чтобы не разговаривать с человеком.
Однажды Надя пришла не очень поздно. Пузырева еще не спала. У Нади было завязано горло, простудилась.
- Забавную частушку мы в деревне услышали, - разматывая бинт, весело проговорила Надя. - Уж очень здорово срифмована. Послушайте, - и она пропела, прищелкивая каблучками:
Дура я, дура я, дура я проклятая.
Ходят с ним четыре дуры,
А я дура пятая.
- Чем же тут восхищаться? - раздраженно спросила Пузырева. - Набор бранных слов. А о содержании и говорить нечего. Высокая мораль здесь проповедуется? Девушкам есть чему поучиться!..
- Но ведь это шутка.
- Безнравственная. Кто эти четыре дуры? Любовницы?
'А ведь она тоже самая обыкновенная дура', - мелькнуло в голове у Нади, и тут же ей стало стыдно, что могла так подумать о женщине, которая ей в матери годится. Надя не знала, как замять разговор, да и вообще она боялась говорить с Пузыревой.
Она свертывала бинт и почти физически ощущала, как скользит по ней взгляд Пузыревой, холодный и противный.
- Горло заболело? - спросила наконец та елейным голосом. - У меня стрептоцид есть.
- Спасибо, теперь уже лучше.
- Это я сразу поняла. На ночь можно не бинтовать. Никто синяки не видит. Пузырева встала с кровати и подошла вплотную к Наде. - Прости за совет, никогда не разрешай целовать себя в шею. Как он этого не понимает?
Надя задохнулась от обиды и, с трудом пересилив гнев, отвернулась к окну.
- Вы гораздо старше меня, Елизавета Викторовна, и я должна относиться к вам с уважением, - чтобы скрыть слезы, раздельно и строго сказала Надя. - Но я очень прошу вас никогда... Понимаете, никогда не трогать того, что мне дорого и свято.
- Странная фанаберия, товарищ Колокольчикова, - процедила Пузырева и, укладываясь в постель, нарочито зевнула. - Мне-то, конечно, все равно... Только вот насчет святости разрешите остаться при своем мнении.
На другое утро Васильев зашел в лабораторию, где Пузырева продолжала свои эксперименты с раствором Даркова. Александр Петрович попросил показать лабораторные записи, которые вела Пузырева, и натолкнулся на странное несоответствие размеров частиц в графах No 1 и 'No 2. Помня указание Валентина Игнатьевича, она не записывала своих опытов с ультразвуком, но цифры в тетради остались, в данном случае они обозначали размеры обычных частиц в растворе до воздействия на него ультразвуком и после.
- Откуда столь тонкий помол? - спросил Васильев. - По рецепту Даркова дисперсность должна быть другой.
- Попробовала на всякий случай, - спокойно ответила Пузырева, закрывая тетрадь. - Результат тот же.
Она не лгала именно потому, что ультразвук чересчур мельчил частицы вещества, взвешенные в растворе, находящемся под высоким потенциалом; видимо, из-за этого и, происходили все неприятности, а о том, откуда этот ультразвук взялся, она сама не знает. Когда это дело выяснится, тогда и будет доложено начальнику строительства. И для того чтобы пресечь всякие преждевременные технические вопросы, Пузырева ловко повернула тему:
- Мы с вами, Александр Петрович, люди науки. Методы поисков у нас определенные, лабораторные. А ведь разные неудачи могут и от людей зависеть. За своих вы, конечно, отвечаете. А всякие прикомандированные? Вы их анкеты видели? Вам известна их личная жизнь?
- Я не могу не доверять тем, кто подписывал командировки. Доверяю также и коллективу, где люди воспитываются. В частности, я очень доволен Багрецовым: инициативный, смелый, прямолинейный. Рад, что подружился с Алешкой. Я даже вижу его благотворное влияние.
- Ну, а что вы скажете о Колокольчиковой? О ее влиянии?
- Мне она нравится.
- То есть как это нравится? - Елизавета Викторовна выкатила глаза от изумления. - Я же серьезно спрашиваю.
- Я и отвечаю серьезно, - сказал Васильев. - Вот уж кого судьба не обидела! Смотришь на нее, и сердце радуется. Очень способный инженер. Дело свое любит. Жива, весела, остроумна, собой хороша... Изумительное сочетание!
Пузырева поджала губы, спросила язвительно:
- Надеюсь, при жене вы бы этого не повторили?
- Почему? Надя ей тоже очень нравится.
- Странная у вас жена, Александр Петрович. Это мужчины могут восхищаться смазливыми мордашками. А у нас, женщин, несколько иной критерий. Да и вам, как руководителю, следовало бы поинтересоваться поведением этой молодой особы. Раньше двух часов ночи она никогда не приходит.
Васильев рассеянно потер лоб:
- Да, это, конечно, неприятно. Надя вас беспокоит. Я постараюсь ее перевести. Завтра тут одна комната освобождается.
Пузырева всплеснула руками:
- Это значит мудрое решение! Бросить щуку в реку. Вместо того чтобы пресечь безнравственность, вы потакаете ей.
- Я не пойму, о какой безнравственности вы говорите? - уже начал сердиться Васильев. - Колокольчикова взрослый, самостоятельный человек. Здесь не санаторий, поэтому я не могу приказать ложиться спать в одиннадцать часов. Что вы от меня требуете?
- Видно, у нас с вами разные взгляды на воспитание молодежи. Мое дело предостеречь, - сказала Пузырева, вставая. - Боюсь, что вам придется изменить свое мнение о Колокольчиковой.
Оставшись один, Васильев стукнул кулаком по столу. Черт бы побрал эти бабьи сплетни! Ну что особенного, если девчонка придет в два, а не в двенадцать? Разве временем ее возвращения домой определяется нравственность? Ходила, наверное, с Алешкой по степи, сидела на лавочке в 'мертвом саду'. Возможно, они даже целовались, если Алешка сумел побороть свою робость. И все это так должно быть. Так заведено!.. А что хочет Пузырева? Ханжа несусветная.
Сегодня Валентин Игнатьевич получил от Пирожникова научно-популярный журнал, где была опубликована беседа с доктором химических наук товарищем Литовцевым перед его отъездом на целинные земли.
- Видали, Елизавета Викторовна? - не преминул он похвастаться, ласково поглаживая розовую лысину. - Народ интересуется нашими работами.
Пузырева знала, как это все устраивается. Недаром у Пирожникова частенько пустует лабораторный стол. Связь с промышленностью, работа в научной библиотеке. Да мало ли какими причинами это объясняется.
- Не знаю, как народ, - льстиво улыбаясь, сказала Пузырева, - но вас ценят понимающие люди. Вероятно, дано указание...
- Что нам известно, Елизавета Викторовна? - загадочно улыбнулся он. - Мы 'дии минорес', то есть 'младшие боги'. Значит, так нужно.
Разговор этот происходил у стройкомбайна во время очередных неудачных испытаний, к которым и Литовцев и Пузырева уже начали привыкать. Еще раз убедившись, что всему виною ультразвук, источник которого пока не обнаружен, Пузырева занялась иной деятельностью, отнюдь не лабораторной, - во все глаза следила за Надей, за ее движениями: куда пошла, как посмотрела на Алексея, нет ли ответного знака.
А знаки, конечно, были. Разве мог Алексей не улыбнуться, коли в редкую минуту отдыха ласково смотрит на тебя любимая? Мог ли он не помахать приветственно рукой, когда Надя спускается вниз по лесенке, чтобы пройти внутрь стройкомбайна? Все это Пузырева с возмущением отмечала в своей памяти. Совершенно не стесняясь окружающих, занимаются перемигиванием, да еще в рабочее время.
- Александр Петрович, видите, как ослабла контрастность? - спросила Надя, показывая на экран. - Думаю, что-то испортилось в телекамере. Наверно, как и в той, что мне вчера пришлось снять. Надо сделать перерыв, пока я не проверю аппарат в лаборатории.
- Хорошо, - согласился Васильев и подозвал к себе Алексея: - Помоги Наде снять аппарат. Пока без него обойдемся. Вадим, у тебя все приборы в порядке?
- Как всегда, Александр Петрович, - ответил Багрецов, быстро оглядывая пульт управления. - Временно можем обойтись и без телевизора.
- Вы уверены в этом, молодой человек? - сухо спросил Литовцев.
- Я не знаю, что вас смущает, Валентин Игнатьевич, - удивился Вадим. Ведь даже на самолетах, когда не видно земли, люди доверяют свою жизнь приборам и абсолютно не подвергаются риску.
- Мне хотелось бы собственными глазами убедиться, - ответил Валентин Игнатьевич и взял под руку Васильева, чтобы отвести его в сторону. Понимаете, Александр Петрович, надо знать, как равномерно нарастает слой, особенно в верхней части формы.
Багрецов не выдержал и вмешался в разговор:
- Гамма-счетчики показывают это абсолютно точно.
- Я повторяю, что хочу видеть собственными глазами, - бросил через плечо Литовцев и снова обратился к Васильеву: - Важно проследить закономерность...
- Простите за невежливость, - настойчиво произнес Вадим. - Но я должен объяснить...
Презрительным взглядом Валентин Игнатьевич смерил упрямца с головы до ног:
- Кому вы хотите объяснить? Будьте скромнее, молодой человек. Нас тоже кое-чему учили. - Литовцев сделал вид, что этим все сказано.
Васильев же заметил, что приборы, которые сюда привез Багрецов, хорошо продуманы, работают надежно и пока еще нет никаких оснований им не доверять.
- Значит, я старый скептик, - покорно склонил голову Литовцев. - Однако я настолько привык все видеть на экране, что мне трудно от этого отказаться, - и почти ласково попросил Багрецова: - Не в службу, а в дружбу, Вадим Сергеевич, узнайте, пожалуйста, у Надин, как там у нее с аппаратом?
- Я охотно это сделаю, Валентин Игнатьевич. Но меня удивляет столь пренебрежительное отношение к той технике, которой я здесь занимаюсь. Выходит, что меня прислали сюда зря? Неужели вы не понимаете, что телевизор - это
