Так кого вы тут порешили?
Позняк с фотографической точностью повторил инструкции Турецкого.
– Ну так если он есть убийца, зачем было меня вызывать?
– Затем, что он пока не убийца, а подозреваемый, причем в деле, которое официально прекращено, – объяснил Турецкий. – В общем, я тебя прошу, когда на Эдика начнут давить и спрашивать, насколько правомочной была его стрельба, чтобы ты за него заступился, дал заключение о правомерности его действий.
– А больше ты мне ничего не хочешь рассказать? – справился Грязнов, недоверчиво и подозрительно разглядывая Турецкого.
– Могу посвятить в подробности преступления, в совершении которого я подозревал убитого, – с честным лицом заявил Турецкий. – Шестов сгорел в своей даче ночью. Прокуратура района (все это имело место в деревне Веледниково), а потом и прокуратура города признала пожар и смерть Шестова несчастным случаем. Но была одна закавыка: при слабеньком в принципе пожаре и небольшом количестве дыма Шестов умер во сне от отравления угарным газом. Реально его убил вот этот вот хладный труп, Скрыпник. Отравил угарным газом. Напустил в дырочку в раме из аквалангистского баллона. Потом вошел в дом, устроил поджог и уехал. Если бы пожар обнаружили чуть позже, доказать убийство было бы невозможно.
– А мотив?
– Это слишком сложно, Слава. Скажем так, финансовые злоупотребления Скрыпника на службе стали достоянием Шестова, и тот собирался его разоблачить. – Турецкий посмотрел на часы и ужаснулся: – Давайте вы тут сами заканчивайте, а я побежал.
– Э-э! Куда?! Что значит «побежал»?! – возмутился Грязнов.
– Слава, я только сегодня из Женевы, я три дня жену не видел, я ранен, наконец, мне постельный режим врачи прописали.
Поехал Турецкий, разумеется, не к жене. Меркулов добрался до Лидочкиной квартиры всего минут за пять до него, так что ничего интересного Турецкий не пропустил.
Инара. Март 1976
– Мы наконец получили результаты искусствоведческой экспертизы икон, которые вы продали Гроссмайеру. Можете ознакомиться. Экспертизой установлено, что иконы ваши – мазня, так что мошенничество можно считать доказанным. Читайте. Вашу мазню вы продали по цене произведения искусства.
– Спасибо, я догадываюсь, что там написано, – отказалась Инара.
– Не желаете, я вам зачитаю. Та картина, которую вы пытались выдать… – Пирогова полистала акт и насмешливо процитировала: – «За „список“ с „Богоматери Владимирской“, выполненной в стиле „Умиление“, то есть Богоматерь с младенцем на руках и датированный началом девятнадцатого века, является безусловно талантливой, но, вне всякого сомнения, современной работой». К сожалению, для экспертизы пришлось прибегнуть к услугам музейных работников и реставраторов, которые, в отличие от наших экспертов, не могут обойтись без лирических отступлений. Вторая проданная вами картина, тоже Дева Мария с младенцем на руках, «так называемая „Одигитрия“, или „Путеводительница“, Богоматерь изображена в фронтальной, торжественной позе, правая рука поднята в жесте моления, обращенном к сыну…». И тоже талантливая, но подделка.
Пирогова спрятала акт обратно в папку.
– При обыске у вас обнаружены другие неоконченные работы, и все сплошь Богородицы. «Богоматерь Казанская», «Богоматерь Тихвинская», «Богоматерь Оранта», «Богоматерь Знамение»… Вы что, специализируетесь на женских образах? С себя пишете?…
Следствие тянется уже три недели. Теперь Инару на допросы стали вызывать реже, раз в два, а то и три дня. Следствие, видимо, близится к концу.
– Вели вы себя, Филиппова, можно сказать, достойно. Сообщников не выдали. Собираетесь предстать перед судом в гордом одиночестве?
– Не было у меня никаких сообщников. Я все делала сама…
– Сами рисовали, сами продавали?! – ухмыльнулась Пирогова. – Неужели вы думаете, мы в это верим? Приехала такая себе талантливая во всех отношениях девочка из далекого Свердловска, ни родственников, ни знакомых, ни связей в Москве, и вдруг на пустом месте обросла знакомствами, клиентурой… Вы сами-то верите, что такое возможно?
– Сообщников у меня не было, – упрямо повторила Инара.
– Ладно, облегчу ваши моральные страдания. О Яшине Георгии Константиновиче мы давно все знаем. Ваш Георгий вот уже лет пять плодотворно трудится на ГБ, пишет доносы на иностранцев, потому мы его и не трогаем. А с вами незадача вышла: немец заявление написал, а ГБ осведомители в данный момент не нужны, или, может быть, вы им на роль осведомителя не подходите, так что придется вам отвечать по всей строгости закона…
Значит, помощи ждать неоткуда. Георгий на адвокатов тратиться не будет – рискует сам попасть в немилость и загреметь на лесоповал. Замятин, конечно, тоже рисковать не станет – у него перспективы, ему мараться нельзя.
Почему– то вдруг вспомнилось, что брат Мурада Владлен где-то в Москве и, кажется, неплохо устроился. Он бы, наверное, мог постараться для «невесты» брата. Только как и где его искать, и вообще, глупости это все.
Полоса удач кончилась. Но ведь по большому счету сразу было понятно, что она не может длиться вечно. В конце концов, в колонии тоже можно стенгазеты рисовать, транспаранты писать типа «На свободу с чистой совестью».
На целых десять дней Инару оставили в покое. Что ж, значит, оформляют последние бумажки, потом ознакомление с материалами дела, и еще неизвестно, сколько ждать суда. Соседки по камере говорят, что можно месяц проторчать в СИЗО, а можно и полгода.
Ознакомление с делом состоялось утром в понедельник. Инара еще подумала, что с понедельника
