желают, чтобы в эту историю вмешивались посторонние силы. Или у самих рыльце в пушку?
А между прочим, если все действительно так, то здесь есть и плюс, и минус. Минус в том, что будут усиленно мешать. Почему? Так ведь рыльце же в пушку!..
Ну, предположим, что убрали свои. Говорят, у Службы есть все, включая даже собственную команду ликвидаторов. Присягу давал? Расписывался, что называется, кровью? Ну вот и пожинай теперь. Если это сделали свои, тогда объяснима некоторая небрежность в работе: она проистекла от уверенности убийц в том, что проверять будут свои же и на мелочах не зациклятся. Поэтому, когда кому-то, да хоть тому же адвокату Гордееву, придет охота покопаться в этих самых мелочах, немедленно возникнет ответная реакция со стороны все той же Службы: не лезь, парень, удовлетворись тем, что всем давно известно, а вдову – «твоими стараниями» – не обидят. И самоубийство так просто объяснить нервным срывом. Ну, ширнулся мужик, думая, что полегчает, что кайф снимет напряжение, а вышло все наоборот – и табельное оружие в кобуре под мышкой. Ну что ж, такая версия проходит. Пока.
А вот другая. Интересную задачку подбросил Осетрову этот Вербицкий. Насчет жильцов, которые могли бы оказаться нечаянными свидетелями. И психотропной, так сказать, атаки на Рогожина со стороны тех, кому он мешал. А мешать он мог, судя по рассказу все того же Евгения Осетрова, господину Деревицкому. Женя обещал показать Юрию Петровичу газетные материалы касательно этого олигарха. Но штука в том, что сведения эти были добыты, по сути, Вадимом Рогожиным. А как они оказались опубликованными – большой вопрос. Возможно, именно этот вопрос и удручает больше всего Вадимово начальство. Как же, такая утечка! Удар по президенту! Ну для его администрации, которой придется обелять главу государства, – не Бог весть какая проблема. Назовут ловко состряпанной дезой, и делу конец. Но кто осмелился?! Вот где мандраж начинается. Таким образом, можно с некоторой уверенностью определить интерес Службы, вляпавшейся в очень неприятную для себя историю.
Но ведь в аналогичном, пиковом положении оказалась и спецслужба господина Деревицкого! Пропустившая такой удар. Если все-таки под опубликованными фактами еще недавнего тесного сотрудничества олигарха и будущего президента есть хоть какое-то основание, второй должен попросту «схарчить» первого – и за неумение хранить тайну, и за самомнение, и по сотне иных поводов и причин. И в таком случае олигарх, в свою очередь, обязан избавиться от слишком пронырливого фээсбэшника, владеющего компроматом, смертельно опасным для данного олигарха, и... И вот тут уже следующий вопрос: кому отдал или продал компру Вадим Рогожин? Естественно, смертельному врагу Деревицкого. А по утверждению того же Осетрова, таковым является другой олигарх – господин Аронов. И газеты, как тоже пояснил Осетров, опубликовавшие неприятные для президента материалы, якобы исходящие от Деревицкого, на самом деле принадлежат именно Аронову. Вот и весь расклад. Если он, разумеется, имеет место быть...
Так, но это все минусы. А в чем же плюс?
А плюс будет в том случае, если удастся доказать, что на самом деле было убийство. Исполнителей, конечно, никто не поймает, но вот заказчика с определенной долей уверенности указать будет можно. К судебной ответственности его никто привлекать не станет, но он будет назван. А что касается Рогожина, то он вполне мог стать жертвой спецслужбы Деревицкого. У того ведь, как и у его «кровного врага» Аронова, службу безопасности составляют бывшие профи, которые по разным причинам покинули КГБ-МБ-ФСК-ФСБ, но связи и контакты сохранили – чекист, он же на всю жизнь чекист. И если этим ребятам поручил тот же Аронов вынуть из Рогожина нужную ему компру на Деревицкого, а Деревицкий, прочитав о себе в газетах Аронова, приказал убрать информатора, дело было совершено грамотно, а майор Рогожин погиб по существу смертью героя-мученика.
И это обстоятельство меняет дело...
Но может быть, и полковник Кравченко об этом тоже думал? Однако далеко не все от него зависело? Или кто-то сверху «посоветовал» не поднимать волну? Мол, пусть уляжется, а там посмотрим. И тут, как на беду, какой-то адвокатишка, а!
Сколько вопросов! И все – «нехорошие»... И отвечать на них, вероятно, придется уже не Гордееву – не адвокатское это дело, а, скорее всего, Турецкому. На что довольно недвусмысленно, еще не зная подробностей, но с достаточной долей уверенности указал Меркулов. А он редко ошибается.
Следующим кандидатом для беседы после Нины Васильевны был Олег Николаевич Машков, тоже майор ФСБ, как и ее покойный супруг.
Гордеев набрал номер его телефона, который ему продиктовала сама вдова.
– Машков слушает, – раздалось в трубке.
– Здравствуйте, Олег Николаевич, – вежливо заговорил Гордеев. – Вас беспокоит адвокат Нины Васильевны Рогожиной. Я защищаю ее интересы и в этой связи хотел бы побеседовать с вами по ряду вопросов.
– О чем конкретно? – даже не ответив на приветствие, сухо спросил Машков.
– Вы же понимаете, что разговор не телефонный. Но я думаю, что просить вас о раскрытии каких-то гостайн мне не придется. Вопросы, как я полагаю, будут носить скорее сугубо бытовой характер. И интересы вашей службы не заденут.
– Но у меня с Рогожиным не было бытовых, как вы говорите, дел... А что, – вдруг хохотнул он, – это Нина Васильевна, значит, на меня в суд подает?
– Нет, зачем же? Я хотел поговорить с вами как с возможным свидетелем по делу Рогожина.
– А какой же я свидетель? Что-то я не совсем понимаю Нину Васильевну. Странно...
– Ну почему же? Вдова уверена, что следствие по делу ее супруга пошло по наиболее выгодному для себя пути, констатируя сам факт, но не давая ему внятных объяснений. В результате зависает вопрос о пенсии для ребенка и так далее. И потом, вы же сами понимаете: одно дело, если муж застрелился в припадке сумасшествия, а совсем другое – когда его застрелили. Верно?
– У вас что, имеется своя версия, отличная от официальной?
– И версия есть, и некоторые факты, проливающие определенный свет на это трагическое событие.
– Ну хорошо, в конце концов, дело вдовы и ее адвоката сочинять, выдумывать выгодные для себя версии, но я-то здесь при чем?
– Хочу заметить, что многие из нас иной раз даже не подозревают, что являются носителями определенной информации. Не дают себе повода или просто не желают задуматься над какими-то вроде бы и незначительными фактиками, которые могут на самом деле иметь решающее значение. Это вовсе не означает, что я вас, Олег Николаевич, считаю таким носителем, но вы могли бы, несомненно, помочь мне разобраться в некоторых деталях дела, которые, возможно, спасли бы честь вашего же товарища и сослуживца. Если вы Рогожина таковым считали тоже. Как и он – вас. Я повторяю слова вдовы, вы понимаете?
– Вас я понимаю. Но... право, не знаю, чем могу быть полезен.
– И тем не менее. Как я понял, вы в принципе не возражаете против нашего разговора, это хорошо. Я же со своей стороны обещаю не ставить вас в неловкое положение. Если вы скажете на какой-то из моих вопросов «нет», я не стану допытываться почему. Итак?
– Мне трудно сейчас... Времени нет совершенно.
– А я не собираюсь мучить вас долгими разговорами. Получаса мне бы хватило. Извините мою настойчивость, может, в обеденный перерыв? Скажите, где вы обедаете, а я подъеду и обещаю не портить вам аппетита.
– Д-да?.. Ну хорошо. Знаете на улице Чехова бистро? Рядом с «Ленкомом»? Вот и давайте там через... да вот через полчаса и встретимся. На мне зеленая ковбойка и серый пиджак. Узнаете.
– Договорились...
Ровно через полчаса Гордеев вошел в бистро и увидел в углу Олега Машкова. Тот сосредоточенно хлебал бульон с пельменями.
Гордеев подошел, поздоровался, потом взял себе то же самое, густо наперчил, попробовал, удовлетворенно кивнул и задал первый вопрос:
– Скажите, Олег Николаевич, это ведь вы познакомили Рогожина с компанией Татьяны Илларионовны?
Машков едва не поперхнулся. На миг замер над тарелкой, а затем поднял к Гордееву голубые и наивные
