чем живым, да тебя самого ведь пока никто и не убивает! Мы всего лишь немного поиграли в загадки. А теперь пора, наконец, дать ответы. Как ты считаешь? - Мне приходилось видеть, как лесной кот играет с мышью, прежде чем съесть,- сказал Аннаэль тихо.- Я не более чем мышь пред тобою - игру твою остановить не могу... - Не скромничай! Почти всех расставленных силков ты ловко избежал. Ты не уступил женщине свое имя, не выказал знакомства с вещами, тебе заведомо известными, ты выбрал не свой цвет и не свое оружие... Кстати, объясни, почему именно этот меч? - Финрод Фелагонд, сын Финарфина, тоже стоял когда-то с тобою один на один. У нас одинаковая судьба. - Верно,- согласился Владыка.- Но осуществится она иначе. Итак, слушай, эльф, пора сбить с тебя спесь. Я вижу и вдаль, и вглубь, мое прекрасный Нольдор. Сама чуткость твоя, умение быстро решать трудные задачи, неслыханная стойкость и живучесть - все это, вместе взятое, уже говорит само за себя. Но сегодня, только что, ты дал мне последнее доказательство. Ты УВИДЕЛ моего советника, увидел, хотя тот уже давно принадлежит призрачному миру. А среди эльфов лишь роду Феанора дана способность соединять мир теней и мир живых. Я знаю, когда и где ты попал в плен, и я говорю: ты не можешь не быть близким родичем, скорее всего сыном Келебримбора из Дома Кузнецов, хотя по всем сведениям никаких сыновей у него не было. Может, все-таки скажешь сам, как обстоит дело? Аннаэль рванул меч из ножен - и не смог; пальцы его побелели от усилия и разжались. Владыка расхохотался: - Похоже, славная знахарка переусердствовала, ублажая тебя, - ты ослабел, дружок! - А ты гордишься своей силой! - с горечью воскликнул пленник.- Ты готов показывать ее по всякому поводу, словно ребенок, недавно овладевший умением взрослых! И, как злого ребенка, тебя забавляют мои жалкие потуги и бессилие честного, чистого клинка! Не тебя я хотел сейчас лишить жизни себя самого... Я мог бы проклясть тебя, но ты, проклятый уже многократно, не пострадаешь от этого. Играй же с добычей, кот подземелий, мышь уже наполовину мертва! Да, я сын Келебримбора, сын, воспитанный тайно в надежде хоть так избежать рокового конца. Неумелый, легкомысленный подмастерье, последний в роду - и все-таки колесо судьбы меня зацепило... - О, ты себя недооцениваешь! Красноречием ты ничуть не уступаешь прадеду своему, высокомерием - деду; думаю, что в кузнечном ремесле ты - истинный наследник отца! - К сожалению, нет. Он всегда гневался на меня за то, что не умею мыслить с размахом, трачу силы на пустяки. - Пустяки? - вкрадчиво перебил Владыка,чуть подавшись вперед.- А, понимаю: пояса, венцы, ожерелья... кольца... Кольца, эльф! Да? И кольца тоже? Черные, как Предначальная тьма, глаза Владыки словно молнию метнули. Аннаэль выдержал, не смигнул, но почувствовал, как ноги подгибаются от обморочной слабости. Кольца! Вот цель Врага! На немыслимые злодейства способен он, чтобы выведать тайну трех Чистых колец. И не поверит, будто я ничего не знаю. Конец тебе, конец, сын Алдис и Келебримбера... Аннаэль украдкой погладил навершие меча, словно надеясь получить частицу былой доброй силы от руки, некогда его державшей, и проговорил устало: - Я делал женские украшения, к важным делам меня не допускали. К чему подробные расспросы? Ты хочешь, чтобы я работал на тебя? - Ты прекрасно понимаешь, чего я хочу. Тебе обязательно нужно, чтобы прозвучало слово? Пожалуйста, слушай и запоминай: отец твой, позаимствовав мои знания и опыт, создал три кольца, по праву принадлежащие мне. Он посмел сокрыть их, и я покарал его за ослушание. Укажи, где найти эти кольца, возмести ущерб, причиненный мне, и я верну тебе свободу! - И отца вернешь, и все прочее? - улыбнулся Аннаэль.- Как ты держишь слово, я от родичей наслышан. И не поверю тебе, хоть ты и волен говорить что хочешь! - Ты мне разрешаешь? О, как великодушно! Тогда позволь почтительно доложить, что сейчас, устав от дел, я желаю попировать со своими преданными соратниками - и приглашаю тебя! - А если я откажусь? - Отказать ты не СМОЖЕШЬ. Да и к чему? Ты изысканно одет, ты при оружии. Эльфов Высокого рода еще не бывало за моим столом. Тебе будут рады. Ну же, следуй за мной! Он щелкнул пальцами дважды, двери раскрылись, и Аннаэль увидел, что в недавно пройденном зале желтые свечи в бронзовых ободах-светильнях освещают теперь длинный стол, накрытый к пиру; свечи горели ровно, не колыхаясь, тишину разбавляли пронзительные вскрики флейты и размеренная дробь барабана. Владыка поднялся с кресла и направился к выходу. Когда он поравнялся с Аннаэлем, эльфа обдало удушливой, жаркой волной. Волна схлынула, унося волю его, почти начисто смытую. Аннаэль медленно повернулся и медленно, неуверенным шагом, словно разучился ходить, последовал за Владыкой.
* * *
Свободным обитателям Средиземья твердыня Всеобщего Врага представлялась вместилищем хаоса, адского беспорядка. На деле же все обстояло иначе. Конечно, пирушки сменившихся с караула орков не отличались ни сдержанностью, ни благопристойностью; но проходили они в строго определенное время и вдали от покоев Владыки. А там все свершалось с благородной чинностью. - Люди из знатных семей,- говорил Владыка своему гостю.- Хорошо воспитанные. И мудрые. Как же им может нравиться шум и беспорядок? Очередная клевета на меня и моих ближних! Да, все здесь шло по установленному ритуалу. Ударял три раза колокол, слуги накрывали каменный стол златотканной парчой, ставили тяжелую золотую посуду, приносили вино и хлеб; приближенные Владыки - их никогда не бывало более четырнадцати - не расстались еще со своими телесными оболочками, но уже не находили наслаждения в обильной пище; лишь нескольким подавали еще жареное мясо. Прислуживали женщины, всегда по три, всегда похожие друг на друга в бесформенных, как мешок, платьях; лица их окутывала черная кисея лишь смутно проступали прекрасные черты; однако никто не заигрывал с ними. Жутко было гостю видеть на их стройных, гибких шеях золотые ошейники с грубо бренчащими бубенцами, какие надевают пасущимся коровам; но он молчал, и неподвижное лицо его ничего не выражало. И песни звучали на тех пирах. Хорошие голоса, чистые звуки лютни и флейты, усиленные эхом в высоких сводах, воспевали битвы древних времен и подвиги Сауроновой рати, поминали великие деяния Мелькора, устроителя мира, высмеивали жалких, трусливых эльфишек и добродушно потешались над похождениями неуклюжих, но верных орков. Кто были те певцы, из каких племен, отчего пришли служить Властелину Тьмы - гость не знал. Пирующие отпускали одобрительные замечания, обсуждали тонкость игры, точность выражений. А гость молчал, и лицо его оставалось неподвижным. Потом наступал черед главных развлечений. Они бывали разнообразны и никогда не приедались ни Владыке, ни сановникам его. Излюбленная забава кормежка пауков, живущих в глубоких норах: затолкнуть туда пышно разодетого смертника и слушать, как дико кричит он (или она), завидев подползающую тварь, и как вылетает потом из норы ненужная более одежда пустая скорлупа выпитого яйца... Увы, кормить восьминогих чаще одного раза в месяц не следовало, да и ходить далеко приходилось. В трапезной устраивали и другие зрелища. Недурно смотрелись схватки между ослепленными воинами; а с появлением строптивого Нольдора Владыка завел новый обычай: принаряженные орки-палачи показывали здесь же, в зале, свое сложное искусство. И так же, как обсуждали пение менестрелей, оценивали Высшие со знанием дела работу их, иногда даже рукоплескали; а гость, сидевший по правую руку Владыки, молча, не шевелясь, смотрел на все это. Каждую жертву перед началом представления обводили вокруг стола; женщины и мужчины, все они были эльфами, все красивы и молоды с виду - изысканное зрелище! И особая тонкость заключалась в том, что их возвращали еще живых в подземелья, чтобы успели обо всем рассказать своим. И они рассказывали, слабея, тратя последние капли жизненной силы, забывая о боли - рассказывали, что по правую руку Хозяина подземелий, как почетный гость, сидит Нольдор, видимо, из рода Феанора, свободный (при оружии!), пьет вино и даже не отводит взгляда, когда истязают его соплеменников. И они умирали, проклиная отступника и предателя, даже не подозревая, что предатель этот умирает с каждым из них, что душа его обливается кровью и отзывается отчаянным криком на каждое движение палачей, но тело, незримо скованное, не повинуется ему; он зовет, он молит: услышьте, сумейте прочесть мои мысли! Напрасная надежда. Синдары никогда не были сильны в этом умении, а боль и ненависть воздвигла между их помыслами несокрушимую стену...
* * *
Да, хозяин подземелий не бросал слов на ветер: он знал толк в пытках и мучениях. Все было рассчитано точно. Аннаэлю не оставалось ничего иного, как перейти к Врагу на службу. Главное - дать плоду дозреть. И когда пир кончался, кто-нибудь из Высших брал Аннаэля под локоть, точно старого приятеля, выводил из зала, и не успевала еще дверь за ними закрыться, как наваливалось мутное забытье, и Аннаэль не осознавал, где проводит время между пирами и сколько утекает этого времени. Открывая глаза, он видел знакомую комнату Этир, а в ней - Высшего, и слышал неизменный вопрос: - Не желаешь ли ты встретиться с Владыкой и что-либо сообщить ему? - Нет,- отвечал Аннаэль столь же неизменно, и тогда женщина, звеня эльфийским серебром, молча подавала ему поесть, и он ел - нехотя ел, не мог отказаться - и шел с Высшим на новый пир... Воля и разум его оставались свободными лишь в те несколько мгновений между пробуждением и ответом на вопрос. А потом все затопляли ужас, стыд и боль предстоящего испытания. Девять раз повторялось так. На десятый Аннаэль вдруг сказал: - Я хотел бы говорить с Владыкой. Этир, наливавшая вино, вздрогнула. Высший проговорил бесстрастно: - Ах, вот как? Ну что же: ешь, пей, и я отведу тебя! - Я не хочу ни есть, ни пить,- возразил
