сдержанно и официально и ни в коем случае не позволять ей втягивать себя в болтовню на различные отвлеченные темы.
– И на том спасибо, – уныло протянула подзащитная.
– Как отношения с сокамерницами?
– Нормальные, – сквозь зубы процедила она, явно не желая распространяться на эту тему.
– Хорошо, не будем терять время на болтовню. На чем мы в прошлый раз остановились?
Лена закинула ногу на ногу и с романтическим видом закатила глаза.
– Кажется, на истории совращения несовершеннолетней школьницы неким комсомольским вожаком цвета спелой морковки. Кстати, он оказался просто секс-машиной. Хотел, чтобы я за него замуж вышла, представляешь дурака? Когда я похихикала над его предложением руки и сердца, он так обиделся, говорит: «Я твоим родителям расскажу, что между нами было, они заставят тебя за меня замуж выйти». Такой вот зануда и урод моральный оказался. Я еле-еле от него отбрыкнулась. Поехала в МГУ поступать и назло всем поступила. Ну, я же страшно умная, школу с медалью закончила. Все наши дуры в мед и в пед рвались, а что за удовольствие в школе надрываться, на малолетних хулиганов свои нервы тратить? Или в больнице, где зарплату по полгода ждут... Нет, я решила круче всех взлететь. А этот, рыжий, он и в Москве меня доставал, домогаться пытался. Приезжал, строил из себя жениха из провинции: «Ваня, я ваша навеки!» – но тут я его уже четко отшила. Тем более что у меня новый роман закрутился.
– Лена, ты можешь о чем-нибудь еще говорить, кроме своих романов?
– Могу, но об этом интереснее, – засмеялась она. – Юра, ты не психуй. У тебя все получится. Не нервничай.
– Ты о чем? – не понял я.
Из-за этих постоянных разговоров о самом интимном фразочка типа: «У тебя все получится» – напрашивалась на двусмысленные ассоциации.
– Да я о моей защите, – объяснила Лена (а я уж было подумал!..). – Ни один суд в мире не поверит, что я могла грохнуть Сурика. Да с какой стати?
– Вот о мотиве я и хотел с тобой поговорить. Давай отталкиваться от противного. Что ты выигрывала и что теряла со смертью Осепьяна?
– Хочешь свести обвинение к минималке?
– Да, хочу переквалифицировать для начала с умышленного убийства на убийство по неосторожности.
– Ладно, попробуем. Что я выигрывала от смерти Сурика? – Лена привычным жестом потянулась к пачке моих сигарет. – Никак не могу бросить курить, – вздохнула она.
Я подал ей зажигалку.
– Так вот, что я выигрывала? – продолжила она. – Да ничего абсолютно. Наследства он мне не оставлял, выгонять без гроша в кармане тоже в ближайшем будущем не собирался. Ну, понятно, все его подарки у меня бы остались, но сколько там этих подарков? Ради них человека убивать? Нового любовника у меня тоже не было. Зато с его смертью я многое теряла. Крышу над головой – это раз. Теряла по деньгам – это два. Теряла протекцию – это три.
– Осепьян что, тебя протежировал? – удивился я.
Лена посмотрела на меня широко открытыми глазами, как на ненормального.
– А как же?! Конечно, это входило в его планы. Ты представь все на классическом примере: богатый человек, какой-нибудь заводчик Савва Морозов, содержит оперную примадонну. Но это же не значит, что она теперь должна петь только для него и у него дома. Наоборот, он всячески ее пропихивает во все театры на главные роли.
– А куда Осепьян тебя пропихивал?
– Ну, можно сказать, знакомил с нужными людьми, или, наоборот, я первая знакомилась по его просьбе, а он уже через меня. Сам понимаешь, на красивую женщину легче клюют, чем на старого козла.
– Как это происходило, конкретно?
– Ну, например, надо Сурику познакомиться с кем-то из администрации президента, например, чисто деловое знакомство завести. Мы с ним идем на вечер, в гости или в сауну, где будет нужный человек. Я, естественно, при полном параде и порхаю весь вечер вокруг нужного человека, но строю из себя такую невинную девочку с голубыми глазами. Рано или поздно он клюнет, полезет знакомиться, шампанским угощать, то да се... Осепьян меня, кстати, всегда представлял в качестве своей племянницы. Знаешь, так по-французски, «племянница». У французов это слово так и обозначает в переносном смысле любовницу пожилого месье... Ну, так вот, когда я с нужным человеком уже вовсю хихикаю и массаж ему делаю на краешке бассейна, тут Сурик подруливает, представляется, я их знакомлю, и все в лучшем виде. Ой, мне однажды нужно было познакомиться с послом Японии, он Сурику был нужен для какого-то дела, то ли крабов продавать, то ли икру, ну, короче, что-то в этом роде он туда хотел продавать. Так я что придумала? Буквально за полчаса перед приемом в посольстве вызубрила наизусть целую книжку японских классических трехстиший хайку, да еще запомнила имена авторов: Исса, Сёу, Бусон... До сих пор помню. Они такие милые, эти хайку, но их с душой надо произносить, не завывать нараспев, как русские, а кратко и четко. Ну, вот помню:
Это Ёса Бусон. Ты можешь себе представить, он жил во времена Вальтера Скотта, а так современно писал? Или вот другое:
Это Мацуо Басё написал, он вообще жил во времена д'Артаньяна и кардинала Ришелье, а какие вещи сочинял!
Мощно сказано, а? А главное, для всех случаев жизни. С нашими стихами еще мучайся, цитаты запоминай, чтобы в нужном место строчку вставить... «Я с тобой не стану пить вино, потому что ты – мальчишка озорной, потому что ведь у вас заведено с кем попало целоваться под луной...» Что-то типа этого, да?.. Тоже универсальная фраза в своем роде, Ахматова не дура была, когда писала. Но японские стихи сами так и ложатся в тему, их особо за уши притягивать даже не надо. Видишь, Юра, какая я разносторонняя личность! – перебивая сама себя, сказала Лена, протягивая руку за второй сигаретой. – А ты думал, что со мной только в постели интересно?
– Ничего я не думал, – буркнул я, вспоминая странный блеск глаз Аллы Эдуардовны, когда она говорила о Лене. Нет, тут все не так просто.
Я и в самом деле не предполагал, что она, приехав в Москву, всего нахваталась.
– Я и о живописи поговорить могу, – хвастала вовсю Лена. – У меня один любовник был, так он западных экспрессионистов коллекционировал. Я у него многому научилась. А того японца я так очаровала, что Сурик после этого целый год каждые три месяца в Токио летал вместе с ним, на его личном самолете, а мне из Японии привез наряд японской гейши: шелковое кимоно, деревянные сандалии, как скамеечки для ног, знаешь? И длинные заколки для волос, как вязальные спицы. Еще бумажный веер, разрисованный ветками цветущей сакуры, и полный прибор для чайной церемонии. Я дома перед ним наряжалась в японку, лицо гримировала белилами, подрисовывала губы бантиком, миндалевидные глаза, кланялась и устраивала перед Суриком японскую чайную церемонию. Он меня после этого стал звать «Елена-сан» и вообще называл «моя гейша».
Лена улыбнулась своим воспоминаниям. Я попытался представить себе эту тверскую девчонку с льняными волосами в ярком, как крылья бабочки, кимоно японской женщины, с высокой сложной прической... И знаете, получилось совсем неплохо. Ничем не хуже плоскогрудой низкорослой японки...
– М-да, – со вздохом вернулся я к своим баранам. – Получается, что у тебя с Осепьяном были взаимовыгодные деловые отношения? Жаль только, что все те люди, которые с вами тесно, так сказать, общались, не захотят выступить свидетелями в твою пользу... Ладно, насчет протекции умолчим, будем опираться только на то, что со смертью Осепьяна ты теряла жилье и деньги. Сколько в месяц ты примерно получала от него?