— Да, ваша светлость! Там стояло два полка, почти три тысячи человек. Но, когда мы подошли к Кандерской крепости, ее гарнизон спустил королевский флаг и изъявил желание присоединиться к армии вашей светлости. Я принял у них присягу на верность, назначил своих офицеров и привел кандерцев сюда. Сейчас они стоят под стенами, ожидая позволения войти в город.
— Разумно, — похвалил осторожный Элдред, — надо сперва их проверить. Но вряд ли это ловушка, не самоубийцы же они. Скорее всего, солдаты бегут от Гродрэда — и совершенно правильно делают. Три тысячи солдат — это отличный подарок, майор! Прошу к столу, выпейте из моего кубка, — этот не слишком гигиеничный ритуал считался при дворе весьма почетным. Корр принял кубок, который герцог еще не успел пригубить, и провозгласил тост: — За короля Элдреда Второго! — который после мгновенной паузы подхватили десятки глоток. Так впервые была названа открытым текстом цель нашего похода. Мы все выпили стоя. Элдред сделал знак слугам, которые побежали вдоль столов, снова разливая вино.
— И за вас, друзья мои! — провозгласил герцог ответный тост, опять принимая свой кубок. Но, едва он поднес его к губам, Корр издал какой-то странный звук. Я увидел, что лицо майора побледнело, и на нем выступил пот.
— Элдред… — прохрипел он, хватаясь за горло, — вино… — на губах Корра выступила пена, и он, пошатнувшись, с грохотом рухнул на пол. Вино из опрокинутого кубка разлилось по столу, словно лужа крови.
27
В наступившей суматохе прогремел голос герцога:
— Перекрыть все выходы, никого не выпускать! Гвардейцы, ко мне!
В следующий момент Элдред уже стоял спиной к стене, с обнаженным мечом в руке, словно ожидая нападения. Рыцари вскакивали с мест, опрокидывая скамьи, кто-то закричал: «Измена!» Наконец в зал ворвались гвардейцы.
— Спокойствие, господа! — призвал герцог. — Вы, лейтенант, — обратился он к начальнику стражи, — немедленно арестуйте всех слуг и передайте их Раддельду. Но пока допрашивать без резкости, просто выяснить, кто что видел. Вас, господа, — он повернулся к гостям, — я тоже прошу постараться припомнить, не заметил ли кто злоумышленника. Генерал Нерр, берите три полка и блокируйте кандерцев. Если они окажут неповиновение, рубите их без пощады. Господа, еще раз прошу всех соблюдать спокойствие и пока не расходиться. Я должен отдать дополнительные распоряжения, — с этими словами герцог поспешно вышел.
Естественно, к еде и питью никто больше не притронулся. Через некоторое время четверо стражников унесли тело Корра. Затем вернулся Элдред. Он выразил сожаление по поводу испорченного пира и поклялся, что Гродрэд заплатит за свое злодейство.
Еще сутки после этого я не знал о дальнейшем развитии событий, разве что наутро услышал от одного из офицеров, что кандерские полки оказались непричастны к заговору. То, что Корр привел их именно в тот момент, оказалось совпадением — роковым для него и счастливым для герцога. Лишь вечером Элдред вызвал меня к себе.
— Гродрэд — идиот, — сказал герцог, едва я переступил порог его кабинета. — Только идиот станет устранять противника быстродействующим ядом. Хороший яд должен убивать через много часов, лучше — через несколько дней. Впрочем, когда в стране презирают науку, в забвенье приходит даже столь полезная область химии. Но теперь все узнают, что Гродрэд — трус, готовый на любую подлость из страха перед открытым боем.
— Вы не опасаетесь, ваша светлость, что он попытается в ответ обвинить вас?
— Заявить, что я подстроил убийство Корра? Но зачем? Корр был честный и преданный офицер, к тому же я не мог предвидеть его появления… Хотя, конечно. Если бы моей целью была провокация против Гродрэда, я мог подставить первого, кто подвернется. Да, в этом есть резон. Но если такое обвинение прозвучит, я предложу Гродрэду доказать его в рыцарском поединке. Правда, подобных прецедентов не было уже больше двух столетий, но официально этот обычай никто не отменял. Король — такой же рыцарь, как другие, первый среди равных.
— Как продвигается расследование, ваша светлость?
— Пока не слишком здорово. Теоретически это мог сделать любой из слуг и любой из гостей — кроме вас, поскольку мы как раз разговаривали, и у вас просто не было возможности незаметно бросить яд в кубок.
— Благодарю за доверие, — усмехнулся я.
— Риллен, вы прекрасно знаете, что доверять нельзя никому. Но вам-то я как раз верю, вы никак не заинтересованы в моей гибели… Так вот, в принципе это мог сделать кто угодно, но на практике риск был слишком велик
— отравителя хоть краем глаза, да кто-нибудь заметил бы. Допросы подтвердили, что никто ничего подобного не видел, а значит, вино не было отравлено на пиру. Следовательно, отравили сам кубок до того, как он был подан на стол — видимо, ополоснули ядом. А это сужает круг подозреваемых до нескольких слуг. До нескольких, но не до одного. Сделанный сразу же после покушения обыск личных вещей ничего не дал. И, значит, придется пытать их всех. Черт возьми, Риллен, ведь я знаю каждого из них! Я никогда не пользуюсь услугами случайных людей и всегда вожу своих слуг с собой, вы же знаете. И один из них, оказывается, изменник! Разве я плохо с ними обращался? Разве мало платил? И теперь из-за одного подонка придется потерять целый десяток! Я уже не смогу доверять людям, безвинно перенесшим пытки по моему приказу.
— Надеюсь, вы не убьете их? — обеспокоился я.
— Нет, конечно. Как только предатель сознается, я заплачу остальным золотом за их страдания и отпущу их на все четыре стороны.
— А если он не сознается?
— Риллен, не говорите чепухи. Еще в вашу эпоху говорили, что нет несгибаемых подследственных, есть плохие дознаватели. У меня дознаватели хорошие.
В это время в дверь постучали; это явился с докладом гвардейский лейтенант. Он молча кинул взгляд на меня, герцог так же молча разрешил говорить в моем присутствии.
— Ваша светлость, он сознался!
