– Я не могу. – Замятин покосился на пистолет, лежавший около тела Сергея, и отступил на шаг назад. – Я не могу ударить человека…
– А Серега, значит, был не человек? – возмутился Мурад. – Его ты мог ударить?!
Замятин опять мгновенно скис и сник:
– Нет, пусть лучше Инара! Она все равно ни черта не делает. Пусть она.
– Сволочь! – Мурад схватил его за грудки и слегка приподнял. – Я тебе твою схему сейчас в задницу засуну! Вместе лес пилить поедем. Будешь там комсоргом колонии и первым петухом в бараке. Хочешь? – Он отшвырнул Замятина и, развернувшись, пошагал прочь. – Ариведерчи.
– Ну подожди, Мурад. – Замятин достал платок и, обмотав им руку, осторожно поднял пистолет. – Я попробую.
Мурад остановился, подождал, пока Замятин подойдет, наклонил голову:
– В глаз не попади.
Замятин, держа пистолет за ствол, стукнул его по лбу, даже не оцарапав кожу.
– Сильнее, – потребовал Мурад.
Замятин повторил попытку, но с тем же результатом.
Мурад отобрал у него пистолет и, презрительно сплюнув, ударил себя сам. Тонкая струйка крови потекла из-под волос к брови.
– Верни на место, – распорядился он, отдавая оружие. Потом, измазав лицо и одежду землей, разорвал куртку. – Теперь уже точно пошли сдаваться.
Турецкий. 9 апреля. 15.30
По дороге в Веледниково Турецкий регулярно поглядывал в зеркало заднего вида, но бежевая «пятерка» так и не появилась. Если повезет, участковый с шурином сегодня тоже не станут гулять вокруг пожарища и путаться под ногами.
Машину Турецкий загнал во двор, подальше от посторонних глаз, а обследование территории начал с ворот и забора. Периметр нигде не нарушен, замки на калитке и воротах не взламывали, грязных следов шин на бетонной дорожке как минимум три-четыре комплекта, без экспертов-криминалистов разобраться, кто и когда подъезжал, невозможно.
Теперь дом.
Внутри деревянный, снаружи обложенный кирпичом, веранда полностью деревянная, наверняка построен еще при социализме. Гигантоманией Шестов, похоже, не страдал, мог бы снести и построить трехэтажный дворец, но не снес и не построил.
Веранда выгорела солидно, от обеденного стола остался черный скелет, в холодильнике сгорело все, что могло сгореть, и он просто развалился на части, электроплитка обуглилась, дверь, рамы и потолок грозили обрушиться в любой момент. Войти здесь Турецкий не решился, хватит с этой дачи и одного трупа.
Он обошел дом. Боковые стены глухие, на задней – два окна. Одно разбито и распахнуто настежь, под ним деревянный ящик. Видимо, через это окно Емельянов, или как его там, вытаскивал уже мертвого Шестова. Турецкий примерился и понял, что с одним ящиком, не испачкавшись, в комнату не влезть. И так уже руки в саже, а на ботинках целые платформы из грязи. Он подкатил к подоконнику железную бочку, поскольку ничего лучшего найти не смог, и, приспособив ящик в качестве ступеньки, стал карабкаться наверх.
Конечно же бочка зашаталась в самый неподходящий момент. Турецкий схватился за воздух, но поймал свисающий с крыши антенный кабель. Кабель оборвался и свалился «важняку» на голову. Испугавшись, что за кабелем последует антенна, он кубарем влетел в комнату и в результате измазался как черт.
В комнате, конечно, царил разгром, но вызван он был не столько пожаром, сколько его тушителями. Пол с грязными потеками (Скрыпник был прав, ковра действительно нет), все еще сырые обои. Диван, на котором умер Шестов, совершенно не пострадал, и вообще, мебель хоть и испачкана, но в большинстве своем цела. Турецкий планомерно обследовал стены, письменный стол и доски пола – никаких тайников. Заглянул в шкаф: куртка, туфли, резиновые сапоги, удочка в чехле, тоже никаких секретов. На шкафу комнатная антенна. Зачем тогда та, что на крыше? В телевизор вставлена именно комнатная. Втащил кабель внутрь сквозь дырочку в раме, обрезан аккуратно, зачем тогда заброшен на крышу? Если антенной не пользовались, убрали бы совсем. Или это местные пожарники оборвали, а потом обратно закинули?
Собственно, значения никакого это не имеет. У каждого свои заезды, захотел – обрезал, захотел – сочленил. Человек волен поступать, как пожелает, в отличие, скажем, от огня, который должен сообразовываться с элементарными физическими законами.
А местный огонь вел себя весьма странно. Судя по степени обугленности, первым в комнате загорелось кресло, стоявшее у камина. Потом огонь перекинулся через журнальный столик, на фанерную перегородку, отделяющую комнату от веранды, и пошел гулять там. В противоположном направлении он двигался не так решительно, прошелся по поверхности. Через второе кресло и телевизор на подоконник, потом на портьеры, дальше – преодолев метра два – на смежную стену, у которой стоял диван, немного подпортил обои, облизал картину и все, тут его и взялись тушить.
В одном участковый прав: к подоконнику огонь устремился подхваченный сквозняком, после того как Емельянов высадил окно. А вот случился ли пожар от искры, попавшей на кресло у камина? Или это был поджог и веранда загорелась не после столовой, а одновременно с ней? И потому выгорела практически дотла?
Но, согласно акту судебно-медицинской экспертизы, снотворное в крови Шестова не обнаружено, дырка в голове – тоже. Неужели он не проснулся, пока кто-то шатался по дому и планомерно все поджигал? Или этот кто-то все время держал его под дулом пистолета?
А что в это время делала собака?
И как поджигатель проник в дом?
Конечно, Шестова могли задушить подушкой, а потом все поджечь, но в легких-то было полно угарного
