в полку его любили, в штабе дивизии считали одним из лучших командиров батальона. Вчера к тому же закончились инспекторские занятия, к которым готовились чуть ли не месяц, закончились неплохо, даже хорошо – комдив отметил батальон Вергасова в своем заключительном слове, – и теперь, после месяца напряженной работы, можно было, в ожидании отправки на фронт, немного отдохнуть.
Правда, в армии отдых – понятие условное, особенно на переформировке, – что бы там ни было, надо копать траншеи и вообще заниматься каким-то делом, – но все-таки это не тактические занятия.
Сейчас Вергасов объезжал роты, хотя большой надобности в этом не было, – просто захотелось прогуляться.
Проехав мостик, Вергасов перешел на галоп и, разгоняя во все стороны неистово кудахтавших кур, вихрем пронесся по улице. Стоящий у штабной хаты часовой, еще издали завидев комбата, сразу же отвернулся от хозяйской дочки Мариси, чистившей во дворе картошку, быстрым движением поправил пилотку, гимнастерку и ремень и застыл с безразличным выражением лица, которое считается почему-то необходимым для часового.
Вергасов осадил коня.
– Где старший лейтенант?
– У себя, товарищ капитан, – не меняя выражения лица, ответил боец. – Позвать?
– Позвать.
– Дежу-у-рный!
В дверях показался молодой, круглолицый, дожевывавший что-то сержант. Увидав комбата, он скрылся, почти тотчас появился опять и рысцой, застегивая на ходу ремень, подбежал к Вергасову.
– Спал небось?
– Никак нет, товарищ капитан.
– А чего физиономия помятая?
Сержант пощупал ладонью лицо, словно проверяя, действительно ли оно помятое, – на самом деле оно было по-молодому свежим и гладким – и сказал:
– А это так, товарищ капитан… от усталости.
– От усталости. Знаем мы вашу усталость. Спать по ночам надо, сержант. Ясно?
– Ясно, товарищ капитан. – Сержант понимающе улыбнулся и зачем-то даже козырнул. Часовой тоже ухмыльнулся.
– Позови-ка старшего лейтенанта.
Сержант сорвался с места и, придерживая рукой звенящие на груди медали, побежал звать командира роты.
Вергасов полез за портсигаром, раскрыл его и протянул часовому.
– Закурим, что ли?
– Мне нельзя, товарищ капитан, – лицо часового приняло опять безразличное выражение.
– А ты на после-обеда. Бери, бери, не бойся. «Казбек», в штадиве вчера давали.
Боец осторожно, точно боясь запачкать другие папиросы, вынул одну и сунул за ухо.
– А тебе можно? – Вергасов повернулся к сидевшей на крылечке хитроглазой, краснощекой Марисе.
– Смиетесь, чи шо?
– Боишься, что румянец потеряешь? А?
Вергасов въехал в калитку и остановился над Марисей.
– А ну вас, товарищ каштан! – Марися притворилась, что испугалась лошади, и слегка отодвинулась.
Вергасов наклонился и шутливо пустил ей дым в лицо.
– Замуж тебя, Марися, отдать надо, вот что. А то вот уйдем скоро, совсем скучно станет.
Марися прыснула и уперлась ладонью в потную лошадиную грудь – не подходи, мол.
– И не соромно вам, товарищ капитан!
– Ну ладно, принеси тогда водички.
Марися ловко повернулась на пятках и побежала в хату.
