остальных классов продолжали топтаться и спрашивать у завучей, что им теперь делать с этими комедиями, балетами и трагедиями.
– Оперетта какая-то… – загнусили недовольно ученики восьмого «В», когда классный руководитель вернулся к ним.
– Лучше бы…
– Что – «лучше бы»? – строго спросил Петр Брониславович. – Отставить критику действий руководства. Не нравится оперетта – могли бы сами выбрать себе что-нибудь из шапки. А то ишь – они делегата не могли на сцену послать. Стыд, позор!
– Почему это оперетта – позор? – поинтересовалась завуч Валентина Петровна, неизвестно как оказавшаяся возле восьмого «В». Совершенно неожиданно она вынырнула из-под руки Петра Брониславовича и теперь внимательно оглядывала его учеников. – У нас все жанры хороши, кроме скучного. Правильно, ребята?
– Да… – нестройно и вяло затянули те.
– А оперетта – это очень веселый жанр. У вас есть шанс сделать самую смешную постановку, всех развеселить – и выиграть конкурс! – задорно добавила завуч и направилась к классной руководительнице девятого «А», которая призывно махала ей рукой.
И тут, не сговариваясь, все ученики восьмого «В» посмотрели на Антона Мыльченко – мечтателя и витателя в облаках, сочинителя стихов и рассказов, за которым с первого класса закрепилась слава чуть ли не местного сумасшедшего. Вот теперь-то он, вечно гонимый и не понимаемый народом, оказался нужен. Кто, как не он, постарается и придумает для своего родного класса оперетту?
– А ну-ка, Мыльченко, давай, напряги мозги.
– Ты ж понимаешь, что нам оперетта нужна.
– Вот и придумай по-быстрому сценарий. – Тут же окружили его девочки.
– И мы спектакль поставим…
Их кольцо постепенно сжималось. Несчастный Антоша заметался. Вроде бы, вот он, желанный успех и признание, но…
– Я, да я… – запинаясь, заговорил Антоша. – Стихи могу, да, прозу тоже… А оперетту я никогда, нет, никогда…
– Ну надо же когда-нибудь начинать, – резонно заметил кто-то из мальчишек.
Девочки, ободренные поддержкой, еще активнее принялись тормошить бедного поэта.
– Антоша, ты можешь! – проникновенно говорили они.
– На тебя одна надежда!
– Ты должен спасти класс! Для всех постараться…
– Ведь ты же стихи пишешь? Рассказы сочиняешь? А уж оперетту тебе – раз плюнуть, Мыльченко!
– Ведь это только ты можешь! Только ты!
Никто из восьмого «В» не заметил, как много пристальных глаз следило за ними и сколько настороженных ушей прислушивалось к разговору. А напрасно…
Следующим после большой перемены в восьмом «В» был урок географии. Географию преподавал маленький пыльный человечек по кличке Сырник, которого не то что не слушались, а открыто игнорировали. И пока он, как обычно, тихонько рассказывал сам себе о строении геосинклиналей и движении земных платформ, а затем вызывал кого-то по журналу и ставил этому ученику оценку «два», потому что тот просто не слышал, что его вызвали и к доске не выходил, в классе шла разработка проекта «оперетта». Девочки, которым больше всего хотелось участвовать в постановке и играть каких-нибудь принцесс, рьяно атаковали Антошу.
– Антончик, – дергая поэта за рукав, ласково пела самая крупногабаритная девочка в классе Даша Спиридонова, – напиши нам сценарий. А мы за это тебя Гуманоидом обзывать не будем.
– Честное слово – никогда, только напиши! – клялись остальные.
– Да что там – обзывать… – смущенно бормотал Антоша.
К Гуманоиду он давно привык. Как с детских лет к нему это прозвище прилипло, так и преследовало до сих пор. Очень уж он был нестандартный мальчик, вот и выделялся всегда в толпе, словно самый настоящий пришелец-гуманоид среди землян… Сейчас же, казалось растерянному поэту, когда его мечта, наконец, сбывается – люди сами просят его создать произведение искусства, он ничего-ничего не может сделать…
– Да я ж в драматургии не силен! – восклицал он.
Девочки хором принимались его хвалить, многие вспоминали стихи, которые он когда-то им посвящал, пытались цитировать с последующими восторженными откликами. И Антоша отнекивался все кокетливее, а вскоре забормотал уже что-то вроде: «Ну я попробую… Может быть, что-то… Но я не могу ручаться…»
За поэтом Антошей, у которого пробил наконец-то звездный час признания его таланта, с последней парты, пряча улыбку, следила Арина Балованцева. Она радовалась Антошиному успеху. Сама Арина не чувствовала себя артисткой, поэтому в спектакле участвовать не собиралась. Она подмигнула обернувшемуся к ней поэту, давая понять – молодец, я за тебя рада. И занялась более полезным, чем постановка спектакля, делом – Сырник вытащил к доске ее верного друга и телохранителя Витю Рындина, который на беду свою фамилию, тихо произнесенную Сырником, услышал и вышел к доске, вот Арина и принялась активно Вите подсказывать.
Глава II
Как воруют мозги
Быстро понеслись дни, отпущенные на создание драматических шедевров. Ученики восьмых и девятых классов бегали и суетились, стараясь выдумать что-то оригинальное. Где-то уже были придуманы сюжеты спектаклей и шли репетиции. А для того, чтобы попасть на сцену актового зала и порепетировать там, даже в очередь записывались.
Восьмой «В» тоже пытался что-то придумать. Но с каждым днем активность постепенно сходила на нет. Все больше становилось понятным, что шансов выиграть, да и вообще просто сочинить что-то дельное, практически никаких. Грустным ходил и классный руководитель Петр Брониславович. Ведь за все время обучения никогда и ничего, кроме «Веселых стартов» и лыжных кроссов, его восьмой «В» не выигрывал. Так что хоть загоняй этих оболтусов в спортзал и отдавай команду репетировать оперетту, хоть нет – результат один. Нулевой.
Антон Мыльченко, постоянно понукаемый девочками, и особенно Дашей Спиридоновой и Эльвирой Накоковой, которые во что бы то ни стало хотели выступить в главных ролях, растерялся окончательно. Теперь он вздрагивал от каждого громкого слова и думал лишь о том, что капризная муза отвернулась от него – ведь шанса отличиться в драматургии она ему никакого не давала. Вновь начались насмешки, тычки в спину, а презрительная кличка «Гуманоид несчастный» раздавалась непрестанно. Сник поэт, загрустил писатель…
Однажды, в порыве отчаяния, когда Антон решил, что сам уже никогда не сможет придумать НИЧЕГО, он предложил взять за основу и разыграть в лицах дворовую песенку, которую и попытался исполнить перед обступившими его одноклассниками:
– Ну и что там дальше? – наслушавшись его неумелого пения, спросили девочки. – Где оперетта-то?
– Оперетта дальше. Песня-то про любовь и страсть… И танцевать можно, и петь. В оперетте, кажется, всегда так… – неуверенно пробормотал Антоша. – Там дальше вот что…
Раздался дружный смех.
– Глупость какая! – фыркнула Эльвира Накокова, которая не собиралась играть какую-то там блошку. Сама Эльвира собиралась стать в будущем или артисткой, или моделью – вслед за своей старшей сестрой, которую, правда, после восьмого класса пристроили обучаться профессии мотальщицы.
– Хуже ничего не мог предложить? – добавила Даша, которой тоже роль блошки не казалась привлекательной.
– А дальше-то что? – поинтересовался Костик Шибай.
– Дальше отвергнутая любовь, убийство… – проговорил Антоша, но одноклассники уже отходили от
