конвертах Жегис обычно раздает премии отличившимся сотрудникам. И Алена тоже получала такие.
И теперь, стоя посреди коридора, Олег Машков, слюнявя пальцы, изображал то, что обычно делают все люди, торопливо пересчитывая деньги.
Так, с этим ясно: гонорар от Жегиса надо уметь заслужить. Значит, Машков заслужил? И немалую сумму – долго считает. Вот тебе и верный кадр! Ай да папуля! Опять, что ли, сел в галошу?..
Неожиданно Алена вспомнила, почему она здесь и где на самом деле должна быть сейчас. А ведь там, в кабинете Жегиса, поди, уже началась буря. Арнольд же и двух слов по-французски не понимает. Разве что «пардон» и «оревуар», да и то с таким прононсом, что хоть ложись и помирай... А эта сволочь продажная, Машков, все считает свои бабки. Считает и не уходит. Не понимает, что вообще этот самый процесс пересчета именно здесь неприличен до омерзения. Он тем не менее стоял, а Алена не могла покинуть туалетную комнату. Если у него такие отношения с Жегисом, то ему ничего не стоит немедленно сообщить, кто такая эта Воеводина на самом деле. И тогда... Что тогда – Алена боялась и думать. Ну, вышвырнут, как грязную кошку, – это еще полбеды. Жегис – из новой породы человекообразных, для него людей, как таковых, нет, а есть лишь те, кто приносят пользу или же вред. Соответственно, и отношение к ним. Так что тут не только увольнением запахнет, кабы не случилось гораздо худшее. А что может быть еще хуже? Да то и может... что всплывет в какой-нибудь подмосковной речке раздутый и вонючий труп, а потом менты будут долго соображать, кто бы это мог быть...
«Что же делать? Что же делать?» – тяжелым молотом билось в висках.
Молнией сверкнула идея. Спасительная мысль!
Алена скинула роскошную свою туфлю от Готье, схватила ее и сильным ударом о плиту подоконника сломала каблук. Затем надела туфлю и, хромая, подошла к двери.
Вздох облегчения вырвался из ее груди: Машков удалялся по коридору и наконец исчез за дверью.
Хромой фурией вырвалась Алена из туалета и понеслась в кабинет шефа. Ой, что сейчас будет... что будет...
По инерции она вылетела едва ли не на середину кабинета. Закатив в неподдельном ужасе глаза и раскинув руки, словно собираясь взлететь, она набрала полную грудь воздуха и... затараторила со скоростью пулеметной очереди. Она видела двоих немножко растерянных французов, видела и своего побагровевшего от натуги шефа, но – самое неприятное! – чуть в стороне, хмурясь, стоял сам Деревицкий. Собственной персоной. А ведь шеф не сказал, что тот будет присутствовать на переговорах...
По мере того как Алена «палила» из всех видов оружия, лица французов светлели, засветились улыбками, а к концу недлинной Алениной речи прямо-таки заискрились от смеха. Алена сняла с ноги сломанную туфлю и, горестно качая головой, отшвырнула ее в угол комнаты. Куда тотчас полетела и вторая, небрежно откинутая ее ногой. А французы ликовали! Отчего? Почему? И что за идиотский спектакль устроила здесь эта фифа?!
– Ты чего тут творишь? – мрачно спросил Жегис и почему-то оглянулся на Деревицкого. Но тот, не обратив внимания на его растерянный взгляд, с пристальным вниманием разглядывал Алену, и при этом по узким губам его скользила почти неуловимая усмешка. – Ну чего молчишь, переводи! – повысил голос Жегис.
– Здравствуйте, Аркадий Семенович, – Алена повернулась к Деревицкому и дальше продолжала говорить только с ним: – Я сказала, что в самый ответственный момент со мной случилась беда. Вот, неслась по коридору как на крыльях, споткнулась и сломала каблук. Хорошо ногу не сломала. Они, как вы видели, проявили сочувствие к «обезножевшей» даме. Французы – всегда любезные люди. И тогда я поблагодарила их за понимание моих сугубо личных проблем и предположила... позволила себе предположить, что, если бы у нас в настоящий момент уже были французские крылья, беды бы со мной наверняка не случилось. Они засмеялись. А господин Поль Жиро сказал, что этот аргумент, скорее всего, и окажется решающим на наших переговорах. Если у них до последней минуты еще имелись некие сомнения по поводу совместного контракта, то теперь они полностью отпали.
Французы, как заметила Алена, внимательно слушали ее перевод, и она могла бы поклясться, что они понимают русскую речь, может, плохо, но понимают. По глазам Деревицкого увидела также, что и он это заметил. А вот Жегис пытался вникнуть в ту белиберду, которую она несла, и, похоже, очень сердился. Ждал только реакции своего хозяина. Ни для кого же не секрет, кто истинный хозяин «Дельта-банка».
Выслушав быстрый монолог Алены, Деревицкий улыбнулся и трижды хлопнул в ладоши – так аплодируют императоры. Французы подхватили. И короткая волна аплодисментов стала наградой находчивой переводчице.
«Умница», – прочитала Алена непроизнесенное вслух слово по губам Деревицкого. Сказал же он негромко, но достаточно четко:
– Улыбнись, Арик. И скажи спасибо. Вот так надо работать...
– Господа, – склонил голову Жегис, а Алена немедленно стала переводить, причем синхронно, демонстрируя высший класс, – прощу вас пройти в комнату для переговоров. У нас все готово, документы ждут вашего внимания. И еще позвольте вам представить Аркадия Семеновича Деревицкого, человека, умом и стараниями которого готовится к новым стартам известная вам авиационная компания «Норд», обслуживающая практически всю нашу необъятную Сибирь.
Французы дружно кивнули, охотно пожали протянутую им руку и, следуя за Жегисом, перешли из его слишком роскошного и, пожалуй, не располагающего к серьезным беседам кабинета в строго обставленное помещение для важных переговоров. Разместились вокруг большого овального стола с прелестной цветочной икебаной посреди.
Жегис сел, приглашая остальных. Деревицкий же отодвинул стул для Алены и только после этого присел рядом с нею.
Алена, в сущности, впервые смогла разглядеть его так близко. До этого случая ей приходилось видеть могущественного олигарха лишь на расстоянии. И теперь, в отличие от прежних впечатлений, он показался ей достаточно симпатичным мужчиной средних лет, спокойным и вежливым. Он был невысокого роста, худощавый, горбоносый и с пронзительным взглядом темных глаз. На белоснежных манжетах, из которых торчали крепкие, жилистые руки, сверкали крупные камни. Алена подумала, что олигарх несколько старомоден, нынче запонки почему-то не уважают, а жаль – красиво смотрятся.
Она подобрала под стул ноги – не очень приятно чувствовать себя, по сути, босиком, в одних чулках. Но Деревицкий, вероятно, заметив и это ее непроизвольное движение, положил свою ладонь ей на запястье и слегка как бы потрепал, мол, не надо беспокоиться. Все в порядке...
Вопрос был Алене знаком и переводила она легко и даже с некоторым щегольством, что не могли не отметить французы: они чаще смотрели на нее, нежели на своих партнеров по бизнесу, и приветливо улыбались.
Все нестыковки и сомнения были обсуждены и разрешены, к общему удовольствию, в течение получаса. После чего, повинуясь почти неприметному кивку олигарха, президент банка предложил теперь уже коллегам вернуться в его кабинет, чтобы отметить общую удачу бокалом шампанского. Естественно, предложение было немедленно принято с радостью. Однако Алену ожидал еще более приятный сюрприз.
Когда, собрав со стола документы и сложив их в папку, она зашла в кабинет, сам Деревицкий, призвав общее внимание, прямо как фокусник, достал из-за спины лакированную коробку и, открыв ее, с шутливым полупоклоном протянул Алене. В коробке лежали новые туфли, а на крышке красовался широко известный фирменный знак Жан-Поля Готье.
– Прошу, мадам, – сверкнув улыбкой, произнес с легким пафосом Аркадий Семенович, – мне бы не хотелось, чтобы вы это посчитали презентом. Нет-нет, вовсе нет, мы все полагаем... верно, господа? – и Алена, помня службу, все переводила: – Что никто не должен в хорошем деле понести убыток. Я возмещаю, если позволите.
Новые короткие аплодисменты и сияющие улыбки были ответом Деревицкому.
Официантка обнесла всех шампанским. А Деревицкий тем временем, оглядев ножки переводчицы, на которых снова красовались замечательные туфли, с удовлетворением покачал головой и неожиданно спросил:
– Вас удовлетворяет работа, Елена Георгиевна?
– Вообще-то, Аркадий Семенович, я владею пятью языками. Тремя из них в совершенстве. Простите
