Советую сразу ломиться в хату для «обиженных», иначе потом хуже будет.
– Чего вы хотите?
Штерн гнусаво рассмеялся. Именно такими словами чаще всего и дают согласие работать на ту или иную организацию. Пока он перхал, прикуривая очередную сигарку, Рощин вернулся к прежним мыслям. «Покрутись по городу», – сказал Штерн. Нет, он не играл, как думал о нем Борис, а забавлялся над уже давно проигравшим оперативным сотрудником внешней разведки. Неважно, кто делал снимки, важно, к кому они попадут. Штерн облегчил чью-то работу и вправе рассчитывать на определенную сумму. Но почему только сейчас он раскрыл карты? Снимки были сделаны два… нет, два с половиной месяца назад, а за это время Рощин встречался со Штерном несколько раз. Впрочем, Зиновий поступал правильно, не гнал события, но руку всегда держал на кармане пиджака. И как только третий секретарь посольства попытался встать в стойку, он тут же набросил на него строгий ошейник. Строже не бывает: позор на матери, друзьях семьи, многочисленных знакомых. Как убежать от этого? Куда скрыться?
Сейчас перед Рощиным действительно находился резидент – даже не вражеской разведки, а преступного картеля. Почему в голове никогда не возникало мыслей о вербовке? Или хотя бы о перепродаже? Продавая кое-какую информацию – когда секретную, а когда нет, – особо совестью не мучился, виделся себе спекулянтом, не более того. Упаси бог – предателем. За исключением сегодняшнего дня, не назвал ни одной фамилии сослуживцев.
– Теперь поговорим детально, – как сквозь вату услышал он картавый голос собеседника. – Кто именно заинтересовался моим боссом? – Штерн подобрал с коврика упавшую фотографию и бросил ее на переднее сиденье. – Собери снимки в конверт. Ну, так кто?
– Имени его я не знаю. Под него готовится тайниковая операция. В ней будут задействованы порядка десяти оперативников и пара «чистых» дипломатов. Со слов Лучкина, он профессионал, работник спецслужб.
– Что будет заложено в тайник?
– Автомат «галил», – начал перечислять Рощин, – с какой-то приставкой – «мар», кажется. Два магазина к нему…
Зиновий Штерн непроизвольно кивал. Как никто другой, он был знаком с этим типом оружия. «Галил» «МАР (MAR)» выпускается израильским военно-промышленным предприятием (IMI) «Рамат ха-Шарон». Вес – около трех килограммов с пустым магазином. Калибр 5,56, патрон 5,56х45. Длина 690 миллиметров с прикладом, 445 – со сложенным прикладом. Магазин – съемный рожок на тридцать пять патронов. Темп стрельбы – 650 выстрелов в минуту. Начальная скорость пули – 710 метров в секунду. Штыка нет. Ствол укорочен, шесть канавок, закрученных вправо. Безотказно действует как в условиях пустыни, так и в сыром климате.
Штерн продавал эти автоматы в Буркина-Фасо, неплохо они расходились и в Коста-Рике.
– Снайперская винтовка «СВД»…
Ну, этот тип оружия, с прицельной дальностью с оптическим прицелом 1300 метров, знает каждый, продолжал кивать Штерн.
– Пятьсот граммов пластита, детонаторы, инициатор взрыва, пульт дистанционного управления.
– Все?
– Нет. Пистолет «сигма» с глушителем и… из оружия больше ничего. Деньги – сколько именно, не знаю. Документы, кажется.
– Кажется или?..
– Об этом я не слышал, но однажды принимал участие в аналогичной тайниковой операции. Закладывали гранатомет, одежду, деньги и документы. Для кого это все предназначалось, сказать не могу. Просто не знаю. Вероятно, и в этот раз документы вошли в список.
– Теперь повтори еще раз дословно, что сказал консул про моего босса?
– Дословно? – переспросил Рощин. – Консул разговаривал с резидентом, я услышал конец фразы: «Издец Антону Альбацу!»
4
Киль, Германия, этот же день
Все, что увидел Андрей Прозоров при встрече с Вадимом Салнынем, совпадало с характеристикой на бывшего офицера КГБ. Внешность латыша гармонировала с его же пасмурными шутками. Он был, безусловно, умным человеком – хотя в 7-м управлении КГБ (слежка за советскими гражданами – валютчиками, особо опасными преступниками, фарцовщиками) ум следовал за нижними конечностями: волка ноги кормят. Топтуны – они же филёры и шпики, сотрудники службы наружного наблюдения – берегли ноги, как только что переболевшие гриппом опасались сквозняков. Вадим словно на всю оставшуюся жизнь сохранил на лице выражение самого заурядного обывателя, человека с обычной внешностью, одевавшегося так же непримечательно. «Красавицы и красавцы перед выходом «на пост» маскируют свою красоту…» К этому постулату топтунов добавить нечего. Равно как и к правилу о «незаметности» – даже если вокруг вообще нет никого.
Умный… Знания в него, похоже, вбивали с помощью молота, заметил Андрей. Однако с ними он расстается легко и свободно. Прозоров кивал в ответ на откровения бывшего топтуна: мол, работая в «семерке», советские шпики бухали по-черному, снимая стресс напряженной работы.
– Я уже по-другому смотреть не могу, – делился самым сокровенным Вадим Салнынь, изредка делая глоток баварского темного. Они устроились в пивной, расположенной на территории порта Киль. Погода за окном – «теплого лета золотая уловка», по российским меркам, конечно. На Андрее синие джинсы, легкий пуловер серого цвета, кроссовки. Вадим, сидевший напротив, повесил короткую кожаную куртку на спинку свободного стула, оставаясь в темно-зеленой майке. – Отличия, сравнения, – продолжал он, – называй это как хочешь. Машинально отмечаю незнакомый автомобиль во дворе, человека, который якобы читает газету, а сам наблюдает за двором. Я способен на себе испытать чей-то наблюдательный взгляд – на спине, на затылке почувствую. У кого-то этот дар пропадает, у меня же он останется на всю жизнь.
«Ну как?» – чуть округлившимися глазами спросил латыш.
«Здорово», – так же молча похвалил Вадима Андрей.
