- И пыль еще не успела накопиться, - отметил наблюдательный лейтенант.
Под раскладушкой - пустая консервная банка с окурками. Адвокат вытащил один, рассмотрел:
- У тебя там что, 'Прима'?
- Ага.
- А ты говоришь... Жил тут кто-то.
- И не один день, - участковый носком сапога поддел консервную банку она оказалась целой.
- Он тут загородил свое лежбище досками, я полез - и вот. А ты, кроме окурков, ничего не нашел?
- Так, ерунда всякая. Старые школьные тетради.
- А фотографии? Там не было альбомов с фотографиями?
- Пойдем вместе посмотрим.
- Тут нам ничего больше не надо? Вроде бы все остальное не тронуто, Гордеев еще раз все внимательно оглядел. - Так и покрыто сугробами пыли.
Внизу они еще долго шарили по ящикам комода, по шкафам. И ничего особенного не нашли. Вместо желанного альбома с фотографиями обнаружили тонкую картонную коробочку, а в ней около десятка пожелтевших фотографий, какие обычно делают в ателье. Муж, жена и двое наглухо запеленатых младенцев у них на руках. Улыбающийся курсант с девушкой.
- У нас тут все курсанты, - сообщил участковый. - Рязанское десантное.
- Знаем, знаем.
- Своих полно. Так еще со всей страны прут и прут. Всех баб приличных расхватали. И развезли по всей России. Как что приличное подрастает, тут же цап - и женится! А потом его отправляют служить на край света! А нам жениться не на ком! Одни уродки остаются.
- У тебя-то жена красивая?
- Очень!
- Так чего ты переживаешь?
- Я потому и женился на своей дуре, чтоб и ее не уволокли. А вдруг я с ней разведусь? Или там... Понадобится девушка. Так, для разнообразия. А не с кем! Поглядишь - с души воротит!
- Ну ты, лейтенант, даешь! Так далеко даже Галилей не заглядывал. Со своей трубой.
- Тетрадки будем смотреть? А то могли бы ко мне в гости заглянуть. Жена, наверное, уже окрошку наварганила. Сейчас бы пивка. Пошли?
- Может, чего еще к столу возьмем?
- Ну это уже по желанию! Хотя я и на службе. Но очень даже! У нас тут больше поддельной торгуют. Но я проведу на хорошее место! Мне там по оптовым ценам.
- А это что?
- Я же говорил. Это старые тетрадки.
Гордеев раскрыл наугад - школьные тетради 'ученика пятого класса' Игоря Игнатьева.
- Надо бы его школьных товарищей поискать, - сказал он. - Может, не все разлетелись. Если повезет, найдем его закадычного приятеля.
- Я что-то нашел, - трагическим голосом произнес лейтенант.
И протянул толстую коричневую тетрадь.
На первой странице были красиво выведены буквы: 'События моей жизни'.
- Почерк явно женский, - определил участковый. - Это его мать писала. Я так определенно думаю. Больше некому. Тут больше и женщин-то не было.
Гордеев заглянул на последнюю страницу - пусто! Вторая половина тетради - чистые листы!
Все записи обрываются на словах: 'Мы поделили семью поровну. Никто ничего никому не должен. Все поровну'.
- Старая запись, - заглянул через плечо лейтенант. - Тут дата стоит 5 августа 1984 года.
- Аккурат то, что нужно, - Гордеев захлопнул тетрадь. - Ты не против, если я эту бумажку в Москву заберу? Или составляй потокол.
- Боже мой! Как же я ненавижу всякую писанину!
- Собирайся. Пошли пиво с окрошкой хавать. Дома все оформим и напишем.
- Вот это правильно! По-настоящему. А то... Зачем это пылью дышать, если можно за столом? Мы как, хотим еще взять к столу казенной водочки?
- И даже очень! Нам есть что отметить.
Глава 31.
Второй день Антоненко был не в своей тарелке. Не в своей тарелке - это еще мягко сказано. Как выразиться точнее, знает только тот, кто испытал подобное. Нет, он любил Зойку...
Он множество дел вел. Попадались и изнасилования, но на общем фоне кровавых преступлений они просто казались ему отвратительными, и все. Все, до тех пор, пока это не коснулось его лично. Да, точно любил. Но, разбираясь теперь в своих чувствах к Зое, он вдруг с тоской понял, что не просто втянулся в роман. Она его зацепила.
Антоненко не Гордеев. Он не придавал большого значения своим женщинам. Это приятно. Это, с точки зрения здоровья, хорошо. Это может быть даже в бытово-хозяйственном (попадались и такие) здорово. По жизни - удобно. Никто никому не обещает. Как только начинаешь замечать излишнюю задумчивость в даме во время общего веселья, сливай керосин, пора домой. Антоненко превыше всего любил свободу и вот нынче не мог разобраться с собственными чувствами. Если его хотели зацепить, то добились своего. Припугнуть - черта с два.
Еще сломалась эта чертова машина. Шофер обещал починиться и заехать за Антоненко прямо к клиенту, так что обратный путь следователь рассчитывал проделать с комфортом. А сейчас, что ж, придется делить лавку электрички с бабульками и дедульками, едущими на свою 'малую родину', то есть к грядкам.
Когда она позвонила ему и, захлебываясь слезами, начала рассказывать о случившемся, Борис чуть не хватил телефонной трубкой о стол - так все было для него неожиданно и мерзко. Бывало, выпив, подшучивал над подобного рода событиями, говоря, что, если не можешь оказать сопротивление, должна расслабиться и получать хотя бы удовольствие. Теперь слова эти могли привести следователя в неистовство. А все потому, что грязное событие касалось его самого. Так уж устроен человек, по долгу службы обязан расследовать и найти, а про переживания в учебниках и должностных инструкциях ничего не сказано.
По ходатайству Гордеева неделю назад он сделал повторные запросы в различные организации, а также включил в них несколько новых имен. С новыми именами появились и новые версии. Теперь он отслеживал всю жизнь Игнатьева, его связи, службу в армии и возможные контакты. Странная складывалась ситуация. В подразделении, где служил обвиняемый после окончания военных действий, были комиссованы с незначительным интервалом сразу несколько офицеров, начиная от взводного и заканчивая подполковником Поповым. Был комиссован даже военный прокурор Бирюков. И это при том, что за год до комиссования в части работали местные особисты и даже контрразведка из московской ФСБ.
Во-первых, Игнатьев везде пишет о матери - мать-одиночка. Но пусть даже одиночка. Это же не божественное Непорочное зачатие?
Во-вторых, не все ясно со служебными бумагами. Например, май. Пленение. Медаль посмертно. А он жив, и не только. Главное - бумаги подлинные.
В-третьих... Борис не успел подумать, что в-третьих. В вагон ввалилась компания подвыпивших гуляк. С утра зарядились, подумал он неприязненно. Вообще-то Антоненко в штатском предпочитал не ввязываться ни в какие свары. Нет, до определенного предела, конечно. Вся эта мелочевка доставляла больше хлопот, чем удовлетворения чувства долга перед гражданами. Вот уже два дня следователь был на взводе, а когда один из подвыпивших молодых людей плюхнулся рядом с симпатичной девицей и бесцеремонно позаимствовал у той газету с кроссвордом, вскипел. Внешне это ничем не выражалось. Разве что цедил слова сквозь зубы.
- Верни газету, извинись и убирайся отсюда, если не хочешь своей тупой башкой пересчитать все столбы по дороге.
- Дядь, ты чего?
- А у него репа казенная, ему все равно, - ухмыльнулся второй.
- Я сказал - ты услышал, - предупредил Антоненко и побелел.
