- А ты всегда и шагал! С любым! В ногу, - бородач все-таки открыл дверь. - Тебе лишь бы химичить! И ведь не разбогател! Из голой любви! К искусству. Обдурихона!
Старичок рукой прикрыл диктофон.
Осветители вышли.
- Какие все-таки они грубые... Наши пролетарии, - хмыкнул старичок. Ничто их не научит. Не чтут хозяина.
- А кто здесь хозяин? - наивно спросил Гордеев.
- В смысле помещения? - уточнил старичок.
- Нет. В смысле всего предприятия.
- Владелец этого балагана, - задумался старик и уставился в потолок, как двоечник на уроке, - владелец будет... С минуты на минуту. Вот с ней и поговорите. А я не уполномочен.
- Тогда следующий вопрос, - наклонился к нему Гордеев. - Кто ведет договорную документацию?
- Одну минуточку. Что-то у меня по-стариковски... Пардон! - Он вскочил и резво выбежал в коридор.
Юрий выключил диктофон. Они переглянулись с румяной девушкой.
- Хозяин тот, кто платит, - философски заметила девушка. - А здесь не известно, кто платит. Начинали на деньги Госкино. Потом какие-то спонсоры. Потом банк... Мы уж и со счета сбились. И с финансового, и с такого...
- Авторские права кто приобретает? - Юрий снова включил диктофон. - Не помешает?
- Помешает.
Гордеев послушно спрятал диктофон в карман, якобы случайно забыв выключить. И только крошечный микрофон выглядывал из широкого кармана.
- Теперь мы одни. Можно и посекретничать.
- Татьяна Федоровна расплачивалась наличными со всеми. Я знаю, что сценарист и композитор получили. И никогда ничего не скажут. Чтоб налоги не платить. Наверняка и договоры у них самые приблизительные... Лишь бы Татьяне прикрыться.
- А как же она списывает деньги?
- Не знаю... Михаил Тимофеевич занимается бухгалтерией.
- Это тот самый? - Юрий кивнул на дверь.
- Он. Михаил Тимофеевич при советской власти уже был директором картины, когда Татьяна Федоровна только пришла на студию. Она тогда устроилась переводчицей. С немецкого и английского.
- Переводчицей?
- Она же долго жила за границей. У нее первый муж служил советником посольства по культуре. Где-то за границей. А точно не знаю где.
- Понятно. И, наверное, у нее сохранились культурные связи? Как-то она это реализует?
- А как же! Второй муж у нее - испанский импресарио. Концерты организует, - пояснила девушка.
- Как он участвует в картине?
- Никак. Он же спец по эстраде.
- А что с режиссером вышло? - осторожно поинтересовался Юрий. - Что-то личное?
- Куда там! - искренне возмутилась девушка и еще больше зарумянилась. - Всем, кто до конца будет работать, то есть режиссерам, операторам, актерам, звукооператору, она, чтобы меньше платить, обещала проценты от проката. Понятно? Так получается чуть больше, но попозже. А Вадим Викторович захотел, чтобы все эти разговоры и обещания были закреплены в контракте. С группой и с ним лично. Ну и...
- Вызвали юриста. Обсудили. Написали текст договора. А он не подошел?
- Вы что, шутите? Какой еще юрист? Он же бешеных денег стоит. Откуда на картине? А у нас тут копеечные тыры-пыры. Из-за этого и весь сыр-бор.
- Так как же?
- Просто... Собрали худсовет. Посмотрели черновую сборку материала. И обсуждение... Все, кто раньше заискивал перед Вадимом Викторовичем, кто умолял его... Не знаю, что уж там Татьяна наобещала им... Но! Все как с цепи сорвались. Охаяли. Откровенно чушь несли. И такой он, и сякой... Вот.
- Зачем?
- Чтобы снять с картины! Отстранить от работы. Дать другому на монтаж.
- Зачем?
- Чтобы все себе захапать.
- Как?
- Вадиму Викторовичу, как не справившемуся с работой, фигу с маслом. Если еще неустойку не назначат выплачивать. Новому режиссеру за доработку две копейки. Естественно, без какого бы то ни было упоминания в титрах.
- А замысел?
- Да что вы? Весь замысел за месяц до съемки должен быть готов. Вы же сами знаете. В готовом материале только уточнения... Художественные детали. Конечно, без Вадима Викторовича монтажа не будет. Это просто убьет картину. Она ее нигде не пристроит. А тем более на Берлинском фестивале.
- Говорят, что картина, так сказать, некоторым образом в... нетрадиционном решении. Вернее, нетрадиционно ориентирована, так сказать, в... сексуальном смысле?
- А как же! Иначе и смотреть не будут. Вадим Викторович первым в нашем кинематографе осмелился так откровенно, так глубоко и верно!.. Да вы и сами можете посмотреть. Он недели через две, кажется, будет готов показать первый вариант монтажа. С музыкой! Хотите, я вам студию покажу?
- Спасибо.
- Тогда пошли вместе, - девушка поднялась с дивана. - Там в третьем павильоне наши художники декорацию хорошую поставили. Квартира с выходом во двор! А улица! Мигалки неоновые! Такая красотища! Только представьте настоящая живая улица!
- По пути к актерам в комнату заглянем? - уже в коридоре поинтересовался Гордеев.
- Там же нет никого. Вы имеете в виду актерскую или гримерную?
- Наверное, гримерную.
- В какую? В центральную?
- Неважно. Кто-то же там работает?
- Раньше места всем картинам не хватало, - грустно вздохнула киношная девушка, - писались в очередь на грим в центральную, а теперь, когда кто-то работает даже по мелочи, клип там или реклама, ходим смотреть, как на чудо.
Они шли по солнечному переходу, соединяющему разные производственные корпуса, по узким извилистым коридорам. И вдруг показалось, что где-то в закоулках мелькнул старичок Михаил Тимофеевич под ручку с Татьяной Федоровной. Но только мелькнул и бесследно пропал.
За витринными стеклами гримерного цеха царила тишина. В специальных витринах были выставлены особые экспонаты - удивительно сложные и яркие парики сказочных персонажей, манекены, загримированные 'с портретным сходством': головы политических деятелей, рок-музыкантов и даже американского президента Клинтона.
- Тук-тук! - громко прокричала девушка за занавеску. - Есть в тереме кто-нибудь?
- Проходи, Нюшка, - позвали из глубины лабиринта. - Мы тут возимся!
Гордеев поспешил за своей проводницей, они прошли сквозь несколько пустых гримерных комнат, отражаясь в темных зеркалах, наталкиваясь на пустые парикмахерские кресла, и в конце концов оказались в небольшой гримерке на два 'посадочных' места.
Приходу девушки тут обрадовались.
Прежде всего хозяйка, молодая долговязая девица со множеством всевозможных фенечек и прибамбасов на всех деталях одежды и на совершенно лысой голове, где вместо волос были нарисованы разноцветные листья и цветы, а поверх приклеены бумажные бабочки, мухи, кузнечики!
- Вались к нам, Нюшка! - На губах девицы искрились мелкие стальные колечки. - Я тут пока работаю. Но скоро...
- Привет, Анюта! - донеслось из-за высокой спинки парикмахерского кресла. Только в зеркале был виден сидящий там молодой человек.
