Олег Николаевич Машков, потому что наверняка почувствовал в той, другой, правде опасность для себя. Иначе чего бы он так вилял? Но и та, другая, тоже не была по сути правдой. То есть по справедливости правдой-то она, возможно, и была, но уж истиной не являлась точно!
Осетров совсем запутался в своих умопостроениях и махнул рукой, снова вызвав удивленный взгляд у Машкова. Но объяснять не стал. Да и потом, он же действительно не собирался производить собственное расследование. Кстати, кто ж ему позволит? Это не его дело. И он, поняв, что от Олега больше ничего не получит, кинул свой окурок в урну, поставив тем самым точку в разговоре.
– Ладно, у меня сегодня еще дел навалом. Извините, что оторвал и вас от работы. Да, кстати, чуть не забыл. Те доллары, что вы обнаружили в цветочном горшке, они не криминальные. Мне Вадим как-то сознался, что стал помаленьку откладывать заначку на черный день. Ну и переводил по мелочи в валюту. При нашей с вами, Олег, бурной жизни никогда не знаешь точно, с чем уже завтра оставишь свою семью. Вы доложите об этом своему начальству. Да и потом, насколько я слышал, нашему брату за те сведения, которыми мы располагаем, подобные гонорары не платят. Это же кошкины слезы, верно? Ну, поеду. А вы у себя решайте, кто войдет в нашу бригаду вместо Рогожина. Против вас я бы не возражал. Вадим довольно тепло о вас отзывался. Привет.
Евгений пошел вниз по лестнице, физически ощущая на своей спине сверлящий взгляд Олега Машкова. Ничего, теперь было в самый раз. Пусть-ка майор немного умоется.
Но по осторожной реакции Машкова Евгению показалось, что Олег знает гораздо больше, чем говорит. И знает, в частности, такое, о чем и говорить-то не желает. А это указывает на то обстоятельство, что не веревка все-таки, нет, но ниточка уж точно появляется. Найти бы только того, кто согласился бы пройти вдоль нее, держась за тоненький кончик. Но не дергал резко, иначе очень просто оборвать.
И он вдруг задумался о своей странной роли в этой истории. Будто кто-то старательно втягивал его в непонятную ему разборку. Причем одна жертва уже есть – Вадим. Кто следующий? И он решил не торопить события. Невежливо обманывать даму, но... дела-с!..
Глава шестая
НОВЫЙ ПОВОРОТ ТЕМЫ
Адвокат Юрий Петрович Гордеев сидел в своем закутке, который лишь при большой фантазии можно было назвать рабочим кабинетом. Плотная штора – вместо двери – была задернута. Впрочем, некоторая убогость внутреннего убранства юридической консультации № 10, которой заведовал сам Генрих Афанасьевич Розанов, фигура весьма видная среди российской, а тем более московской адвокатской братии, с успехом компенсировалась качеством предоставляемых клиентуре услуг. «Адвокатская контора», как без особого пиетета называл место своей работы Гордеев, была хорошо известна в столице. Сюда привычно обращались за юридической помощью не только законопослушные россияне, уязвленные до глубины души этим самым законом, но и разнообразная криминальная братва, имеющая жгучий интерес натянуть нос закону. И надо сказать, что розановская, закаленная в судейских боях гвардия не подводила ни тех, ни других, руководствуясь при этом мудростью все того же Розанова: «Наш клиент всегда прав, нам же остается только доказать это».
Сам Юрий Петрович, в не таком уж далеком прошлом следователь, «важняк» Генпрокуратуры, где он трудился под непосредственным руководством небезызвестного Александра Борисовича Турецкого, покинул так и не ставшие для него родными стены Следственного управления, что в Благовещенском переулке, бывало, тяготился своей новой ролью защитника иного «обиженного государством», у которого на лбу четко обозначались номера статей Уголовного кодекса, с коими клиент был категорически не согласен. И адвокат никак не должен был разочаровывать своего клиента...
Наверное, потому, что в Юрии Петровиче все-таки глубоко еще сидел следователь, от которого он, уже теперь защитник, никак не мог или не хотел избавиться, он нередко занимался несвойственной адвокату деятельностью – собиранием доказательств, что является прерогативой именно следователя или прокурора. И по этой причине попадал во всякого рода неприятные ситуации. Но, с другой стороны, собранные им самим доказательства позволяли ему иной раз добиваться прекращения уголовного дела и освобождения подзащитного из-под стражи на стадии предварительного расследования уголовного дела. Вот и думай, что тут лучше: склонить суд, а иногда и присяжных, на свою сторону блистательной защитительной речью а-ля там Плевако, Кони или Александровский либо развалить дело к чертовой матери еще до судебного заседания? Второе звонкой славы «адвоката Божьей милостью» тебе, разумеется, не принесет, но уж определенная известность в не менее определенных кругах будет обеспечена. Парадокс? А куда деваться?..
Надо заметить, что подобные мысли уже не раз приходили Гордееву в голову и в данный момент ничего нового собой не представляли, но важен был повод, который в очередной раз вызвал эти мысли. А повод казался любопытным.
Едва он появился нынче утром на своем рабочем месте, раздался настойчивый телефонный звонок его мобильника. Звонить мог кто-то из знакомых, потому что чужим он этот номер не называл. Ну разве что в исключительных случаях, когда дела бывали действительно чрезвычайно серьезными и связь могла потребоваться в любой час дня или ночи.
Звонок был, прямо сказать, не совсем кстати. В коридоре на жестких стульях с прямыми спинками уже ожидали несколько посетителей, посмотревших на него вопросительно, – явно к нему. И по внешнему виду посетителей Юрий Петрович мог бы, пожалуй, с высоким процентом достоверности угадать существо приведших их сюда спозаранку дел.
Накрашенная женщина с левого края явно желает оттяпать у своего супруга при разводе не только квартиру, но и машину, а здесь хочет узнать, как этот вопрос решить в свою пользу. У следующих за ней двоих пожилых – мужчины и женщины – наверняка что-нибудь с наследством – дарить при жизни или завещать после смерти. Независимая девица с вызывающе длинными ногами определенно желает вчинить иск своему, вероятно, уже бывшему шефу... Господи, как это все знакомо! На что жизнь-то уходит, а, Юрий Петрович?
Вот, задумался о смысле жизни. А те, в коридоре, – ничего страшного, подождут. Убийствами там пока не пахнет, а если где и тянет уголовщиной, то на бытовом уровне – от неустройства нашей дерьмовой жизни и оттого не менее дерьмового характера...
И тут – звонок мобильника.
– Слушаю, привет, – привычно отозвался Гордеев, ведь явно кто-то из своих.
– Здравствуйте, дорогой Юрий Петрович, – томно проворковал женский голос. – Заранее прошу прощения, что мне пришлось воспользоваться именно этим видом связи.
Голос был завлекающий. Его владелица вряд ли выглядит грымзой. Или это просто преступление природы. Нет, такими голосами с низкими, вибрирующими обертонами обладают обязательно крепкотелые и волоокие красавицы, вроде молодых оперных прим. Еще изящные и стройные, но уже тело чувствуется, или добрая фактура, как выражаются артисты. Ишь ты, куда красивый голос увести-то может!
– А разве мы с вами, мадам, не знакомы? – удивился Юрий Петрович.
– Если мой голос напомнил вам что-то приятное, я очень рада, дорогой Юрий Петрович. Не исключаю, что мы могли где-то и при каких-то обстоятельствах и пересечься, но вряд ли судьба дала нам тогда возможность познакомиться достаточно близко...
«Во, блин, как излагает! Каков подходец!..»
– Хорошо сказано, – одобрил Гордеев. – Но ваш восхитительный голос, уверяю вас, не впервые звучит призывно в моих грубых и немузыкальных ушах. Чему обязан?
В ответ раздался бархатный, берущий за душу смех незнакомки.
– И вы готовы вот так, с ходу, мчаться на помощь, даже не видя перед собой объекта вашего внимания? Не выяснив предварительно существа дела?
«Нас настойчиво интригуют, – сказал себе Юрий. – Нам старательно напяливают гандон на уши... Нас загодя покупают, ибо имеется неотложная нужда. Мы можем поторговаться, но мы уже не откажемся от встречи с прекрасной незнакомкой. Дурнушка не стала бы интриговать...»
– Я вижу отсюда – вы уже поняли, госпожа моего слуха, что мед ваших уст растопил ледяной панцирь моего самомнения, и я весь без остатка к вашим услугам, – с восточной витиеватостью, на одном дыхании произнес Гордеев и замер в ожидании реакции.
Снова «малиновый» смех.