– Иди успокой этого придурка, – посоветовал Корней товарищу.
Вадим Иваненко тем временем, опустив стекло, отбивался от назойливого продавца лепешек, удивляясь: теплынь на дворе, а эти кретины греки снуют вдоль дороги с пресными лепешками, вместо того чтобы предложить путникам холодной водички.
Иваненко и Приходько – одного года, оба стрижены под модный сейчас на Украине полубокс. Двое других, расположившихся на заднем сиденье «БМВ», отличались от товарищей меньшими габаритами, но в спорте достигли почти таких же вершин. Дмитрий Бекетов – КМС по спортивной ходьбе, Николай Ратман – боксер. И если последний полагался на свои кулаки, то Бекетов всюду таскал под пиджаком карманный автоматический «таурас РТ-22».
Контрольно-пропускной пункт с шеренгой напоминающих шлюзы проездов остался позади.
Корней нервничал. Впереди его ждала филёрская работа. Одно дело контролировать, держать в руках свору проституток, защищать их – бить морды, выколачивать деньги за нанесенный моральный, а когда и физический ущерб, другое дело – даже не искать, а
Ему было наплевать на реакцию опрашиваемых, собственная неустроенность заставляла заранее раздувать ноздри. Свои поймут правильно, чужие – тоже. Русская мафия, скажут, как всегда, греки.
Сволочи!
Они, кажется, никогда не научатся выговаривать: украинская. Наполовину осведомленные харкнут: «Хохлы». И прозвучит это как придаток, как аппендикс к великому и могучему «русские». А кто-то совсем уж обобщит: славянская мафия. Но последнее ближе, звучит роднее: сало-вянская. А под сицилийскую гитару берет за душу и выбивает слезу:
«Без сала… Без сала мучусь».
Несправедливость.
Маринка вынужденно сошла на дорогу, огибая безжизненный отель, огороженный забором в человеческий рост. Он больше похож на сугубо деловой центр, а своей безликой архитектурой – сообщающимися переходами, через стекло которых отчетливо виднелись «елочки» лестничных маршей, – на здание детсада, построенного в советские времена и в той же стране.
Улица, ведущая из города, круто уходила вверх. По обе ее стороны – открытые кафе, магазины, манящие к себе прежде всего узкими ухоженными дорожками и аккуратно постриженными кустами. По сути, здесь был центр городка, еще один – как бы оптово-торговый – находился на берегу. А дальше что-то похожее на спальный район. Домики там располагались в низине, над нависшей над ними лесистой грядой. Там было уютно, летом – тенисто, что ли, прохладно. Если кто-то и надеялся найти спокойствие и уединение там, где не было места торговым точкам, то не ошибся в выборе.
Девочка не успела пройти и десяти шагов к кафе, как ее настиг мерный рокот двигателя. Ей не стоило оборачиваться – она интуитивно поняла, что это за машина и кто в ней находится. А точнее, страх вперемешку с ненавистью помог ей разобраться в этом вопросе.
Она побежала, зная, что ее настигнут. Но до того мгновения она будет жить – по-настоящему, пусть даже убегая. Будет бороться, спотыкаясь и падая, сбивая в кровь колени и отчетливо осознавая, что борьба бывает разная.
Она бежала прочь от деловых и прочих центров, туда, куда минуту назад манила ее своим спокойствием дремлющая часть городка, где в ее представлении обитали святые…
Минуту назад манила, а сейчас настойчиво призывала. И ей казалось, что бежит она по наклонной – сверху на нее давила зеленая гряда, а снизу готовилась принять серая каменная россыпь, о которую разбивались волны Эгейского моря. В любое мгновение она готова была упасть, настолько реально овладел ею дисбаланс и то же время говорил о нереальности происходящего.
Труднообъяснимое состояние, в котором находилась девочка. Оно заставило ее свернуть посреди улицы и карабкаться вверх, скатывая на дорогу мелкие камни, снова оказаться внизу и, подстегиваемой презрительным гудком дорогой машины, бежать по прямой.
Она кинулась к одной калитке, сейчас показавшейся вычурной, издевательски крепкой, и навстречу ей понесся злобный лай огромной овчарки.
Улочка кончилась как-то внезапно, словно под ногами разверзлась пропасть. «Бежать некуда. Некуда бежать», – бились в голове мысли. Бились настолько сильно и громко, что, казалось, это они всполошили дремлющую часть города, последнюю на ее пути.
И крайний дом, несмотря на приветливый вид, показался Марине такой же неприступной крепостью, как и остальные. И хозяин, которого она сумела разглядеть через решетчатые ворота, выглядел хмурым, недовольным.
Конечно, недовольным, с чего радоваться ему, греку, опустившему шланг, из которого он поливал клумбу с многолетниками? Кому понравится грубое вторжение?
Калитка оказалась закрыта лишь на щеколду, и беглянка уже летела навстречу человеку с суровым лицом. Она подсознательно крикнула ему по-русски: «Помогите!» Потом автоматически перешла на греческий:
– Помогите!
12
– Попалась, падла! – выругался Корней, «мастер дороги», игнорируя обязательные на серпантине предупреждающие гудки. И только он въехал в городок, как сразу же увидел сбежавший объект. Который продолжил бегство, ломясь в каждый дом, пока наконец не вломился окончательно.
– Берите ее, – отдал он распоряжение товарищам. – Если грек начнет выступать, набейте ему морду.
Его команда дружно оставила салон немецкой машины и, как будто на правах званых гостей, так же согласованно, вальяжно и нарочито враскачку прошла во двор.
Маринка стояла за спиной хозяина, словно нашла в нем защиту, и дрожала всем телом. Наконец поняла: настало то время, когда сама она не двинется с места. Погонят ли ее к машине пинками или понесут,
