– Нет, мужики. Езжайте. Я только в свободные машины сажусь.
Когда же я стал настаивать: «Садитесь», – он замотал головой:
– Нет, мужики, поезжайте. Я вас боюсь.
На ходу вытаскивая пистолет, я выскочил из машины и положил ему ладонь на плечо:
– Садись, говорю.
Он вздрогнул и юркнул в салон.
Грязнов как-то странно посмотрел на нашего пассажира.
– Это не Селезнев.
– Ты кто такой? – спросил я того, кого мы приняли за Селезнева.
– Я? Коля.
Ну прямо хоть веди его в детский сад – Коля.
– А что ты тут делаешь, Коля? – ласково спросил я его. – Зачем пришел в это кафе?
– Ну как? Попросили меня. Сказали, сменишь в электричке мужика одного, возьмешь у него портфель, вот этот, – он приподнял портфель, который лежал у него на коленях. Приедешь в кабак, посидишь минут сорок и уйдешь. Сто долларов заплатили. А я что? Сто долларов большие «бабки».
– Кто попросил? – спросил Грязнов.
– Мужик. А кто такой – не знаю. Я у него документы не спрашивал.
Он действительно был чем-то похож на Селезнева. Нас здорово провели.
И возможно, Селезнев был не самым последним человеком в этом розыгрыше.
Может быть, он играл здесь первую скрипку. Нет, все-таки вторую.
Первую, безусловно, играл Портнов.
Сволочи...
Грязнов вызвал по рации Фирсова.
– Это не он.
– Я понял, – откликнулся Фирсов. – Буду у вас через три минуты.
Голос его был, как всегда, бесстрастен. Казалось, ничто никогда не выводит его из равновесия.
Он подъехал к нам и пересел в нашу машину. Коля, таким образом, оказался между Фирсовым и мной.
И начался перекрестный допрос. Фирсов и я по очереди задавали вопросы.
– Кто тот человек, с которым вы договорились? – начал я.
– Не знаю.
– Где вы с ним познакомились? – Это Фирсов.
– Не помню.
– Память отшибло? – опять я.
– Правда не помню.
– Фамилия?
– Гоголь.
– Я сказал – фамилия.
– Правда Гоголь.
– Имя-отчество?
– Николай Васильевич. Правда. – Он перекрестился. – Чтоб меня гром поразил.
– Поразит еще, – пообещал я. – Место работы, адрес?
– Безработный я. А живу на Сущевском валу...
– Где познакомились с тем человеком, который послал в кафе?
– Убей меня Бог, не помню, – снова перекрестился Коля.
– О чем конкретно он просил? И подробнее. Все подробности, быстро!
И тут в кармане Фирсова запищал телефон.
– Алло! – тут же откликнулся Фирсов.
Внезапно он покраснел.
– Кто? – спросил Фирсов.
Я впервые видел его в таком состоянии. Мне казалось, что покраснеть, разволноваться он вообще не способен совершенно.
– Что-что? – кричал в трубку Фирсов. – Повтори!
Потом сунул телефон в карман и хлопнул водителя по плечу:
– В аэропорт! В Домодедово! Гони!
Машина помчалась по шоссе. Домодедово, к счастью, был ближайшим аэропортом от того места, где мы находились.
А Фирсов уже спокойным, приказным тоном отдавал распоряжения:
– Внимание! Всем срочно следовать в аэропорт Домодедово. На запасную полосу. Там готовится к отлету самолет авиакомпании «Русские авиалинии». Связаться с диспетчерами. Задержать вылет самолета любыми способами. Ситуация очень серьезная. При надобности разрешаю абсолютно все, вплоть до варианта номер один.
Я обернулся и посмотрел назад. За нами мчались несколько машин, следуя указаниям Фирсова.
– Что происходит? – спросил Грязнов.
– Николай Николаевич, – тронул я за плечо Фирсова, – с кем вы разговаривали, перед тем как отдать распоряжения?
Он коротко ответил:
– Хамелеон.
Вот это да! Мы с Грязновым даже не знали, что на это сказать.
– Хамелеон, – повторил Фирсов. – Володин. Он насмехался надо мной. Пока, сказал, вы ищете в темной комнате черную кошку, на запасной полосе в Домодедове готовится к взлету самолет компании «Русские авиалинии». Портнов вот-вот улизнет. Причем вместе с ученым.
– Здесь полчаса езды, – сказал Грязнов.
– Меньше, – откликнулся водитель. – Это лучшая трасса в Москве. Через двадцать минут будем на месте.
Коля Гоголь смотрел на нас затравленным зверьком.
– С тобой мы разберемся позже, – пообещал я ему.
Водитель включил сирену.
Его примеру последовали все машины, которые ехали за нами.
С оглушительным ревом, сверкая мигалками, строй машин мчался в Домодедово.
– Я должен был это предусмотреть, – говорил Фирсов по дороге в аэропорт. – Я знал, что он выкинет что-то такое из ряда вон. Он же все время по краю ходил. Все время на грани фола. Рисковал постоянно, но это был продуманный риск. Вот и сейчас. Какую, собака, операцию провернул по своему отъезду. Знал, что мы следим за ним, знал, что контролируем каждый его шаг, каждую его встречу с этим подонком Селезневым, и – прислал его к нам же! Знал, что мы вцепимся в него. А это был только отвлекающий маневр!
Он повернулся к Коле:
– Где тебе приказали сесть на электричку? В каком месте?
– Да за три станции от Москвы, – пробормотал тот так тихо, что я еле его услышал. – Сказали: сядешь вместо одного мужика, мы жинку его разыграть хотим. И сто долларов дали.
– Ладно, – сказал Фирсов. – Разберемся.
Но успокоиться не мог. Я даже подумал: эка тебя прорвало – намолчался.
– И придумал же: подсылает Селезнева к нам, а сам в это время готовит операцию по похищению ученого вместе с документацией, которая носит самый секретный характер. Там одного материального ущерба стране на миллиарды. А политический ущерб? Ученый просит политического убежища! Все
