позволяет видеть 'Унион' на больших расстояниях. Ночью за 'Унионом' можно увидеть и другой след. Это светящаяся курбатовская ткань, вроде как хвост кометы.
В сегодняшнее ясное утро глаза всех телескопов и радиолокаторов смотрели на восток. Оттуда из туманной дали должен вынырнуть 'Унион' и, описав дугу, скрыться за холмами. Как только радиолуч коснется металлической поверхности диска и отразится обратно, все телескопы и все приборы, что следят за ним, мгновенно придут в движение. Бесшумные моторчики станут поворачивать трубы и параболоиды, ни на секунду не выпуская из своего поля зрения пролетающий диск...
Этого момента и ждали наши друзья. Опершись на парапет и стискивая побелевшими пальцами его узорчатую решетку, Нюра всем телом устремилась вперед, как бы желая хоть чуточку быть поближе к тому месту, где появится 'Унион'.
На нее с тревогой поглядывал Тимофей. Что это, волнение? Любопытство? Впрочем, и сам Тимофей не мог совладать с теми довольно странными ощущениями, которые сейчас испытывал.
Ему казалось, что он, Тимофей Бабкин, несется сейчас вокруг планеты. Пусть там, наверху, осталась лишь частица его тепла да прибор, сделанный вместе с Димкой, все равно вторично приходится переживать и страшное волнение неизвестности и радость нехоженых троп.
Тимофей гордился, что был одним из первых, пусть даже случайных, путников по дороге в космос. И если тот крошечный отрезок пути в 'Унионе' хоть как-то помог сегодняшнему полету, то лучшего и желать нельзя. Он понял, что настоящее счастье не в спокойном безоблачном существовании, как ему казалось раньше, а в огромном беспокойстве за всех. Там, наверху, он боялся не только за себя, Стешу, Димку, - он мучился, думая о Пояркове, Дерябине, Набатникове, обо всех, кто строил и оборудовал 'Унион'.
С чувством глубокого стыда вспоминал Тимофей, как иной раз лучшие свои стремления и поступки прикрывал маской скептика, равнодушно пожимал плечами, лениво острил и делал вид, что все ему надоело. Разговаривая с Риммой, Тимофей видел себя как в зеркале, только у Риммы этот ленивый скептицизм определял ее сущность, а у Тимофея просто так - глупое жеманство.
- Летит! - вскрикнула Нюра.
На горизонте заблестела розовая звездочка с маленьким хвостиком. 'Как головастик, - невольно подумал Тимофей и тут же выругал себя. - Подобрал сравнение, нечего сказать'.
Звездочка промелькнула и растаяла в утреннем тумане. На площадке показался Набатников.
- Земля!
Это прозвучало как возглас легендарного матроса Колумбовой каравеллы, но в данном случае, спустившись к телевизору, люди могли видеть не кусок земной тверди в океанском пространстве, а чуть ли не всю пашу планету с огромной высоты.
Сбежавши вниз по лестнице, Бабкин и Нюра в изумлении застыли у большого телевизионного экрана. Стереоскопически выпуклой вставала Земля. Сквозь разорванную вату облаков вылезали горы, моря казались лиловыми. Сероватой зеленью, розовыми песками пустыни была заполнена вся правая часть экрана. 'Унион' летел по меридиану, а потому оставалось странное впечатление, будто земная ось переместилась к экватору и шар вот-вот повернется к нам белым пятном Антарктиды. Этого не произошло - изображение померкло. 'Унион' скрылся за горизонтом, а радиоволны не проникают сквозь толщу Земли.
Даже в эти немногие минуты удалось записать изображение на видеомагнитофонную пленку, чтобы в любой момент продемонстрировать его на телевизоре. Все показатели многочисленных приборов, в том числе ЭВ-2 и мейсоновского анализатора, принимались на контрольных пунктах нашей страны и на исследовательских судах.
В соседнем зале помимо наблюдения за животными, изучали деление клеток, влияние космических лучей на рост растений. Что же касается физических исследований ионосферы, Солнца и планет, то о них и говорить не приходится. Сотни приборов, установленных в 'Унионе', передавали свои показатели.
Набатников мог быть довольным первыми успехами: 'Унион' вышел на орбиту, полет продолжается. Но все же история со снимками, оказавшимися в чужих руках, нет-нет да и припомнится. Медоваров получил серьезный урок и, как рассказывал следователь, ходил обиженным, готовясь к сдаче дел.
Он был по-своему честен. Корабль его тонул, команда уже кинулась к шлюпкам, но он пока еще за капитана и должен бдительно стоять на капитанском мостике. Он удвоил охрану у материального склада, зачем-то ввел особые пропуска в полупустующие лаборатории, откуда разбежались аспиранты - медики и биологи. Ведь теперь в НИИАП нельзя будет защищать диссертации. Все иностранные журналы Медоваров объявил временно под запретом. Увольняемым работникам давал лишь скупые, сдержанные характеристики, да и то после подробного изучения их анкет. Да, конечно, лишняя предосторожность никогда не помешает. Но о чем думал уважаемый Толь Толич, когда приказывал Семенюку фотографировать иллюминаторы? Теперь над этим многие поразмыслят.
* * * * * * * * * *
'Унион' в полете! Ни на минуту не прекращается радиосвязь с контрольными пунктами. Вот 'Унион' пролетел над Камчаткой, Уралом и снова должен появиться неподалеку от Кавказа.
Удивительна новая установка, недавно привезенная в Ионосферный институт. На большом экране с помощью целой группы радиолокаторов просматривается весь небосклон. Вот понизу бежит светлая точечка рейсового самолета Москва - Баку. А это метеорологи запустили очередной шар-пилот с металлической пластинкой. Совсем рядом, как легкая снежинка, промелькнула птица.
А иногда по самому верху экрана вдруг прочертит свой след метеор.
'Унион' точно идет по первой заданной орбите. Если он станет снижаться из-за воздушного сопротивления - пусть ничтожного, но все же имеющегося на этой высоте, - то автоматическое устройство включит двигатель и 'Унион' возвратится на свою орбиту.
Вот почему Дерябину и его помощникам не приходилось прикасаться к ручкам управления.
На экране появилась сияющая точка 'Униона'. Какая там точка! По величине ее не сравнишь даже с самолетом. Виден эллипс. Словно торпедный катер, он мчится по серо-голубому морю экрана.
Но что это? Сверху, из дальних высот, летит наперерез другая точка. Это метеор! Его ионизированный хвост ясно виден на экране.
Пространства Вселенной глубоки. Метеор летит еще очень далеко от 'Униона', и вероятность столкновения ничтожна, а Нюра уже полна страха. Никогда Тимофей не видел у нее такого напряженного, испуганного лица.
Замигали соседние экраны, где 'Унион' показывался в другой плоскости. Радиолокаторы-дальномеры сразу же определили траекторию падения метеора. Он летит навстречу!
Набатников не мог побороть волнения, стиснул зубы и широко раскрыл глаза.
- Не совестно? - укоризненно спросил Борис Захарович, тихонько тронув его за плечо. - Ведь там автоматика.
Вздрогнув, Набатников замотал головой.
- А люди? - Он услышал сдавленный вздох и заметил Нюру. - Ну да, ведь я же человек, - поправился Афанасий Гаврилович. - Не могу спокойно смотреть.
Но автоматика Дерябина работала лучше человека. Вероятно, оставались доли секунды до того мгновения, как довольно крупный метеор пронизал бы обшивку диска. Однако реакция радиолокатора и связанной с ним автоматики была точной и быстрой. Радиолуч издалека увидел метеор и приказал 'Униону' свернуть влево. Вот и все.
Нет, оказывается, далеко не все. Не прошло и минуты с тех пор, как 'Унион' избежал встречи с метеором, не успел еще растаять его след на экране, как возник новый повод для волнений. Хорошо еще, что Нюра не смотрела на экран, а то неизвестно, как бы она восприняла такое событие.
От светящегося пятнышка 'Униона' отскочила искорка и помчалась вниз. Может быть, это сработала катапульта и выбросила кабину с людьми? Нюра ничего не знала о катапультах, но еще в тот вечер догадалась, что Поярков летит не один, а с Димкой. У них все можно прочесть в глазах.
Волноваться не следует. Набатников и Дерябин следили за экраном и, заметив летящую искорку, даже обрадовались.
- Все в порядке... - выдохнул из себя Афанасий Гаврилович. - Теперь можно ехать на открытие электростанции.
Бабкину уже было известно, что Ионосферный институт взял вроде как шефство над одним здешним колхозом, но сейчас никак не мог понять, что за срочность такая - бросить все и приветствовать колхозников по случаю установки керосинового движка для освещения? Ведь там, наверху... Да нет, чепуха какая-то!
Только из вежливости Бабкин согласился поехать с Набатниковым, когда он предложил ему:
- Поедем, поедем, Тимофей. Здесь нам пока делать нечего.
Мейсон рассматривал ленту с телеметрическими записями
работы анализатора.
- Мистер Набатников! Я так думал, что еще вчера газеты написали, что сегодня пустят колхозную электростанцию. А 'Унион' пустили, писать нельзя?
- Ошибаетесь, мистер Мейсон. Можно писать, но опыт еще не закончен. Мы не любим хвастаться раньше времени, как некоторые заокеанские деятели. А в данном случае не будем писать и про колхозную электростанцию.
- Можно ее смотреть?
- Пожалуйста. Только ее еще нет.
- Русские всегда хотят делать чудеса...
- Нет, почему же? - усмехнулся Набатников. - Мы не только хотим. Мы их делаем. Разве это вам не известно?
Прислушиваясь к разговору, Бабкин соглашался с Афанасием Гавриловичем, но, будучи человеком трезвого и даже несколько скептического ума, испытывал неловкость. Нашел чем удивить американца - колхозной электростанцией. Ведь ему, наверное, уже атомную показывали, синхрофазотрон и всякие другие достижения.
Дорога шла в горы. Бабкина посадили рядом с шофером, а позади, на правах
