– Вхож в правительственные гаражи, – подсказал Вадим.
– И все-таки в моем восприятии это скорее связано с каким-то официальным приемом, – с трудом припоминал Лев Алексеевич. – Не хочу сказать, что я часто там бываю. Даже напротив, давно уже нигде не был.
Он еще раз молча посмотрел на фоторобот Валеры, потом вернул его мне.
– Когда вспомните, скажете, – сказал я.
8
С Ириной Федосеевой мы встретились в редакционном кафетерии после того, как заехали на Петровку и сдали там свой трофей – «магнум».
– Вечером после десяти я жду тебя, – тихо сказал мне Вячеслав Иванович с мрачным видом, чтобы его не услышал Вадим. Наверное, не хотел распространяться о своем позоре – предательстве в своем ведомстве.
Он выглядел усталым и очень озабоченным. И довольно равнодушно воспринял нашу удачу, о которой взахлеб рассказал ему Вадим.
Почти такой же озабоченной выглядела Ирина. К тому же она казалась рассеянной и какой-то отсутствующей.
– Что нового? – спросила она, после того как заказала нам кофе.
– Скоро суд, – сказал Вадим. – Совсем скоро. Мы, конечно, время зря не теряем, но нам нужно успеть сделать упреждающий ход.
При этом он мельком посмотрел на меня, как бы проверяя мою реакцию на свой плагиат.
– Нужна ваша статья, – сказал я. – В вашей газете. Скандальная, если хотите. Пусть даже в чем-то бездоказательная... Словом, нужна огласка как раз того, что они скрывают.
– Я разговаривала с ведущим обозревателем, о котором вам говорила, – сказала Ирина, по-прежнему глядя мимо нас. – Очень обстоятельно мы поговорили... Он отсоветовал мне. Сказал, что это как попасть под шаровую молнию. Сожжет кого угодно. Сказал, что это борьба двух начал нашей, так сказать, рыночной экономики, которая уже затянула в свой водоворот все, что только можно затянуть.
– Сразу чувствуется мастер пера, – сказал Вадим. – Нет, правда. Такие метафоры... Шаровая молния, водоворот, который в себя затягивает. Очень образно, по-моему...
Я толкнул его локтем. Ирина смотрела на него, не зная, то ли обидеться, то ли сделать вид, что это не имеет к ней отношения. Только что она говорила о значительных вещах, о войне галактик, а тут какие-то смешки...
– Извините, – вежливо сказал Вадим, – продолжайте, пожалуйста.
– Словом, они ничем не гнушаются. Даже связью с криминальными структурами, – вздохнула она. – И эта история с Игорем – всего лишь эпизод этой глобальной войны.
– Но сам он и его судьба – вовсе не эпизод, – не выдержал я. – Лучше скажите прямо – беретесь? Или нет?
– Почему вы не хотите идти законным путем? – спросила она, глядя на меня в упор.
– Возможно, они как раз очень рассчитывают именно на это, – сказал я. – А мы далеко еще не все о них знаем. Нанося удар, мы только откроемся, как в боксе. Они же видят, что мы никак не решимся идти официальным, юридическим путем, и прекрасно понимают: у нас слаба доказательная база – и потому так спешат с судом... Что у нас? Потерпевшая теперь сомневается, готова изменить показания и все... Что вообще могут расследовать эти адвокатишки? Конечно, возбуждено дело по факту стрельбы возле платформы Ховрино. Но пока оно никак не связано с делом об изнасиловании, которым мы занимаемся, понимаете?
– Кстати, Гена Андросов умер в Склифе, – сказал Вадим. – Уже есть для вас повод, поскольку об этом инциденте вы тоже писали.
Будучи профессиональным знатоком женской психологии, он попал в точку. Смерть защитника женской чести для молодой девушки величайшая из трагедий.
– Умер? – она словно впервые увидела Вадима. – Его же, кажется, только ранили там, возле платформы Ховрино?
Возможно, Ирина шла на встречу с нами, уже готовая нам отказать. То, что случилось с Геной, было для нее неожиданностью, застало врасплох.
– Ваша газета писала, кажется, о недавней попытке похищения школьницы Ребровой, – напомнил я.
– Что-то не помню... Погодите... Той самой Оли Ребровой? А в каком номере, не помните?
Она опять, как и в прошлый раз, не переставала удивляться. И удивлять.
– Сами видите, что творится из-за нашей пассивности, – сказал Вадим.
– Вам будет проще этот номер найти, чем мне вспомнить, – сказал я с укоризной. – Да, Ирочка, именно Олю попытались похитить после школы, на глазах у ее подруг... При этом был тяжело ранен ее охранник. Кто, как не вы, ваша газета, писавшая о том, что с ней случилось, должны к этому вернуться?
– И похищали ее те же самые, что участвовали в битве при Ховрино, – дополнил меня Вадим. – У нас есть тому все доказательства.
– И вам не нужно углубляться в дебри, копаться в грязном белье высших эшелонов власти, как вы полагали с самого начала, – я не давал ей опомниться. – Только приведете факты. Свяжете их воедино, зададитесь вопросом, кому понадобилось еще и похищать Олю после того, что с ней сотворили. И все!
– Невероятно, – сказала она. – Что вообще происходит?..
– Вам и вашим читателям наверняка будет интересно узнать, что второй раз подряд эти бандиты безнаказанно используют одну и ту же машину из правительственного гаража! – сказал Вадим. – Ну неужели и сейчас откажетесь?
– А какие у вас есть доказательства? – спросила она после непродолжительного молчания.
– Вот их фотороботы. – Вадим раскрыл свой кейс. – Ховринское дело на Петровке взято под контроль. Туда же мы только что привезли пистолет, из которого тяжело ранили охранника Оли Ребровой. Сейчас он вынужден скрываться. Только не надо писать так, будто вы знаете, где он прячется.
Она с недоумением взглянула на Вадима, потом снова на меня.
– К сожалению, – сказал я, – вы даже не представляете, какие силы и средства здесь задействованы. И только в интересах вашей безопасности мы не скажем вам, где он сейчас находится.
– Кстати, в интересах вашей же безопасности нужно опубликовать эту статью, – добавил Вадим. – Если возникнет общественный резонанс, они будут сами вас охранять. Потому что если, не дай Бог, с вами что случится, все свалят на них...
Вадим был прав. Те, кто мстил журналистам за разгромные статьи, потом очень об этом жалели. Общественное мнение загоняло их в подполье, как крыс. И некоторые до сих пор боятся оттуда высунуться.
– А разве мне сейчас что-то грозит? – растерянно спросила она.
– Вот вы сейчас пьете с нами кофе, – сказал Вадим, – а кто-то кому-то об этом уже стучит. Не удивлюсь, если там об этом уже узнали. Вам уже некуда деваться, понимаете?
– И вы сознательно загнали меня в угол? – она сердито сдвинула брови.
– Не мы, – Вадим приложил руку к сердцу. – Что касается меня, то я бы охотно завлек вас туда, но ни в коем случае не загонял.
– А вы к тому же – пошляк, – она с осуждением взглянула на него.
– Начнем с того, что вы напечатали статью о клане Бахметьева, в целом верную, но историю с его отпрыском вы не проверили, – сказал я. – Теперь это начинает сказываться. И в угол вы загоняете себя сами.
Я говорил и видел, как меняется ее лицо. Жалеть ее сейчас было нельзя, опасно для нее же самой, раз она выбрала себе эту профессию.
И кажется, она это поняла.
– Вы правы, – сказала она еле слышно. – Я обещала вам рассказать о том, что осталось после смерти адвоката Колерова. Так вот, не осталось ничего. Кто-то основательно покопался в его бумагах. Зато я хорошо помню, что он мне рассказал.
– Ваш разговор был по телефону? – спросил я.
