— Нормально, — ответил Денис. — Завтра нужно будет отправиться на Митинский рынок и прикупить кое-какого софта.
— Чего прикупить?
— Софта, говорю, — Денис насмешливо посмотрел на Гордеева. — Программного обеспечения то есть, господин Каменный Век. Алику теперь надо всю свою кухню собирать буквально с нуля.
19
От короткого рассказа, которым поделился Гордеев о совсем еще свежих своих приключениях, у Лены Волковой случился легкий эмоциональный шок. Именно легкий, потому что за короткое время она выработала в себе такой характер, позволявший ей находиться рядом с этим человеком, который называет себя адвокатом, без опаски обеспечить себе устойчивый психоз.
Она заварила свежего чаю, и теперь, сидя на диване, глядела на Гордеева, этого горе-адвоката, с плохо скрываемой радостью. Цел, жив — вот и славненько. Чего еще можно пожелать в этой непростой жизни? А Гордеев, прихлебывая чай и жмурясь от удовольствия, то и дело посматривал на дверь, ведущую в соседнюю комнату, где Денис пытался наладить телефонную связь с интересующими их лицами.
— Петр Алексеевич? — спросил Денис в трубку. — Это Денис. Вы себя не бережете. Говорю, не бережете себя. В смысле работаете на износ. Что? Говорите громче, тут со связью какая-то лажа. А, понял, срочные дела. А у кого они не срочные? Чего звоню? Да вот тут такое дело: мы тут с Юрком двум операм из вашего окружного управления немного циферблаты подрихтовали. Дубову и Серову. Да, этим двум обалдуям. Вам еще не доложили? Значит, доложат. У них там с собой один очень интересный предмет, который они, вероятно, будут выдавать за вещдок, найденный в квартире Гордеева при обыске. Это пакет, полный кокаина. Не мешает его хорошенько проверить на предмет отпечатков пальцев. И еще: кто именно снабдил Дубова и Серова информацией о Гордееве. О Гордееве, говорю. Так… Так… Я, конечно, догадываюсь, что это за источники, но все равно, мне нужно знать точно, кто именно. Конкретно — имя, фамилия, отчество, подробные координаты. Ага. Ну все, пока. Звоните мне на мобильный. На мобильный, говорю, звоните.
Денис положил телефон в карман и вошел в комнату.
— Так вот, голубчики, — сказал он, обращаясь к Гордееву и Лене, которые сидели на диване, о чем- то мило перешептываясь, — на них гнет спину какой-то дивный стукач, который знает все и вся. На самом деле ни о каких секретных документах, переданных Проскурцом, речи не шло с самого начала.
— Выходит, я был прав, — мрачно сказал Гордеев.
— С самого начала Дубов и Серов шли к тебе, Юрок, искать именно кокаин. Эта их собака натаскана строго на наркоту, к другому виду вещдоков она совершенно индифферентна.
— И кто же этот таинственный незнакомец? — спросил Гордеев. — Я имею в виду стукача.
— Завтра.
— Что завтра?
— Завтра Петр Алексеевич сделает персонально для меня благородный жест — выдаст всех, кто так или иначе к этому делу может быть причастен. Ты же знаешь, как у них только при одном упоминании дяди Славы очко играет.
— У Дениса дядя — начальник МУРа, — пояснил Гордеев, поймав вопросительный взгляд Лены.
— Короче, сплошная коррупция сверху донизу, — не без гордости произнес Денис.
И только в девять вечера следующего дня в его кармане раздался звонок мобильника.
— Алло, да, готов, записываю, — сказал Денис, раскрывая записную книжку. — Ага, ага. Это все? Спасибо, Петр Алексеевич. С меня магарыч. Я дядьке своему уже позвонил, так что он в курсе… Ну вот, — сказал Денис, выключив телефон. — Некто Смага, зовут Максим, Северный бульвар, 19. Твоих пальцев, Юрок, как и ожидалось, не обнаружено. Зато имеются его.
— Может, прямо сейчас? — с азартом спросил Гордеев.
— Что «сейчас»?
— Едем к этому Смаге прямо сейчас.
— На чем? На метро?
— Да хотя бы. Не важно совершенно.
Денис посмотрел на часы.
— Только вдвоем? — спросил он.
— А зачем нам еще кто-то?
— И то верно. Ладно, уговорил. Едем сейчас, но, чур, на такси.
— Без разницы, — сказал Гордеев.
20
Микрорайон Отрадное. Десять часов вечера. Гордеев и Грязнов вышли из такси на пересечении Северного бульвара и Юрловского проезда, и отправились искать девятнадцатый дом. Это было легко, потому что дом 19 стоит прямо у дороги. Они поднялись на седьмой этаж и позвонили в квартиру, номер которой Денису продиктовал его отец. Из-за двери не послышалось никакого шума. Еще звонок. Тишина. Денис и Гордеев переглянулись.
— Думаешь, нет дома? — спросил Гордеев.
— Не думаю, — ответил Денис. — Хотя все может быть. Но скорее всего, не хочет открывать.
— Что будем делать? Сидеть и ждать?
На всякий случай Денис еще раз приложил палец к кнопке дверного звонка, который, казалось, был слышен во всем доме.
За соседней дверью послышалась возня. Кто-то на дверь накинул цепочку, затем замки повернулись и дверь приоткрылась. В образовавшийся узкий зазор просунулся старушечий нос и один обрамленный морщинистой кожей мутный глаз.
— Вы к кому? — спросил нос.
— Мы вот сюда, — отозвался Денис, показывая на квартиру Смаги.
— К Максиму, что ли?
— Ну да, к нему. Он дома, вы не знаете?
— Дома, дома. Я слышала, как он заходил. А как выходил, не слышала. А он что, не открывает?
— Нет, не открывает, — ответил Денис.
— Надо сильней звонить, значит. Он дома, я точно вам говорю.
Старуха захлопнула дверь. И в тот же момент дверь квартиры Максима Смаги несколько приоткрылась, оказавшись не запертой.
Переглянувшись, Денис и Гордеев вошли в квартиру. И тут же остановились, настороженно прислушивась. Из глубины квартиры доносились голоса, обсуждающие текущие политические темы. На цыпочках Грязнов и Гордеев попятились назад. Денис остановился первым и, заулыбавшись, жестом дал команду «отбой». Гордеев вопросительно посмотрел на Дениса, а тот показал пальцем в глубину квартиры. Гордеев символически хлопнул себя ладонью по лбу. Телевизор! Голоса доносились из работающего телевизора. Но тем не менее это не убедило их в том, что квартира пуста. Все так же на цыпочках они стали пробираться вглубь. Голоса из телевизора становились все громче и громче. Первым в комнате оказался Денис.
— Твою мать! — высказался он, глядя в угол комнаты.
— Что там? — спросил подоспевший Гордеев.
Денис включил полный свет.
В кресле, где когда-то восседал Федотов, теперь полулежал Максим Смага. Из приоткрытого рта клетчатую рубашку заливала обильная слюна. В пальцах безвольно повисшей руки застрял одноразовый