– На что?
Николай медленно повернулся и посмотрел на парня: тот сидел и крутил пальцами ус.
– На все! Как я. Иначе свихнешься. Можешь мне поверить. У меня вот фрицы стариков и двух братьев на тот свет отправили. Понял? А я вот под трамвай не бросаюсь. Один инженер, другой полковник. В двадцать пять лет – и полковник. А? Не то, что мы с тобой. Ты кем на гражданке был?
Николай пожал плечами.
– Д-два к-курса физкультурного института.
Парень протянул руку, на ней не хватало пальца.
– Дай пять. Два сапога пара. – Он зло рассмеялся, сверкнув вставными зубами. – Будем знакомы. Сергей. Человек без профессии.
Он вынул из кармана толстую пачку денег и бросил на стол.
– Видал?
Пачка состояла вся из сотенных. Сергей небрежно сунул ее в карман.
– И я один. Ни семьи, ни жены, ничего… Могу все фимкино заведение купить. А завтра столько же будет. Понял?
Он придвинулся к Николаю. Его серые, широко расставленные глаза блестели, на лбу выступил пот.
– А наши там вперед идут, пока мы с тобой здесь… – Он вытер рукой лоб. – Будешь еще?
– Нет, – Николай прикрыл свой стакан ладонью. – Нарзану выпью.
Сергей усмехнулся.
– Фимка, дай-ка еще нарзану. Так на чем мы остановились? На женах, кажется?
Николай, сощурившись, посмотрел на Сергея. Хмель постепенно проходил.
– А ты женат? – спросил Сергей.
– Нет, – коротко ответил Николай.
– Совсем нет?
– Совсем.
– И не был?
– А что вспоминать, что было?
Сергей понимающе улыбнулся.
– Ясно. И давно?
– С сорокового.
– А знакомы?
– С тридцать девятого.
– Красивая?
– А бог ее знает. Разве в красоте дело?
– В красоте, – уверенно сказал Сергей и сдвинул фуражку на затылок. – А у меня вот нет жены. Не было и не будет.
Николай согласился: «Может, так и надо, все мы дураки в девятнадцать лет…» – и вдруг почувствовал, что случилось то, чего он больше всего боялся, что он дольше не может, что он сейчас все расскажет этому парню, которого он видит в первый раз и, может, никогда больше не увидит. И про Шуру, и про то как он бегал к ней каждый день из института на Осиевскую, через весь город – она работала на Кабельном чертежницей, – и про ее мамашу-старушку, которая все хотела, чтоб они поженились. «Я, – говорит, – старая, скоро умру, так чтоб увидеть еще…»
Сергей внимательно слушал, засунув пальцы в лохматую шевелюру, потом спросил:
– А сколько ей лет?
– Умерла. Сегодня только узнал, что умерла.
– Да не ей, Шуре твоей!
– Моей? – Николай попытался улыбнуться. – Дяди Фединой, а не моей.
– Ну, дяди Федина, черт с ним, я его не знаю. Лет двадцать пять?
– Двадцать четыре. Когда на фронт шел, двадцать один был. Теперь, значит, двадцать четыре. Три года прошло… Три года, – повторил он, – и три года верил. Письма писал. Как город освободили, раза три или четыре писал. И все впустую. Дом фрицы сожгли, она перебралась… И вот теперь дядя Федя…
Сергей опять подмигнул – это было у него чем-то вроде тика.
– А ты, брат, ни разу дядей Федей не был? А?
– Я? Дураком я был, вот кем я был…
Николай посмотрел на часы. Сергей протянул руку и закрыл ладонью циферблат.
