прорван! Дошли до озера!
4. 'Малиновый остров'
Так между собой Андрей и Сандро называли безымянный островок на озере, к берегу которого мы наконец добрались.
Это была первая победа, однако, для того чтобы танк оказался на островке, надо найти мост. А как найдешь его в пламени и дыму? Ничего не видно.
- Придется ехать по берегу вокруг озера, - предложил Андрей. - Где-нибудь найдем.
Открыли верхний люк. Сквозь дым просвечивал розовый отблеск воды. Впереди, немного левее, темнели стволы деревьев, еще не тронутых огнем. Танк шел по прибрежному песку, иногда залезая раскаленной гусеницей в озеро, и тогда вода рассерженно клокотала, окутывая броню мутными клубами пара.
Мы увидели мост, лишь подойдя к нему почти вплотную. На расстоянии вытянутой руки чернел его бревенчатый настил.
- Выдержит? - спросил Сандро у Андрея.
- Выдержит: сваи и настил крепкие, - ответил тот, напряженно вглядываясь в еле заметные очертания острова.
Танк осторожно вступил на бревенчатый настил и остановился, словно в раздумье. Сандро выпрыгнул из люка, побежал вперед по мосту и как бы растаял в дыму. Через минуту он возвратился обратно, помахал нам рукой и занял свое место.
Сначала неуверенно, но потом все быстрее и быстрее двигался танк, пока на полном ходу не выскочил на берег.
На восточной стороне острова горели кроны высоких сосен, слева от нас пылал кустарник. 'Вероятно, малинник, - подумал я. - Такие маленькие островки на озерах часто бывают богаты малиной'. И в эту самую минуту я понял, что мы у цели.
Аккумуляторы Ярцева выдержали первое практическое испытание. Если бы не обстановка, в которой мы тогда находились, я бы с радостью поздравил изобретателя, но ему было не до этого.
Он сел рядом с Сандро и показывал дорогу к зданию ионосферной станции.
Танк натолкнулся на кирпичную трубу. Вокруг нее громоздилось переплетение железных балок, согнутых труб и решеток.
На обгорелых бревнах резвились синенькие огоньки.
Это было все, что осталось от здания. Но где же люди, которые здесь жили и работали? Что сталось с ними?..
Андрей выпрыгнул из танка и мгновенно исчез. Сандро побежал за ним.
Я сел на башню и опять занялся приемником. Сигналов станции не слышно... Прошел по всему диапазону: на разные лады пищала 'морзянка', со всех концов мира неслись мелодии. Московский диктор рассказывал о пшенице за Полярным кругом, о новом балете, о новых книгах. Эфир жил своей бурной, разнообразной, веселой и печальной жизнью, но сигналов, которые я так настойчиво искал, не было.
Передо мной, как на негативе, проявились фигуры Андрея и Сандро. Они шли прямо на танк, вытянув руки вперед.
Ничего утешительного они сказать не могли. Обыскали чуть ли не весь остров, но пока безрезультатно.
- Пойдем с той стороны, у воды поищем, - предложил Сандро и потянул Андрея за рукав.
Они снова ушли, долго не появлялись, и я уже начал беспокоиться. Сняв рукавицу, посмотрел на часы. Было шесть часов вечера. Кислорода в баллонах могло хватить только на два часа. Правда, есть еще запасные баллоны для людей, которых мы рассчитывали здесь найти. Для них мы взяли и костюмы и кислородные аппараты.
Недалеко от печной трубы, что еле-еле различалась в дыму, появилась вертикальная светящаяся линия. Боясь поверить своей догадке, я побежал к сгоревшему зданию.
Так и есть: это горела антенная мачта. А что, если они пользовались именно этой антенной? Тогда они должны быть где-то близко...
'Так, разберемся, - старался я сохранить спокойствие. - У каждой антенны есть снижение... Его-то и надо сейчас найти... Но разве найдешь провод в густом дыму?'
Мне ничего не оставалось делать, как позвать на помощь, и я, вовсе не думая о последствиях, снял маску и закричал:
- Скорее сюда! Ко мне!..
Едкий дым ворвался в горло. Я закашлялся, опять крикнул и чуть совсем не задохнулся.
Путаясь в шлангах и ремнях, сдерживая дыхание, я пытался снова надеть маску. Но это почему-то не получалось, стекла для глаз оказывались где-то на затылке, шланг, идущий от баллона, перекручивался... Хотел бежать к танку, но зацепился за какую-то проволоку и упал в горящие угли.
Последнее, что отпечаталось в моем сознании, - звон в ушах, как будто надо мной гудели сотни колоколов.
Очнулся я от приятного ощущения, что снова могу дышать. Надо мной склонилось лицо в маске. В стеклах ее отражался слабый огонек маленькой лампочки. Стояла какая-то странная тишина.
Я спросил:
- Андрей?
Маска покачала головой.
- Сандро? - Я приподнялся на локте.
Человек в маске снова отрицательно покачал головой и сказал:
- Полежите немного, не волнуйтесь.
Тут я должен заметить, что, разговаривая в масках, мы слышали друг друга плохо. И это не только в данном случае, а и за все время путешествия. Теперь я рассказываю об этом так, будто мы могли вести оживленную беседу, но тогда мы были менее многословны и больше объяснялись знаками.
Но все же мне припоминается, что голос незнакомца, который посоветовал мне не волноваться, я где-то слышал.
Я огляделся. Мы находились в бревенчатом помещении без окон, вероятно в подвале. В углах пряталась темнота, лампочка освещала рассохшиеся бочки, окованные жестью ящики. Среди них стоял черный, поблескивающий никелем шкаф передатчика с двумя большими круглыми приборами, которые, как пустые глаза, слепо уставились на меня.
Голова кружилась. Наверно, я вдохнул много дыма, да и вообще от пережитых волнений состояние мое было прескверное. Именно поэтому я не могу достаточно подробно описать встречу с профессором Черниховым, хотя, видимо, вы уже догадались, что тогда именно он был рядом со мной.
Высокий, плотный - на нем еле застегивался асбестовый комбинезон, - стоял он передо мной и о чем-то спрашивал.
- Кто вы? - поспешил я спросить.
Он наклонился ко мне совсем близко:
- Чернихов Николай Спиридонович. Возможно, слыхали?
Утвердительно кивнув головой, я снова огляделся. На профессоре такой же комбинезон, как и на мне. Значит, здесь были Андрей и Сандро. Но где же они сейчас? Где дочь Николая Спиридоновича?
Он перехватил мой взгляд.
- Не беспокойтесь, ваши друзья скоро вернутся. Они пошли за моей лаборанткой.
Николай Спиридонович отвернулся к выходу, завешенному серым, как дым, брезентом, который сливался с дымной мглой подвала.
Я помню, как на одной из лекций профессор с усмешкой доказывал, что люди уже вдоль и поперек исследовали каждый уголок земного шара, каждый материк, каждый остров в океанах. Человек побывал всюду: под водой, под землей, в воздухе, - а потому гораздо интереснее путешествовать в ионосфере, посылая туда радиолучи. Там столько еще загадочного, малоизученного!
Он надолго покинул столицу и, чтобы никто не мешал его путешествиям в заоблачных высотах, уединился на здешней ионосферной станции. На лето к нему приезжала дочь Валя, которая училась в радиоинституте, а тут проходила добровольную практику под руководством отца.
И вот все закончилось. Станция сгорела, удалось спасти лишь часть радиоаппаратуры. Об этом я узнал позже, а тогда был обеспокоен судьбой моих новых друзей и незнакомой девушки, которую до сих пор не нашли.
Но что меня особенно удивило - это поведение Николая Спиридоновича.
Он довольно долго молчал, наконец тряхнул плечами, будто сбрасывая невидимую тяжесть, и, наклонившись ко мне, спросил:
- Ваши друзья сказали, что вы радиоинженер. Если не ошибаюсь - коллега?
Не помню, что я тогда пробормотал, но, кажется, весьма категорично отрекся от столь лестного для меня предположения. Ведь, по существу, я был лишь начинающим конструктором, а не умудренным опытом специалистом, изучающим распространение радиоволн.
- Это ничего не значит, - отмахнулся профессор и вытащил откуда-то из-за моей спины приемник. - Ваш?
Пришлось сознаться, но я все еще не понимал, к чему он клонит.
- Мне неудобно вас утруждать, - извинившись, начал профессор, - да и обстоятельства весьма неподходящие, но за последние дни происходят редкие явления в ионосфере. А сегодня случилось что-то совершенно невероятное. Я не знаю, чем это объяснить... Возможно, ионизацией угольных частиц в пламени или частичным преломлением в слое Е...
Должен оговориться: вероятно, я не совсем точно передаю его речь и вовсе не об этом слое он упоминал. Потом он рассказывал о целом ряде не совсем понятных мне предположений, говорил, что якобы мне выпала редкая удача проследить за прохождением волн в сплошном огне. Тут могли быть интереснейшие явления... Во всяком случае, я даже растерялся и не знал, как воспринимать его слова. Что это - научный фанатизм или старомодное чудачество ученого? Пропала дочь, сам в огненном кольце, кислорода осталось немного - при чем тут явления в ионосфере!
- Вы, вероятно, принимали отраженные волны? - спрашивал он и тут же продолжал: - Я давал передачи на разных частотах, но самое главное - что не смог проверить десятиметровый диапазон... Приемник не успели спасти... Всех людей я отправил в экспедицию. Но вы-то, надеюсь, принимали эту волну?
- Не помню, - честно признался я. - На одном диапазоне было слышно, на другом нет. Я разные пробовал.
- И ничего не записали?
- Простите, Николай Спиридонович, я даже не подумал об этом.
Профессор с досадой приподнялся и зацепил лампочку, подвешенную под потолком. Она качнулась, и огромная тень с поднятыми руками заметалась по стене.
Натыкаясь на ящики, Николай Спиридонович отошел в дальний угол, постукал пальцем по стеклу прибора на шкафу передатчика и опять
